LJ Maas - Нет более слепых…

Тори услышала низкий голос и остановилась в дверях комнаты Джессики, она всегда так делала, просто наслаждаясь голосом Тэйлор, читавшей малышке сказки на ночь, и тоненьким голоском дочери, задающей вопросы.

– Тэй, что это? – спрашивала Джессика, тыкая пальчиком в картинку в книге.

Тори стояла за спиной Тэйлор. Женщина удобно расположилась в кресле-качалке, а Джессика сидела у нее на коленях.

Тэйлор продолжала читать, Джессика перебила ее вопросом, женщина ответила и начала щекотать девочку, заливающуюся веселым смехом, затем весь процесс повторялся снова. Тори услышала, что Тэйлор остановилась, и глубокий вздох женщины, нарушивший тишину, разорвал сердце Тори. Затем опять послышался голос Тэйлор.

– Ты должна заботиться ради меня о маме, Джес. Она сильная и иногда может быть упрямой как черт, но она хорошая. Она теперь будет слишком далеко от меня, и я не смогу заботиться о ней, так что ты должна помочь мне, девочка, – сказала Тэйлор роняя слезы.

– Хосе, – ответила Джессика. Тэйлор усмехнулась, малышка понятия не имела, о чем говорила Тэйлор, но ответила правильным словом в нужном месте.

– Я люблю тебя, Джес. Пожалуйста, не забывай обо мне, ладно… хорошо? – спросила женщина.

– Хосе, – снова согласилась Джес. – Люлю тея, – девочка встала на коленях Тэйлор и обняла ее за шею.

– И я люблю тебя, малышка. Я так сильно буду скучать по тебе, Джес. Веди себя хорошо с мамой, ладно?

Джессика кивнула и устроилась на коленях Тэйлор. Тори тяжело прислонилась к стене за дверью комнаты. Она вернулась к себе в спальню, не в силах унять слезы, которые уже стали частью ее распорядка дня.

Неизбежно приблизился день отъезда. Это было слишком скоро для обеих женщин. Фургон для вещей приехал еще с утра. Тори наотрез отказывалась брать с собой мебель, но Тэйлор привела весомые аргументы. Тэйлор объяснила, что раз она переезжает, то не стоит еще сильнее усложнять себе жизнь. Были вещи, которые она просто обязана была взять. Автомобиль был Тори, она могла либо оставить его себе, либо продать, как сказала ей Тэйлор. Женщина вложила в руку Тори небольшую чековую книжку, сказав при этом, что ни за что не возьмет ее назад, как бы не отказывалась Тори.

Тэйлор несла детское сиденье в машину. Тори намеренно держалась чуть позади, чтобы дать подруге попрощаться с ребенком. Тэйлор нежно обняла девочку, тихо что-то говоря ей на ухо. Девочка начала хихикать и Тэйлор посадила ее на заднее сидение Чероки.

Погода последние несколько недель была теплая, дни были ясные, так что движение не должно быть сильно затруднено, объяснила Тэйлор. Женщины обошли машину, Тори обняла Тэйлор за талию, а Тэйлор прижимала к себе Тори за плечи. Тори согласилась звонить из мотелей каждый вечер, и по приезде в Чикаго.

Слезы заблестели в глазах девушки, когда она остановилась, чтобы взглянуть в синие глаза подруги. Брови художницы были нахмурены, поскольку она пыталась сдержать собственные эмоции.

– Мне так страшно, – призналась Тори и слезы потекли по ее щекам.

Тэйлор заключила девушку в объятия, в последний раз ее сильные заботливые руки обнимали маленькую женщину, пытаясь вселить в нее уверенность, которую на самом деле она не испытывала.

– Все так не просто, – согласилась Тэйлор, – Мне тоже страшно, – прошептала она надломившимся голосом.

Отстранившись, она хотела последний раз поцеловать девушку. Она наклонилась и поцеловала Тори в губы так нежно, что они едва почувствовали контакт. Потом, не заботясь о том, что кто-то может смотреть, они поцеловались еще раз. На этот раз поцелуй был сильнее, Тэйлор взяла в руки лицо девушки, и задержала их так.

– Я люблю тебя, коротышка, – мягко сказала Тэйлор.

– О, длинная, и я люблю тебя, – ответила Тори, обвивая руками шею темноволосой женщины.

Тэйлор не помнила отчетливо, что случилось после этого. В ее памяти навсегда останется только вид уезжающей машины, которая увозила из ее жизни любимую женщину и ее дочь.

