— Глупенькая, — он смотрит на потолок и продолжает улыбаться.
— Что это значит? — хмурюсь, ничего не понимая.
— Что я счастлив, что ты сказала мне это, — спокойно отвечает мужчина, вновь повернувшись ко мне и посмотрев в глаза.
Робко улыбаюсь в ответ, а потом всё-таки не выдерживаю:
— Но почему ты усмехнулся?
— Я просто не ожидал от себя, что отреагирую так, — вдруг произносит блондин.
— Как? — переспрашиваю я.
— Сейчас покажу, — и он притягивает меня к себе и начинает целовать, тягуче нежно, глубоко, каждым движением языка вызывая во мне желание, медленно распаляя меня… — нет, Мила, нужно остановиться, — и вновь он первым прерывает поцелуй, когда я уже думать ни о чём не могу, кроме его губ, рук, тепла его тела…
— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — шепчу, чувствуя, что это выше моих сил: что я действительно хочу, чтобы он продолжил.
— Мила, — полу-шепчет — полу-стонет Макс, утыкаясь лбом мне в плечо.
Оказывается, я лежу сверху… а его руки жадно гладят меня по спине… под платьем… когда мы успели расстегнуть моё платье?..
— Пожалуйста, не останавливайся, — прикусывая губу, прошу, чувствуя бедром его желание… как он вообще может сопротивляться?!
— Ты должна была просто лежать рядом… — словно негодуя на самого себя, произносит мужчина.
— Но я не хочу просто лежать рядом, — кладу ладони на его лицо и заставляю смотреть на себя, — да, ты привёз меня сюда. Да, ты попросил быть рядом с тобой в этот день. Да, ты обещал не тронуть меня. Но я сама хочу этого, понимаешь?
Дыхание мужчины меняется, глаза темнеют…
— Я идиот, раз решил, что смогу это выдержать, — произносит он напряженным голосом.
— Так не выдерживай, — вновь прошу его негромко.
А в следующую секунду меня резко переворачивают на спину, затем стягивают с меня платье и отбрасывают его в сторону.
— Я знаю, как тебя успокоить, — едва касаясь моих губ своими, произносит блондин, а затем начинает медленно спускаться вниз, целуя каждый сантиметр моей кожи, обдавая заведенное тело горячим дыханием, вынуждая меня поджимать пальцы ног в ожидании его прикосновений. Я зажмуриваю глаза, почувствовав, как лишаюсь части своего белья… а затем судорожно выдыхаю, ощутив его горячий язык там…
— Нет, это выше моих сил, — произносит мужчина, спустя несколько минут моих громких стонов, закончившихся бурной разрядкой, а в следующее мгновение входит в меня, вызывая новый стон — наполненный таким количеством эмоций, что я вновь не выдерживаю и сотрясаюсь от волны наслаждения…
Праздничный салют вынудил меня подняться с постели и подойти к окну. Это было невероятно красиво… и главное — так близко с домом! Кажется, я могла похвастаться лучшим видом в городе.
Легкий поцелуй в основание шеи заставил кожу покрыться мурашками.
Я повернула голову к Максу и улыбнулась.
— С новым годом, Мила, — негромко произнёс он, прижимая меня к себе.
— С новым годом, Макс, — с улыбкой ответила я, подняв ладонь и, не глядя, проведя ею по его щеке…
Его крепкое тело за моей спиной, его теплое дыхание на моих волосах, его сильные руки, сомкнутые под моей грудью… Всё это дарило мне такое невероятное чувство надежности и защищённости, что я впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. По-настоящему счастливой.
Негромкая вибрация телефона заставила блондина повернуть голову в поисках девайса, а затем ненадолго отойти, пока я продолжала смотреть на новогодний фейерверк. Долгое молчание за моей спиной вынудило меня обернуться на мужчину и с улыбкой спросить, что случилось.
Лицо Макса было бледным.
Он поднял на меня глаза и негромко произнёс:
— Самолёт Глеба разбился.
Ровно два года спустя…
Я пригладила скатерть и поставила последнюю тарелку с салатом. Судя по часам, они уже должны были прийти… Стол был накрыт и ждал гостей. Дом убран. Постельное белье в гостевых спальнях перестелено.
Поворачиваюсь к зеркалу и поправляю причёску. Затем бросаю взгляд в угол… и тут же отвожу глаза.
