Мои мысли прерываются, когда Твитч медленно встает и поворачивается к своей девушке. Не выглядя впечатленным, он рычит:
— Линг.
Ее взгляд удерживает мой еще секунду, прежде чем она переводит его на Твитча. Ее, идеальные губы, накрашенные красным, соответствуют ее идеальному... всему.
Мне не нравится эта женщина, очень сильно.
Твитч предупреждающе смотрит вниз на нее, и ее сердитый взгляд становиться нерешительным.
— Ты слышишь меня, сука, или нам нужно проверить твои уши?
И тогда мне становится ее жалко. Так нельзя говорить со своей девушкой. Так нельзя говорить с любыми девушками.
Я сосредотачиваю взгляд на Твитче, когда Линг проходит мимо меня слишком близко. Ее плечо задевает мое, и хоть это и не больно, очень меня злит. О, и какую жалость я испытывала к ней? Забудьте.
Ага. Иди отсюда Гламурная шлюшка МакГи3.
Дверь хлопает сильнее, чем нужно, и Твитч обходит свой стол, садясь перед ним.
— Что ты здесь делаешь?
Меняя тему, я говорю:
— Я не думаю, что понравилась твоей подружке.
Показываю самое скучающее лицо, которое могу сделать, и невозмутимо добавляю:
— Я огорчена.
Качая головой, он бормочет:
— Да, я вижу это.
Умение избегать вопросов. Уровень: эксперт.
Дальше следует неловкое молчание. Долгое неловкое молчание. Твитч наблюдает за мной из-под длинных ресниц, его лицо не выражает эмоций.
Парень засовывал свой член в меня. Он оборачивал свой ремень вокруг моей шеи. Я позволяла ему поместить свой большой палец в мою девственную попу. Он довел меня до оргазма. Больше одного раза. И я многого не знаю о нем. Все, что я думала, что будто бы знаю о нем, было ошибочным или абсолютно неправильным.
Глубоко вздохнув, он резко спрашивает:
— Ты приехала, чтобы пялиться на меня, или выложишь, что тебе надо?
Я морщусь от его глупого и грубого поведения. Его глаза становятся жестокими, и он рявкает:
— Говори.
И тут, я ляпаю:
— Мне не нравится то, что ты со мной делаешь.
Скрестив ноги перед собой, он говорит совершенно безразлично:
— Нет. Тебе не нравится, что ты позволяешь мне делать это с тобой.
Я обдумываю это. И когда понимаю, что он, однозначно прав, тихо спрашиваю:
— Почему ты не скажешь мне свое имя?
Его ответ — скучающий взгляд в мою сторону. Потянувшись к своему карману, он достает пакетик шоколадных драже, высыпает горстку себе на ладонь, и запихивает это в рот. Медленно жует, а я наблюдаю, как работает его горло, когда он постепенно сглатывает растаявшую липкую сладость, и сжимаю бедра вместе, стараясь отрицать тот факт, что этот мужчина имеет власть надо мной.
Найдя мужество где-то глубоко в себе, я делаю шаг вперед, и говорю с поддельной бравадой:
— Я не знаю, кто ты, но я собираюсь выяснить это… Твитч.
Его бесподобное лицо искажается от ярости, а глаза вспыхивают. Он резко встает и обходит свой стол, чтобы сесть в трон, который он называет стулом. Выпуская пар, он берет документ, и бегло его просматривает:
— Даже не собирайся раскапывать, Алекса. Ты ограничишься тем, что найдешь несколько костей.
Я не знаю, что на это сказать, но мой желудок сжимается. Все еще читая, он добавляет:
— Если продолжишь это, тогда ты пострадаешь
Моя спина напрягается:
— Это угроза?
Он поднимает голову, и его нежные карие глаза ожесточаются:
— Это, бл*дь, обещание.
Мое сердце колотится в груди. Мне нужно убираться отсюда. Это была очень плохая идея.
С трудом сглатывая, я тяжело дышу, и делая шаг назад, отступаю, все еще сохраняя немного гордости. Я уже на полпути к двери, когда он спрашивает:
— У тебя есть планы на эти выходные?
Остановившись, я качаю головой. Открывая ящик стола, он берет золотистый конверт, достает карточку из него, и что-то подписывает. Протягивает руку, чтобы я взяла карточку и, я сомневаюсь лишь секунду, прежде, чем любопытство побеждает. Подхожу к его столу, беру карточку, и читаю про себя:
«Благотворительный прием. В субботу вечером. Костюмированный бал-маскарад».
