Барбара Картленд - Несравненная

— Очень просто, — ответил граф. — И я уверен, что мы будем с тобой просто счастливы вместе!

Он улыбнулся ей, потом уже совсем другим тоном, подсаживаясь все ближе, сказал:

— Ты такая красивая! Я знал с самого начала, когда ты только вошла, что ты совсем, совсем другая. Не такая, как все остальные женщины, собравшиеся здесь.

Он немного помедлил, потом продолжил:

— Мне очень жаль, что это случилось с Гарри. Но я не могу больше ждать. Я так хочу тебя, и ты не представляешь себе, что значишь для меня. Пойдем ко мне в спальню или, может, ты хочешь остаться здесь?

Тут Аморита наконец поняла, что он имел в виду.

Она шарахнулась от него в сторону и сказала:

— Нет… нет, конечно же, нет! Как вам вообще могло прийти в голову… нечто подобное? Я не думала… не знала… что эти женщины… которых вы сюда… пригласили… что они такие!

Теперь граф уставился на нее с явным недоумением.

— Ты — не знала? Тогда кто же ты? Откуда взялась, черт возьми?

Аморита вспомнила, что говорил ей Гарри: граф не должен был узнать правду. Ни в коем случае.

— Я… я… актриса, — соврала она. — Хотя у меня… пока… не было ролей на сцене. Пока.

— Актриса! — повторил рассеянно граф, как будто впервые слышал это слово. — Тогда получается, что Гарри нарушил правила?

— О, пожалуйста! Вы не должны на него сердиться, пожалуйста! — взмолилась Аморита. — Подруга, которая должна была его сопровождать, подвела его в последний момент. Мне было так его жаль… И я предложила пойти вмести с ним.

— Понятно, — медленно произнес граф, как будто пытаясь осмыслить все сказанное. — И я полагаю, что на тебе одежда этой подруги? Тебе она не очень-то впору.

— Да… так и есть, — призналась Аморита.

Она очень боялась, что граф может потребовать от Гарри вернуть выигранные деньги, поскольку тот нарушил установленные правила.

Поэтому умоляющим голосом она попросила:

— Пожалуйста… пожалуйста… не сердитесь на Гарри! Он поступил так, потому что… он очень… хотел участвовать в скачках… Это я убедила его взять меня с собой. Я сказала, что если пойду с ним… никаких трудностей не будет…

Граф смотрел на нее, как ей показалось, довольно странно.

Потом сказал:

— Из всего, что ты мне тут наговорила, — он немного запнулся, — я могу сделать вывод, что ты просто очень любишь Гарри и не хочешь его покидать ради кого-то другого. Да?

— Я… очень его люблю! — согласилась Аморита.

Граф вздохнул.

— Ну и хорошо, — с грустью сказал он. — Вечер закончился совсем иначе, нежели я мог ожидать. Надеялся я, по правде сказать, на другой финал. Но сейчас, конечно же, когда Гарри в таком состоянии, тебе нельзя его оставлять.

— Спасибо… спасибо за понимание, — прошептала девушка.

— Ничего труднее в моей жизни еще не было, — усмехнулся граф самому себе. — По правде говоря, Рита, ты мне испортила всю вечеринку.

— Простите меня, — пролепетала она.

Аморита с мольбой в глазах посмотрела на него.

Потом, не успела она опомниться, граф привлек ее к себе и поцеловал.

Это был короткий и очень нежный поцелуй — первый в ее жизни. Прежде Амориту не целовал ни один мужчина.

У нее в голове промелькнула мысль, что именно таким и должен быть настоящий поцелуй, хотя на самом деле он оказался еще прекрасней.

Какое-то мгновение граф держал се в своих объятиях.

Затем он отстранился и хрипло сказал:

— Спокойной ночи, Рита.

Потом поднялся с кровати и направился к двери.

Он ни разу не оглянулся и вышел из спальни, тихо закрыв за собой дверь.

Аморита лежала, откинувшись на подушки, и думала, что весь мир перевернулся вверх дном.