Лина с Лёшей, как обычно, появляются с шумом. Я здороваюсь с обоими, позволяя обнимать себя и отпуская комментарии об их излишней осторожности, затем, когда они проходят в гостиную, дожидаюсь появления своего мужчины…
Блондин входит в прихожую, стряхивая снег со светлых волос, поднимает взгляд на меня… и карие глаза наливаются теплом и любовью. Он быстро закрывает дверь, раздевается и подходит ко мне. Проводит ладонью по щеке и нежно целует. В кончик носа. Я морщусь, давая понять, что хочу большего, и получаю мягкий поцелуй в губы, который бы тянулся и дольше, если бы не Лина.
— Ну, хватит вам! Муж и жена, называется. Неужели времени не хватает?
Я поднимаю бровь, оставляя это высказывание без комментариев, а Макс широко улыбается и проходит в гостиную.
— А где Соня? — удивленно спрашиваю, входя в комнату вслед за ним.
— Она умотала на Бали… или куда-то там ещё? — Лина хмурится и бросает короткий взгляд на Бесова, который апатично жмёт плечами; ну, да, ему не интересны последние сплетни о сотрудниках компании… — В общем, Самуил Викторович её отпустил.
— С кем хоть она улетела-то? — из любопытства уточняю, убирая лишние приборы.
— Да с каким-то новым поклонником, — отмахивается Лина, — тем более, Самуилу Викторовичу помогает Таня… — она косится на Бесова, но тот молчит: лишь недовольно поджимает губы, — ладно, моего благоверного эта тема слегка бесит, так что давайте поговорим о чём-нибудь другом…
— Как твои успехи в общении с американцами? — улыбается Макс, наблюдая за неугомонной парочкой, вновь начинающей играть в «гляделки».
Беседа начинает течь сама собой, мы смеемся, общаемся и шутим, делясь новостями и последними событиями личной жизни.
Через минут сорок мы с Линой отходим в дальнюю комнату — одну из гостевых спален, которая нынче будет пустовать.
— Как ты? — спрашивает негромко Лина, — Я знаю, я свинья — уехала на несколько месяцев и звонила очень редко…
— Я не фарфоровая, Лина, — спокойно улыбаюсь ей, — и меня вполне можно оставить одну.
— Ну, судя по всему, оставлять тебя одну — крайне опасно, — замечает она, скосив взгляд на округлившийся живот.
Мы улыбаемся друг другу.
— Да, наши отношения… пошли на лад, — осторожно подбирая слова, говорю я, бездумно проводя рукой по столу и вспоминая лучшие моменты последних четырёх месяцев, — он очень старается.
— Могу его понять, — искренне отвечает Лина, — ты заставила его сильно понервничать.
— Всё было так плохо? — сосредоточенно смотрю на неё.
— На него страшно было смотреть, — вновь честно отвечает Лина.
— Я считала себя виноватой, — коротко произношу и прохожу к окну.
— В чём? В смерти Глеба? — Лина качает головой, не скрывая своего отношения к моему поведению, — Мила, если кто виноват, то уж точно не ты. Самуил Викторович рассказал Тане о Джун, Таня рассказала об этом Глебу, я не поддержала его в тот момент, когда он нуждался хотя бы в одном друге. Мы все отпустили его в аэропорт… Мила, да ему было даже не с кем поговорить! Но если быть честными до конца, он сам в этом виноват.
— В том, что самолёт упал? — чуть холоднее, чем нужно, спрашиваю у неё.
— В том, что не прислушался к нам. В том, что предпочёл холить свою обиду на весь мир. В том, что отвернулся от друга, узнав, что тот может быть его соперником за твоё сердце… Мила, сама подумай, что бы он сказал той девушке?.. Как бы себя с ней повёл?.. И как бы отреагировал, узнав правду?..
— А ты знаешь её? Это правду? — сосредоточенно смотрю на её лицо.
— Никто не знает. Только сама Джун. Но это дело двух сердец — нам об этом знать не нужно, — мягко покачав головой, отвечает Лина.
— Как у вас дела? — спустя пару секунд молчания, перевожу тему я.
— Лучше не спрашивай. Это какая-то нескончаемая битва характеров. Мы отвоёвываем друг у друга каждую мелочь… каждый сантиметр своей свободы… — она вдруг усмехается и задумывается над чем-то, уплывая в воспоминания… в приятные воспоминания…
— Я всё время думаю о нём, — признаюсь непроизвольно.
Наверное, всё это время я хотела выговориться. Ничем иным появление этих слов в тишине комнаты, я не могла объяснить.