— Ого, значит, теперь все в курсе? — Яна кивнула хмуро. — Тогда милости прошу… хотя вам мое приглашение и не требовалось.

Отец, уже влетевший в квартиру, увидел Бобика и остолбенел. Конечно, он знал, что собака живет тут, но только сейчас будто впервые осознал всю картину целиком. Вадим же повел себя странно — наклонился и поцеловал Яну в щеку. Конечно, в их отношениях это давно стало обычным делом, но сейчас для нежностей был самый неподходящий из всех возможных моментов. Он это прекрасно понимал, провоцируя и без того злого гостя. Никто бы и не удивился, если после этого отец Яны бросился бы на него с кулаками. Но тот сдержался — а это означало, что он уже знает, что будет делать. Заговорил притворно-торжественным голосом, хоть и не смог убрать с лица брезгливости:

— Послушай, мудак. Я любил жену. И до сих пор люблю, несмотря на все, что вы натворили. Но дочь я не просто люблю… я убью за нее.

После такой пафосной формулировки даже Вадим не нашелся с ответом, зато Яна встала между ними, твердо понимая, что отец совсем не шутит. Григорьев перевел дыхание и продолжил:

— Она в тебя влюбилась — я могу в это поверить. Такую чистую и невинную девочку несложно обмануть. И нет ничего страшного в том, чтобы пережить несколько разочарований, прежде чем встретишь своего человека. Но ты найди себе другую игрушку.

— А кто вам сказал, что я играю? — спросил Вадим.

Напряжение росло, и Яна поняла, что дальше лучше не отмалчиваться:

— Пап! У нас с Вадимом все серьезно!

Он наконец-то перевел затуманенный взгляд на дочь:

— Серьезно, говоришь? Хорошо. Ради тебя я готов и про гордость, и про самоуважение забыть. Но если все так, то есть простой выход — женитесь. Этот мудак никогда мне не будет нравиться, но твоему мужу я поперек и слова не скажу. Живите долго и счастливо, если все так серьезно. Я организую все за неделю.

Яна опешила. В своих чувствах она не сомневалась, да и в Вадиме была уверена. Но кто же женится на такой стадии отношений? У них все только началось — и пусть идет прекрасно, но все равно нужно больше времени для принятия такого решения. Если их оставить в покое, если позволить свободно любить друг друга, то речь о свадьбе зайдет. Когда-нибудь. Или же эта влюбленность исчезнет, такое тоже случается. Но в брак люди должны вступать, когда чувствуют полную готовность к этому, а все сомнения уже пережиты. И отец это тоже поймет, если ему объяснить!

Но до того как она успела открыть рот, ответил Вадим:

— Нет.

Это было абсолютно уверенное и взвешенное «нет», а не какое-нибудь «нет, еще рано» или «нет, я не буду жениться только потому, что меня заставляют». Это было «нет», к которому не нужны пояснения. «Нет», отражающее не раз высказанное мнение Вадима о том, что всё когда-нибудь заканчивается. Несмотря на то, что и сама Яна понимала, насколько абсурдна отцовская идея, ее оглушило спокойствие этого «нет».

— Ну что, дочь, теперь видишь? — тихо заметил отец. — Твоему парню наплевать на то, что после этого я уведу тебя и не позволю ему больше к тебе приближаться. Он не просит прощения или хотя бы шанса проявить себя. Ему все равно, чем закончится эта игра.

И все именно так и выглядело. Если бы Вадим сказал: «Я люблю вашу дочь». Если он хотя бы намекнул на то, что не собирается сдаваться… тогда она встала бы с ним на одну сторону против отца. А с чего она взяла, что он на самом деле все это чувствует? Яна уже много раз побывала в его постели, вероятно, что он и впрямь наигрался. И только ждал момента, когда можно будет сказать это свое конечное «нет».

Она позволила отцу взять себя за руку и увести из этой квартиры. Григорьев напоследок развернулся и обратился к Вадиму, который больше не произнес ни слова, уже совсем мягко и без угрозы:

— Один раз в жизни поведи себя по-человечески, Вадим. Один раз. Я прошу, а не требую. Как отец, у которого никого роднее нет и не будет… Никогда больше не появляйся в её жизни.

Тот не ответил и не сделал даже шага, чтобы их остановить. Яна больше ни о чем не хотела говорить.

В этот момент они оба понимали, что это конец их истории.