Я знаю двух людей, которым понравится такое. Чувствуя себя неловко, я тихо спрашиваю:
— Можно я приведу с собой кое-кого?
Губы Твитча кривятся:
— Только не любовника
Хмммм. Интересно. Мы подумаем об этом попозже.
Качая головой, я говорю:
— Нет, мои два лучших друга... — но я замолкаю, когда он наклоняется над столом, хватает мое приглашение, и дописывает что-то еще. Переворачивая карточку, он пишет что-то с другой стороны, и возвращает мне.
Опустив голову в свои документы, он как бы выпроваживает меня:
— До субботы, Алекса.
Слишком ошеломленная, чтобы сказать ему даже "пока", я выхожу из его офиса, закрываю за собой дверь, и смотрю вниз на приглашение в моих руках.
Алекса Баллентайн и гости.
Маленькая улыбочка украшаем мои губы. Мне нужно сделать несколько телефонных звонков.
Входная дверь моей квартиры распахивается, и на пороге появляется Никки, осунувшаяся и изнуренная. Улыбаясь, я открываю рот, чтобы сказать ей «привет», но она перебивает меня взмахом руки:
— Нет! Ты сказала, что расскажешь мне. Сейчас мы обе не заняты, и ты можешь рассказать мне. Что, черт возьми, произошло с тобой в эти дни? Больше ты не уйдешь от ответа!
Почему люди всегда перебивают меня?
Вздыхая, я встаю со своего места на диване:
— Кофе?
Со стоном садясь на мое только-что-покинутое место, она устало отвечает:
— Само собой.
Хихикая, я иду, чтобы приготовить кофе, и думаю о том, как много я должна рассказать ей.
У Никки и меня не бывает секретов, но в этом случае, мне, возможно, надо сделать исключение. У меня внутри все сжимается в мрачном предчувствии.
Ставя кофе на столик, я сажусь в кресло подальше от нее, и таким образом у меня появляется немного пространства, пока я буду рассказывать о том, что произошло.
— Ну, помнишь, некоторое время назад я говорила тебе, что думаю, что кто-то наблюдает за мной?
Внезапно в ее глазах появляется беспокойство. Она кивает, и я осторожно продолжаю:
— Ну, оказывается...
Пауза.
— За мной кто-то…
Пауза.
— Наблюдает.
Она открывает рот от удивления, глаза расширяются, она даже не моргает. Шок — вот подходящее слово. Определенно, она в шоке. Не уверенная, что теперь делать, я кричу:
— Сюрприз!
Опуская свои расширившиеся глаза, она качает головой, как будто пытается отряхнуть ее:
— Он обидел тебя?
Смотря, что понимать под «обидел».
Попивая мой кофе, я внезапно чувствую потребность защитить Твитча. В конце концов, он спас меня:
— Нет, если бы его там не было, когда на меня напали...
— Никки вздыхает, и накрывает рот ладошкой.
— Меня бы изнасиловали. Возможно, даже убили, — смотря Никки прямо в глаза, я честно говорю ей: — Я не знаю, что бы делала, если бы его там не было, Ник. Он спас меня.
Она говорит:
— О, мой Бог.
Облокотившись на спинку кресла, я соглашаюсь:
— Да, немного странно, — все еще в шоке, она повторяет: — О, мой Бог.
Кивая, я говорю ей:
— Могло быть намного хуже.
И я знаю, этот момент, когда я сказала ей, поражает ее, потому что, подпрыгнув, она накрывает рот обеими ладошками и кричит:
— О мой гребаный Бог.
Она прыгает на меня, а я неловко обнимаю ее одной рукой, в то же время, держа свой кофе в другой. Сильно сжав меня, она говорит:
— На тебя напали, и странный парень-сталкер спас тебя! И тебе причинили боль. Тебе причинили боль, Лекс! О, Боже мой. Я не могу поверить в это. Такие вещи не происходили с людьми, которых я знаю, проклятье!
Милая, милая Никки. Гладя ее спину, я спокойно говорю:
— Я в порядке. Как я и сказала, могло же быть и хуже?
Кивая в мое плечо, он бормочет:
— Тебе так повезло, что он наблюдает за тобой.
Я знаю это.
Отстранившись, она сердито спрашивает: