Именно такой он ее себе и представлял. Пожалуй, в этом и крылась для нее самая большая опасность. Он не ожидал, что так отреагирует на нее. Что она разбудит в нем зверя.

Он был уверен, что она способна околдовать любого мужчину. Только не его.

Но он ошибся. Как, как, как, будучи совершенно неопытной, она справится с этим?

Сжав руки над головой, чтобы он не заметил ее волнения, Франческа шагнула через порог и сделала несколько па, вращая бедрами, то, поворачиваясь к нему спиной, то, открывая его взору все тело, чувственно извиваясь в напряженной, полной желания тишине.

Она чувствовала на себе его пылающий взор, чувствовала, как ее тело откликается на его желание обладать ею.

Танцуя перед ним, она, наконец, поняла, что значит власть женщины. Мужчина не может жить без женщины. Он жаждет видеть ее обнаженной. Жаждет прикасаться к ее телу и знать, что оно принадлежит только ему. Жаждет проникнуть в самое ее сокровенное место и знать, что он – первый.

Все это не имело ни малейшего отношения к Саре Тэва, тем не менее, Алекс Девени был готов на все, только бы сорвать с себя одежду и глубоко, страстно вонзиться в нее – в ее лоно, ее тайну.

Казалось, еще немного, и он взорвется, словно динамит, такие сильные в нем бушевали чувства.

Франческа опустилась перед ним на колени, словно рабыня перед господином. Но даже она, неискушенная, понимала, что он в ее власти.

Молчание затянулось, напряжение росло, оно стало осязаемым. Франческа затаила дыхание, боялась шевельнуться, не зная, что может произойти в следующий момент.

Она никогда не воспринимала его как мужчину. Считая ее Сарой, он хотел, чтобы она околдовала каких-то мужчин, о которых она понятия не имела.

Но сейчас все было по-другому. Сейчас она, Франческа Рэй, реагировала на его силу, его страстное, жгучее желание, понимая, что благодаря своей наготе обрела власть.

Над ним.

Молчание и высокомерие. Франческа считала их своим самым сильным оружием против него. Но по силе воздействия не шли ни в какое сравнение с ее наготой и чувственностью.

Она силилась понять, как можно использовать их, чтобы получить то, что ей нужно, и удержать его...

Она украдкой взглянула на него, поднимаясь с колен. Нет, ей с ним не справиться. Пока он не насытится ею, не успокоится. Но ведь он жаждет не ее, а Сару.

Это безумие. Нужно немедленно отдалиться от него.

– Надеюсь, это было приемлемо, милорд.

– Сойдет. – Каждая частица его тела была напряжена до предела, он задыхался от вожделения. Он так желал ее. Так жаждал погрузиться в ее жаркое, влажное лоно.

Они проглотят ее, Кардстон и другие, словно швейцарскую булочку. Ей достаточно вот так поглядеть на них: сверкающие цепи будут подчеркивать ее покорность и послушание, и они станут ее рабами. Она вполне способна удовлетворить всех, оценивая сверкающим взглядом их силу в постели. Она будет переходить из рук в руки, потягиваясь, как кошка, и мгновенно забывая о них.

Будь проклята ее развратная душа.

Она стояла неподвижно, как статуя. Ни словом, ни жестом не показав, что хочет его, что готова на все, чего бы он ни пожелал.

Он никогда не чувствовал себя таким беспомощным, раздавленным женщиной.

Но это была не просто женщина... Сара может получить любого, кого пожелает; она вполне владеет своими чувствами и желаниями. Она имеет возможность выбрать себе жеребца, который вонзится в нее. Ей нравится, когда мужчины валяются у нее в ногах. Покупают ее.

Он не мог разглядеть сквозь вуаль ее глаза, они были сейчас недосягаемы, все остальное было открыто его взору.

У него не было сил оторвать взгляд от ее груди, от твердых, напряженных сосков. Он жаждал прикоснуться к ним, сжать их пальцами, заставить ее стонать и извиваться от страсти. Он с трудом сдерживался, чтобы не просунуть руку между ее ног, в густую рощицу волос; во влажное жаркое лоно, пульсирующее от желания.

Но Сара Тэва была совершенно безразлична. И это приводило его в ярость.

Но если он станет рабом собственных прихотей, никогда не освободится от ее власти. Но он ничего не мог с собой поделать. Тело не слушалось его. Здравый смысл уступил место необузданным эротическим фантазиям.

– Оденься, – резко приказал он, надеясь сбросить с себя пелену наваждения. – Убирайся, или я не отвечаю за последствия.