Глава 20. Возможности слов

Вадиму нравилась Яна, он не обманывал ни себя, ни ее. И самое простое в этом осознании было то, что он не только чувствовал к ней сексуальное желание или его радовали любые проявления нежности, он привыкал к ней — бесспорно и очень прочно. Она не была самой красивой из тех женщин, что он знал, но она оказалась самой многомерной из них — и теперь все остальные выглядели плоскими картинками. Он был готов к тому, что их отношения будут становиться все более близкими, но к ультиматумам он готов не был. Однако из его единственно логичного ответа не только Григорьев сделал свои выводы, но и она сама — это читалось в ее взгляде.

Неужели она думала, что Вадим бросится под венец после трех месяцев знакомства? Неужели она так плохо его понимала, что может из одного слова сделать все выводы о его отношении?

А теперь хватит. Он будет скучать, это понятно, но вряд ли пойдет обивать пороги и умолять о новой встрече, если она сама этого не хочет. Влияние Яны на его жизнь было бесспорным — она показала, что у него получается быть счастливым, даже когда он живет совсем по другим правилам. В этом существовании меньше пьяного веселья, зато куда больше полного удовлетворения. Она это сделала с ним, и теперь Вадим предполагал, что такой он способен отыскать еще десяток Ян, которые потенциально могли бы занять ее место. Хороший учитель готовит ученика к тому, чтобы он смог выжить и учиться дальше без него. Поэтому Вадим даст себе три дня на тоску, а потом снова перестроится.

Уже на следующий день рано утром от Григорьевых приехал человек и забрал скулящего Бобика. Вадиму не оставили даже этой ничтожной поддержки. И отлично. Значит, все забудется еще быстрее, чем сейчас кажется.

Вадим гордился своей рациональностью и логическим мышлением, поэтому просто не позволил себе скатиться в депрессию. Для ощущения стабильности в своей личной жизни он стал чаще навещать сына. Для возвращения ей легкости — он вернулся к клубам и тамошним развлечениям. Но пару-тройку женщин спустя вдруг понял, что это пустая трата времени — он скидывает напряжение, но больше не чувствует прежнего азарта. Зато ему нравилась мысль о том, что если Яна каким-то образом узнает, что он не собирается хранить ей верность и биться головой об стену, ей станет проще и самой перестать о нем думать.

Но жизнь все-таки возвращалась в колею и двигалась вперед. Работа, перелеты, судебные заседания, клубы, друзья, беззубый Сережка и головная боль — все в порядке вещей. Подвеску, купленную на день рождения Яны, Вадим подарил Татьяне. И пусть никаких нежных чувств к этой женщине не испытывал, но все же был рад увидеть ее улыбку — все-таки она мать его сына, поэтому не грех иногда ей дать что-то, чего она не просила. Хотя та и не стеснялась в требованиях.

А зима длилась бесконечно. Почти бесснежная, но холодная, она только еще сильнее портила настроение. Новый год Вадим отмечал в доме Кира и Ксюши, но ушел оттуда раньше других — теперь он предпочитал сон таким событиям. К концу января он уже совсем позабыл о Яне и о странном осеннем периоде своей жизни — врут те, кто утверждает, что некоторые чувства неподвластны времени. Все проходит — и Вадим ощутил это на себе. Теперь он уже допускал мысль о том, чтобы обзавестись постоянной девушкой. Она обязательно будет изящной, красивой и высокой, будет лучше всех других жарить картошку и тоньше всех резать огурцы. Очень скоро — возможно, в начале весны — он всерьез займется кастингом на эту должность. А еще через год возьмет и всем назло женится на ней. И станет самым верным и покладистым мужем, какого только знал мир, пусть все друзья и недруги офонареют.

С этой такой теплой и уместной мысли его сбило всего лишь одно событие. Он ехал из ничего не значащего пункта А в ничего не значащий пункт Б, когда увидел ее. Она бодро шагала по аллее, не обращая внимания ни на пронизывающий ветер, ни тем более — на проезжающие мимо машины. Шла себе, как будто и ее жизнь тоже устаканилась в какой-то колее. Вадим резко свернул к обочине и вылетел из машины, но тут же замер на месте — ну окликнет он ее, догонит… и что потом скажет? Давай возобновим наш таинственный роман? А вдруг она ответит, что уже все давным-давно прошло, что в ее жизни появился кто-то важный — хороший, добрый, от которого отец в восторге? И если она именно это и скажет, то как Вадиму потом существовать с подобным знанием?