— Джон, — вдруг прошептала Дороти, — я хочу прямо сейчас подарить тебе мой рождественский подарок. Подожди здесь, я сейчас.
Джон улыбнулся.
— Конечно, дорогая. Но я думал, что мы положим их под елку...
— Понимаешь, это как бы часть подарка.
— Ну, поступай как знаешь.
Дороти вдруг словно подменили, ее глаза лучились счастьем, губы чуть раскрылись. Она показалась Джону еще более сексуальной и желанной, чем в их первую встречу. Потом Дороти снова стала серьезной и какой-то отрешенной и быстро пошла наверх.
Интересно, что это за подарок ей так не терпится вручить мне? — терялся в догадках Джон. Дороти выглядела такой воодушевленной, и Джон прекрасно понимал, что должен обязательно поддержать ее порыв и с благодарностью и восхищением принять подарок, каким бы он ни оказался.
Наконец он услышал на лестнице легкие шаги Дороти, и дверь в комнату открылась.
То, что Джон увидел, лишило его дара речи, он будто потерял способность соображать.
На Дороти была только коротенькая золотистая ночная сорочка и зеленые босоножки на высоком каблуке с такой же золотистой отделкой. Волосы украшала широкая зеленая лента.
Дороти казалась самим воплощением соблазна. Она плавно приблизилась к Джону, прямо глядя на него своими изумрудными глазами. Сердце Джона заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди, он не мог пошевелиться и немигающим взглядом уставился на это чудное явление.
Руки Дороти обвили его, и он услышал слова, которые уже не чаял услышать:
— Джон, я люблю тебя и прощаю. Я готова вновь стать твоей.
Джон с трудом сглотнул.
— Значит, подарок — это ты сама?
— Ты хочешь его получить?
— Хочу ли я? — прошептал Джон. Он умирал от желания. — О, Дороти, это самый прекрасный рождественский подарок, о котором я только мог мечтать!
Он нашел губы Дороти и припал к ним со всей страстью, на которую только был способен.
Дороти уже успела позабыть, что значит отдаться полностью и без оглядки. Ее охватило восхитительное желание, она испытывала те же чувства, что и голодающий, который добрался наконец до еды.
Рядом с ней снова был Джон-любовник, — страстный, жаждущий, требовательный, и каждая клеточка Дороти с радостью откликалась на его прикосновения и ласки.
Дороти ощущала, как чуть дрожат его руки, ласкающие ее через тонкую ткань сорочки, будто Джон все еще сомневался в реальности происходящего. Ей очень хотелось развеять его неуверенность, убедить, что теперь она действительно принадлежит ему навеки.
— Я действительно люблю тебя, Джон, очень-очень люблю.
Джон поднял на нее свои золотистые глаза, потемневшие от переполнявшего его желания.
— Ты действительно простила меня? — прохрипел он.
— Абсолютно. У меня больше нет сил сопротивляться очевидному.
— Если бы ты знала, Дороти, как я жаждал услышать от тебя эти слова! Это самый счастливый день в моей жизни.
— Пойдем в спальню, — низким голосом попросила Дороти.
У Джона перехватило дыхание.
— Могу я развернуть свой рождественский подарок в постели?
— Да.
— И наслаждаться им всю ночь?
— Да, милый.
Джон торжествующе улыбнулся.
— Тогда идем! Не будем терять ни минуты.
Он подхватил Дороти на руки, и, пока поднимался с ней в спальню, она чувствовала глухие удары его сердца и охвативший его жар.
Все это заводило и возбуждало Дороти даже больше, чем в самый первый раз. Тогда все было замечательно, но ее возбуждение было совсем другого характера. Теперь Дороти хорошо знала, что ее ожидает, знала до мелочей сильное красивое тело своего партнера. Каждый из них представлял, как лучше доставить другому удовольствие, и все обещало быть еще прекраснее, чем в первый раз.
— Правило первое, — торжественно объявил Джон в спальне, дразняще улыбаясь, — разворачивать бережно и не рвать ленточку.
Он бережно вынул ленту из волос Дороти и аккуратно положил ее на ночной столик. Затем взял в ладони ее лицо и начал медленно целовать, нежно касаясь губами век, носа, переносицы, и добрался наконец до губ.
Это был глубокий, очень долгий поцелуй. Джон неторопливо исследовал языком каждый уголок ее рта, и Дороти отвечала ему со всей страстью.
Наконец Джон отстранился и удовлетворенно посмотрел на Дороти своими блестящими золотистыми глазами.
— Правило второе. Растяни удовольствие, исследуя подарок на ощупь, прежде чем окончательно развернуть его.
Они стояли перед зеркальным шкафом, и Джон чуть отступил назад, чтобы Дороти могла полностью видеть себя и свою реакцию на его ласки.
Джон начал ласкать ее шею, потом перешел к груди. Дороти откинула голову на плечо Джона, ее дыхание становилось прерывистым, но не отводила глаз от своего отражения в зеркале.
За время беременности грудь Дороти заметно округлилась и стала еще более чувствительной к прикосновениям любящих рук Джона. В зеркале Дороти видела, как заблестели ее изумрудные глаза, как скривилось, словно от боли, лицо. Но на самом деле это было наслаждение, искреннее и ранее не испытанное ею. Дороти не верилось, что она добровольно могла столь долгое время лишать себя такой огромной радости.
Ладони Джона скользили все ниже, к животу, к бедрам, и теперь оба стонали от удовольствия. Постепенно руки Джона опустились к подолу сорочки, и Дороти с замиранием ожидала, каким окажется третье правило.
Наверное, оно будет звучать примерно так: теперь аккуратно снимите обертку и отложите в сторону.
Но Джон так и не сформулировал третье правило, ему, снедаемому нетерпением, было уже не до игр. Он через голову стянул с Дороти сорочку и, встретившись с ее глазами в зеркале, поднял ее на руки и отнес в постель. Затем он торопливо сбросил с себя одежду и опустился на кровать рядом с Дороти.
— Тебе нравится подарок? — с озорной улыбкой спросила Дороти.
— Неужели ты в этом еще сомневаешься?
— Я намеревалась подождать до утра, но не утерпела.
— Я рад. Мне не хотелось и думать о том, что в рождественское утро я проснусь в одиночестве.
— Я счастлива, что мы снова друзья, Джон. — Дороти крепко прижалась к мужу.
— Сегодня ты моя любовница, а не друг. Моя самая очаровательная, соблазнительная и беременная любовница.
— Возьми меня, Джон. Я хочу снова стать твоей.
— Мы не причиним вред нашему ребенку?
— Нет. Ему тоже нужно знать, что его любят.
Джона не надо было просить дважды. Они лежали, тесно прижимаясь друг к другу, и он очень осторожно вошел в Дороти. Его движения становились все интенсивнее, и наконец Дороти застонала от наслаждения.
— Я восторгаюсь тобой, дорогая, что ты сумела простить меня за все, что я тебе причинил, — прошептал Джон.
— Помнишь поговорку? «Любовь прощает все». Я думаю, что никогда не переставала любить тебя.
— И я тоже не переставал.
И Джон немедленно принялся доказывать это. Он истово ласкал Дороти, пока она не достигла пика и не взмолилась о пощаде.
Всю ночь они занимались любовью, словно пытаясь наверстать упущенное, и лишь ближе к утру, утомленные и счастливые, уснули в объятиях друг друга.