– Я действовала по вашему принуждению, милорд. – Какое счастье, что ее глаза скрыты вуалью. Это придало ей смелости, создавало иллюзию, что она одета. Давало ей уверенность и власть над ним. – Я неповинна в вашей глупости...

– Убирайся!

– Я не просила вас продавать мои таланты Кардстону да и любому другому, кто готов заплатить.

Он встал с постели, и она отступила на шаг.

– Будь ты проклята... – Она отошла еще на шаг.

– По какой-то подлой причине вы не хотите сказать мне...

– С какой стати я должен что-то говорить шлюхе? – Она, все еще пятясь, вошла в гардеробную и прислонилась к двери.

Скажи ему правду. Ты не можешь играть в эту игру. Соперничать с Сарой. Танцевать голой перед мужчинами. Зачем же ставить себя в ложное положение?

Скажи ему...

Она в страхе прислушивалась, ожидая, что сейчас он ворвется в гардеробную, и совершенно неизвестно, как разрешится эта кошмарная ситуация.

СКАЖИ ЕМУ!

...не могу...

Записка от Кардстона пришла в тот же день. Алекс сидел в библиотеке, вертя в руке листок белоснежной бумаги, исписанный размашистым почерком Кардстона. В записке было всего несколько слов:

«Я постоянно думаю о ней. Привези фантастическую Сару Тэва в пятницу вечером, ровно в девять, готовую к выступлению перед избранными друзьями. Все расходы беру на себя».

Друзья Кардстона... Алекс стал перебирать в памяти имена знатных людей и достопочтенных пэров, считавших себя друзьями Кардстона.

Все порочные, жаждущие легкой наживы, но хуже всех Кардстон, учитывая его личные пристрастия. Кардстон не брезговал ничем, только бы быстрее достичь цели.

Деньги решали все, цена нисколько не волновала его, лишь бы получить желаемое.

Вечер должен был состояться уже через два дня. Путь предстоял неблизкий – три часа езды в глубину графства Сомерсет, но Алекс пока не знал, останутся ли они на ночь. Возможно. В зависимости от того, что ему удастся сделать, пока Сара будет развлекать друзей Кардстона.

Его плоть мгновенно напряглась, до боли, как бывало всякий раз, стоило ему подумать о ней. Он безжалостно подавил нараставшее желание. Если он позволит себе думать о Саре, выставляющей все свои прелести перед друзьями Кардстона, то окончательно потеряет над собой контроль или сойдет с ума.

– Снова провел с ней ночь, да? – Маркус стоял на пороге.

– Господи, Маркус, неужели у тебя нет дел в церкви?

– А как насчет спасения души?

– Почему бы тебе не заняться спасением души твоей жены? – рявкнул Алекс.

Маркус напрягся.

– С Филиппой все хорошо. А вот деревня в шоке от того, что эта женщина все еще живет в нашем доме.

– Правда? А я, было, подумал, что она покорила тебя.

– Нет, если ты спишь с ней. С женой твоего покойного брата...

– Мне кажется, жена слишком обыденное для нее слово.

– Шлюха твоего покойного брата, – язвительно поправился Маркус.

– Какие благочестивые выражения, – заметил Алекс, сдерживая раздражение. – Ты умеешь быть таким добродетельным, Маркус. Видит Бог, ты в этом преуспел. Ну, все? И запомни: Сара будет находиться здесь до тех пор, пока я не решу ее отправить.

– Слуги болтают, – сказал Маркус.

– Пусть болтают.

– Мама подавлена.

– Отдых пойдет ей на пользу.

– Ты мерзавец, Алекс.

Алекс повертел в руках записку Кардстона.

– Такие выражения, брат, не к лицу священнику. Вот что я тебе скажу: занимайся своими подопечными, а моих оставь мне.

– Я не стану спрашивать, кого ты имеешь в виду. Ты совершил непоправимую ошибку, Алекс, введя эту... женщину... в наш дом, в нашу жизнь.

– Я устал от тебя, Маркус. Ты не перестаешь говорить об этом с тех пор, как я решил отправиться в Берлин.

– Не могу дождаться, когда ты снова уедешь, – пробормотал Маркус.

– Забавно слышать это от тебя. Как раз в пятницу мы с Сарой отправляемся к Кардстону.

– Боже милостивый, Алекс. Нет. Кардстон!

– Кардстон.

– Одного вечера тебе было мало? Ты с ума сошел, Алекс. Только знай, я не стану отвечать за последствия.