Какое-то мгновение она еще чувствовала тот странный трепет, который испытала, когда граф поцеловал ее.

Потом она вспомнила его слова.

У нее даже в глазах потемнело, как после вспышки ярчайшего света.

Он предлагал ей стать его любовницей.

Аморита была абсолютно невинным созданием и совсем мало знала мужчин.

Но она была хорошо образованной и начитанной девушкой.

Конечно же, она читала о любовницах Карла II и о любовных похождениях французского короля Людовика XIV.

Но ей и в голову не могло прийти даже на секунду, что женщины, приглашенные в замок графа Элдриджа, были вовсе не актрисами, как она наивно полагала.

Теперь же она прекрасно поняла, что все эти дамы являлись любовницами и содержанками мужчин, которые привезли их сюда.

Ей стало также понятно, почему Гарри так не хотел брать ее с собой вместо Милли.

И почему он не хотел, чтобы она общалась слишком близко с Зеной или другими женщинами.

Мысли ее снова вернулись к графу, и она прошептала:

— Как он мог… как он мог… подумать, что я соглашусь… на подобное?

Она содрогнулась от мысли о том, что теперь граф думал, будто она была любовницей Гарри.

Она в панике соскочила с кровати.

«Мы должны уехать… мы должны уехать немедленно! Как я буду смотреть ему в глаза… и как должна теперь смотреть на этих женщин?»

Аморита накинула шаль и прошла в комнату Гарри.

Он все еще был без сознания.

На секунду она испытала жуткое чувство страха, что он мог умереть.

Она схватила его руку, чтобы проверить пульс.

Сердце Гарри билось спокойно, и когда Аморита дотронулась до его лба, он был уже сравнительно теплым.

Она вернулась к себе и начала строить планы отъезда.

Видимо, она слегка задремала. Внезапно очнувшись, девушка поняла, что из комнаты Гарри доносились какие-то звуки.

Она подбежала к кровати брата и увидела, что он ворочается под одеялом и вертит головой из стороны в сторону, еле слышно постанывая.

Глаза его были закрыты, и Аморита поняла, что он все еще в состоянии сильного опьянения.

Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Было около четырех часов утра.

Значит, скоро начнет светать.

Она вернулась к себе и решительно начала одеваться.

Ей пришлось надеть дорожное платье, в котором она приехала в замок.

Но она пообещала себе, что обязательно вернет Милли назад всю одежду, которую та ей прислала.

Аморита не хотела больше видеть эти мерзкие наряды.

Полностью собравшись, она спустилась вниз, чтобы позвать лакея, дежурившего ночью.

Все кругом было тихо.

Она шла очень осторожно, боясь, не дай бог, кого-нибудь разбудить.

Лакей дремал в оббитом кожей кресле, которое, судя по его виду, стояло в холле уже в течение нескольких веков.

Аморита разбудила слугу и медленно, чтобы он все понял и нигде не ошибся, проговорила:

— Не могли бы вы сходить в конюшню и попросить подготовить экипаж, в котором приехал сэр Эдвард Хау?

— Уже уезжаете, мэм? — спросил полусонный лакей.

— Да, — ответила Аморита. — Сэр Эдвард почувствовал себя плохо, и мне нужно отвезти его к врачу.

Слуга вроде бы понял.

Потом, уже повернувшись к лестнице, чтобы вернуться к брату, Аморита сказала:

— Когда фаэтон будет готов, не могли бы вы позвать с собой кого-нибудь, чтобы помочь мне перенести сэра Эдварда вниз и усадить его в коляску?

Лакей удивленно поднял брови, но с готовностью ответил:

— Сделаю, мэм.

Он поспешил на улицу через парадный вход, а Аморита поднялась обратно в спальню.

Она присела за секретер, находящийся в углу комнаты, и написала записку миссис Доусон.

Своим изящным почерком она быстро набросала:

Она оставила письмо на кровати, чтобы миссис Доусон его обязательно нашла.

Очень быстро она собрала те немногие вещи, которые действительно принадлежали ей, и завязала их в небольшой узел.