Бывший воевода качал головой – сразу видно, что они с севера, до Новгорода степняки никогда не доходили, потому ни князь, ни его воевода не представляют всей опасности нападения Степи. Хотя как мог забыть эту страшную угрозу Владимир, некогда сидевший в Киеве еще с княгиней Ольгой, с трепетом ожидая помощи от отца, князя Святослава? Коротка память человеческая! Но теперь Блуд уже ничего не мог, он свое дело сделал, теперь его не слушали. Те, кто понял роль бывшего воеводы Ярополка, сторонились и даже плевали вслед, Владимировы же дружинники считали его чужаком. Блуд в глубине души даже жалел, что пошел против своего князя, но сделанного не воротишь, надо искать способ быть полезным нынешнему.

Рогнеда, узнав о помощи киевского воеводы, брезгливо передернула плечами:

– Предатель! Как Владимир его не боится? Своего князя предал, так любого другого сможет…

Добрыня покачал головой: что взять с глупой женщины?

Рогнеда с тревогой посмотрела на воеводу: не слишком ли откровенно говорила? Надо осторожней, он над князем власть имеет, не навредить бы… Для себя княгиня уже поняла, что у нее выбора нет, судьба связала Рогнеду с Владимиром тугим узлом, который не развязать. Значит, надо получить от этого замужества все, что можно. Да и развязывать узел тоже не хотелось… Горячий князь полюбился его строптивой жене.

Мать иногда называла Рогнеду кошкой за умение падать на все четыре лапы. Княжна никогда не признавала свой проигрыш, умудрялась из любого, даже самого неприятного положения извлечь выгоду. Вот и сейчас, казалось, взята силой, опозорена, но она уже стала любимой женой Владимира, родила сыновей, носит под сердцем еще одно дитя, все время рядом с князем… А где его Аллогия? И не вспоминает о такой.

* * *

Теплым июньским днем Владимир объявил себя Великим князем русским. Несогласных не было, вернее, если они и были, то либо, как Варяжко, находились далече, либо сидели молча. Киев согласился, что Владимир по праву отомстил брату Ярополку за убитого брата Олега и теперь будет новым князем. Одна загвоздка – жена Ярополка грекиня Наталья ходила уже тяжелой его дитем. Кияне качали головами – столько лет не могла родить, а тут на тебе! Если родит сына, то мальчик должен стать наследником убитого князя. Когда об этом Добрыне сказал Блуд, воевода нового князя метнулся к Владимиру:

– Князь, нежданная беда!

Это и впрямь было опасно. Стоило огород городить, чтобы власть получил едва рожденный ребенок, а сам Владимир оставался при нем кормильцем до взрослых лет?! Но князь думал недолго:

– Где сама грекиня?

Блуд с сомнением покачал головой:

– Ее нельзя убивать, князь, кияне не простят, да и дружина тоже…

Владимир широко раскрыл на него глаза:

– Кто об убийстве-то говорит?! Хороша собой?

Блуд, совершенно ничего не понимая, растерянно кивнул головой:

– Красива, очень красива, недаром князь Святослав издалече сюда вез.

– Вот и женюсь! – захохотал вдруг новый князь.

– Да пойдет ли? – засомневался Блуд. – Горда больно…

Лицо Владимира перекосила чуть злорадная усмешка:

– У меня одна гордая уже есть. Добрыня, что я сделал, когда Рогнеда загордилась?

Добрыня поспешил напомнить племяннику:

– Князь, Наталья тяжела ведь.

– А я насильничать не стану. Но возьму по праву победителя.

Оба воеводы, старый и нынешний, только хмыкнули, а ведь прав князь. Может взять, тогда рожденный ребенок станет уже не первым его сыном, если вообще сын будет. А грекиня? Ну кто же ее спрашивать станет, если мужа в живых нет?


Челядь на женской половине терема ходила на цыпочках, вздрагивая от голоса хозяйки. Рогнеда была вне себя от гнева – Владимир взял в жены грекиню Наталью, ту самую, что стояла между ней и Ярополком! Взял по праву победителя, как вдову брата, пусть и убитого по его вине. Никакого чинного брака не было, просто Наталья досталась как военная добыча, но Рогнеда, хорошо помнившая, что и сама стала княгиней так же, забеспокоилась. Грекиня поразила Владимира своей необычной красотой, не зря ее привез когда-то своему старшему сыну князь Святослав. У самой Рогнеды потеря – умер один из близнецов, Мстислав, второй, Изяслав, оказался крепче брата. А она снова тяжела, и снова повитуха обещала сына! Князь теперь с Рогнедой редко – боится повредить плоду, зато женщин стал себе брать без счета.