Соседи, знавшие девушку, уже поняли, что произошло. А те, кто не понял, не должны были далеко ходить за объяснениями. У обычной пары или гомосексуальной, они знали, как выглядит разрыв. Всем нравились обе женщины, они так нежно относились друг к другу, и с такой любовью и самоотверженностью заботились о своем ребенке, как никто не заботился. Многие с грустью смотрели, как высокая художница просто стоит на обочине дороги и смотрит в сторону, где скрылась машина. Когда она наконец очнулась, то поняла, что войти в пустой дом выше ее сил. Она села на первую ступеньку, подтянула к груди колени и обняла их руками. Стемнело, прежде чем она набралась смелости снова войти в дом. Она сказала себе, что теперь ей больше незачем сдерживать свои эмоции.

Тори повесила картину и отошла посмотреть, ровно ли. Она тронула еще раз уголок и сделала шаг назад, чтобы насладиться видом. Конечно, это не первый рисунок ее дочери, но это первая работа, сделанная ей в подарок и с таким значением. Эта картина была сделана с фотографии, которую они обе, Тори и Джессика, хранили в своих бумажниках. Тэйлор сделала эту фотографию, сразу после того, как Джессика научилась ходить. Она схватила момент, когда девочка подбежала к улыбающейся матери, коснулась указательным пальцем кончика носа Тори и радостно засмеялась. То, что Джессика выбрала именно эту фотографию, чтобы сделать подарок на день матери, говорило больше, чем слова. Это было как напоминание об их счастливой жизни вместе с Тэйлор.

Она вспомнила день матери много лет назад. Писательница почувствовала себя одинокой и нелюбимой, а потом в памяти всплыл день рождения Тэйлор, и Тори расстроилась еще сильнее.

Тори отошла от стены и улыбнулась еще одному незнакомому человеку, которого представлял ей ее агент.

– Ты выглядишь скучной, – сказал Рик высоким голосом. – Помни, все эти люди здесь ради тебя.

– Ну, найди мне кого посимпатичнее и я уеду с ней, – разозлилась Тори.

– О, да ты в отличном настроении. Что тебя беспокоит? – спросил Рик, приветственно махая кому-то через всю комнату.

– Моя дочь ненавидит меня, ее нянька уволилась, и у меня не было секса уже два года… еще есть вопросы? – язвительно спросила Тори. Они с Риком были старыми друзьями и подтрунивали друг над другом все время. Когда она узнала, что Рик – гей, она стала таскать его за собой на все встречи и вечеринки, чтобы избавить себя от внимания других мужчин. В обществе ходил слух, что Тори и ее агент уже давно вместе.

Рик ушел к бару и вернулся со стаканом Гленливета, вручив его подруге. Тори поблагодарила и сделала глоток. Когда она снова подняла голову, то увидела пару синих глаз, таких, казалось бы, знакомых. Женщина в другом конце комнаты тряхнула головой и откинула с лица темные волосы, обольстительно улыбнувшись писательнице.

Тори почувствовала, как по ее телу разливается тепло от этой улыбки. Кто-то, должно быть, обратился к женщине, потому что она отвернула голову в другую сторону. Это удивительное совпадение, что она встретила женщину, так сильно напоминавшую Тэйлор, учитывая, что они были в разлуке уже семь лет. Особенно в выходной, когда Тори скучала по подруге больше чем когда-либо.

Женщина, стоявшая в другом конце комнаты, не была такой высокой, как ее старая подруга. Но у Тори все равно перехватило дыхание. Эта женщина была красива, но не так как Тэйлор с ее ошеломляющей красотой. Тори поймала себя на том, что откровенно рассматривает тело женщины. Она опять увидела глаза цвета индиго. На этот раз женщина улыбнулась и подмигнула, давая понять, что она поймала ее. Тори пожала плечами, а брюнетка снова повернулась к людям, с которыми разговаривала.

– Я хочу предупредить тебя насчет нее, – прошептал Рик на ухо Тори. – Она проститутка.

– Ты шутишь? – Тори была удивлена. Она не знала, что проститутки могут выглядеть как обычные женщины, а не так, как девчонки с Пятьдесят Восьмой улицы в Чикаго.

– Она очень дорогая, но, судя по тому, что я слышал, она знает свое дело, – тихо проговорил Рик.

– Насколько дорогая? – спросила Тори.

Рик посмотрел на молодую женщину и улыбнулся. Он не думал о Тори, как о женщине, способной платить за секс. Но два года без свиданий – долгий срок.

– Хочешь, чтобы я договорился обо всем от твоего имени? – спросил Рик с понимающей улыбкой.

Тори наблюдала, как молодая женщина через комнату смотрела на нее с ухмылкой, которая, казалось, говорила, «чего же ты ждешь».