А еще Владимир вдруг повелел звать ее… Гориславой!

– К чему такое имя? – недовольно подивилась Рогнеда. – У меня свое достойное есть.

– Твое имя напоминает мне имя твоего отца! – У князя снова было плохое настроение. После того как в жизнь Рогнеды ворвался Владимир, она зависела даже не просто от воли мужа, а от любого его каприза. Хорошо осознавшая это княгиня решила сделать все, чтобы стать старшей, любимой женой. Иначе не только Гориславой будешь, но и вообще ключницей. Она промолчала в ответ на выпад против отца. Сейчас не время.

Рогнеда сдерживалась, только пока князь не вышел из терема, зато потом дала выход своей злости. Но, раскидав все, что попалось под руку, она без сил опустилась на лавку. Бей не бей, бросай не бросай, а изменить ничего нельзя. Грекиня уже жена, об этом объявлено всем. Мысль сделать что-то худое самой Наталье Рогнеде даже в голову не приходила, знала, что Владимир взял грекиню по праву победителя, и понимала, что воли самой вдовы в этом не было. Для Рогнеды страшнее понимание, что князь может позволить себе сколько угодно жен, даже очень знатных. Вон как бояре ему в рот заглядывают! Прикажи, и толпой поведут своих толстозадых дурех к Великому князю в ложницу хоть пятыми, хоть двадцатыми женами. И как теперь быть? Князь, похоже, влюбчив и не в силах провести ни одну ночь без женского тела, она сама снова тяжела и еще надолго. Над этим надо было срочно подумать.

Рогнеда вздохнула, злиться уже надоело, напротив, сильно захотелось есть. Так у нее всегда, после неистовства страшно хочется чего-нибудь вкусного. Причем не просто пожевать сладкий калачик или попить морсу, а именно вгрызться зубами в кусок дичины! Она оглянулась, придумывая, что бы себе потребовать. Притихшие девки рискнули взглянуть на свою бушующую хозяйку. Та вздохнула и заявила:

– Голодна! Принесите чего-нибудь!

Холопки киевские, откуда им знать, что что-нибудь – это никак не орехи в меду или взвар. И то и другое появилось перед княгиней быстро, держали в соседней горнице специально для такого требования. Рогнеда, не понимая, уставилась на большое блюдо, на котором стояла плошка с орехами и кувшин со взваром.

– Я сказала, что есть хочу, а не лакомиться! Мяса принесите!

Перепуганная челядь метнулась в поварню, в погреб, по кладовым, и немного погодя Рогнеда уже со вкусом жевала холодную дичину, хрустела огурчиком и запивала все квасом из большого жбана. За гусиным крылышком она продолжала думать о том, как взять верх над Владимиром. Обгладывая ножку, прикидывала: стоит ли, например, вдруг уехать, чтобы князь попереживал? Уничтожив половину гуся, вздохнула и решила, что не стоит, мало ли… Поев, она даже немного успокоилась. После жареного гуся орехи в меду показались в самый раз, а взвар приятно разбавил излишнюю сладость.

Размышляя, Рогнеда вдруг поняла и другое – если не считать грекиню, которая вот-вот должна родить, то нельзя допускать в жизнь Владимира знатных женщин, пусть берет себе наложниц из простолюдинок сколько угодно, они не будут опасны. Княгиня обдумывала эту мысль несколько дней, потом осторожно попробовала поговорить с Добрыней. Дядя Владимира подивился такой заботе, еще не встречал, чтобы жена сама беспокоилась о наложницах для мужа.

– Если меня забывать не будет, то пусть хоть каждый день новую имеет. Особо когда я в тяжести!.. – Рогнеда кивнула на свой большой уже живот.

Добрыня хмыкнул: умная женщина! Об этом стоило подумать, Владимир горяч, ему и впрямь женщина всякую ночь нужна, чтоб дров не наломал, надо самых красивых подобрать. Благодарно улыбнулся Рогнеде:

– Князю о том, что это ты придумала, не говори. Так лучше будет.

Рогнеда быстро кивнула: и в мыслях не держала сама мужу такое объявить. В глубине души она уже понимала, что жизнь с Владимиром не будет ни легкой, ни спокойной, но успела сердцем прикипеть к нему, не представляла себе жизни без синих глаз и ярко-красных губ. А еще без положения старшей княгини. Значит, придется терпеть и терпеть, что бы он ни делал и кого бы на ложе ни брал. Тяготило Рогнеду только ее положение, большой живот мешал свободно двигаться и, главное, не давал жарко ласкать князя ночами. А без ласки какая же власть женщины над мужчиной? Никакой… Вот и страдала Рогнеда и от сознания, что муж с другой, и от того, что сама спит на пустом ложе…