– Князь, видел я сейчас пленников…

Владимир с удивлением повернулся к дяде, эка невидаль, пленные! Хочет всех себе взять? Много слишком. А Добрыня немного смущенно продолжил:

– Они в сапогах.

– И что? Сапоги понравились? Забирай! – весело согласился князь.

– Да я не о том… Как с таких дань брать? Ведь каждый год сюда ходить придется и воевать. Только они уже завтра пристань свою в крепость превратят, не пробьешься. Их или всех перебить надо, или миром дело кончить.

Владимир, сначала во все глаза смотревший на дядю, вдруг задумался. Добрыня прав, булгары хорошо сидят, мимо много купцов ходит, и в городе много торгу идет, потому богаты. Булгар быстро восстановили, разоришь – восстановят снова крепче прежнего. Всех не уничтожишь, да и зачем? На опустевших землях расселятся новые хозяева, кто знает, какими будут. А мир?.. Что он даст?

Поняв размышления племянника, Добрыня поддержал:

– Миром торг восстановим, и нашим купцам послабление будет.

Князь рассмеялся:

– Ты все о своих купцах думаешь!

Новгородец чуть огрызнулся:

– А ты словно нет! Чего сюда ходить было, если не за-ради купцов сначала!


Мир с булгарами заключили на равных, прежде всего освободив пленных. Люди, ждавшие худшего, не могли поверить в свое спасение. Тот самый булгарин прежде всего бросился искать жену. Оказалось, что та также сидела совсем неподалеку среди тех, кого собирались продать в неволю. И дети были целы и невредимы.

Наученный горьким опытом борьбы с непокорными вятичами, Владимир заставил булгар принести клятву: «Тогда не будет меж нами мира, когда камень начнет плавать, а хмель тонуть!» Конечно, булгары приняли такой подарок киевского князя с благодарностью. А вот торки остались обиженными. Владимир собрал вождей торков на совет. Разговор был коротким: идем на хазар! Обиженных булгар за спиной оставлять нельзя, можно домой не вернуться. Торкам было все равно, как станет возвращаться в Киев Владимир, они хотели одного – получить обратно свои степи для выпаса коней.

Но громить Итиль, как сделал когда-то его отец, Владимиру не пришлось. Еще на подходе к Хазарии к нему прибыли послы эмира Хорезма. Сообщение их было не слишком приятным – эмир воспользовался возможностью и взял земли хазар под себя, Итиль полностью подчинился Хорезму. Ширваншах заступаться за хазар не стал. Это был уже новый поворот. Воевать с эмиром Хорезма себе дороже, это не едва оживший Итиль, даже если Хазарию отобьешь, то Хвалисское море после того будет закрыто. Чего ради тогда и Хазарию воевать, да и Булгарию тоже? Но эмир не угрожал войной, наоборот, он предлагал заключить мир! А чтобы русичам и их союзникам торкам не обидно зря далеко ходить, Хазария заплатит дань, но только один раз.

Владимир смотрел на послов эмира и прикидывал выгоды, какие получит от союза с эмиром Хорезма, практически державшим теперь Хвалисское море и выход в него по Итилю. Получалось, что бо́льшие, чем если все же нападет. Князь согласно кивнул:

– Только пусть моих союзников не обижает. Торкам одной дани мало…

У старшего посла чуть заметно дернулась вверх бровь. Киевский князь не так глуп, чтобы ожидать дань для кочевых торков каждый год. Чего же он хочет, что задумал? Владимир улыбнулся:

– Мне не нужно от эмира ничего, кроме дружбы. А вот торкам отдайте то, что не нужно вам.

– Что? – все же не удержался посол.

– Степь им нужна, коней своих пасти! А продавать вам же и станут. Городов не тронут, не в том их интерес.

Хорезмиец смотрел на киевского князя и думал о том, насколько хитер этот русский барс, сын великого полководца князя Святослава! В отца пошел, только отец больше воевал силой дружины, а этот, похоже, умом берет! Склонил голову:

– Мы передадим эмиру твои речи, князь.

Владимир кивнул, соглашаясь, но все же заметил:

– Мне здесь стоять, ответа дожидаясь, или!.. – Что «или» не договорил, но направление взгляда не оставляло сомнений, что пойдет на Итиль. Конечно, эмиру было совсем ни к чему появление русских ладей у стен Итиля, посол кивнул:

– Ответ будет завтра.

Хотя эмир не оговаривал с послом такой возможности, но всегда твердил, что в Хазарии его интересуют только сами города и торговый путь по Итилю, остальное может пропадать пропадом. Зачем же пропадать? – решил посол и согласился с требованием Владимира. Торки тоже. Договорились о послах в Киеве для подтверждения обоих договоров – и с эмиром, и с булгарами.

Владимир возвращался в Киев довольный. Добрыня к себе в Новгород тоже. Торговый путь по Итилю и в Хвалиссы был открыт, а это многого стоило!


На обратном пути Добрыне донесли, что в Новгороде его ждет желанный гость. В Ладогу вернулся приемный сын Владимира Олав Трюггвасон. Услышав это имя, князь сначала нахмурился:

– Чего надо этому предателю?

Добрыня усмехнулся:

– Князь, он ничего против тебя и не сделал.

– Ага, только с Мешком породнился! Пошел в зятья к моему врагу!

– Взял в жены дочь твоего врага. Велика беда! Он и дня у Мешка не жил, к тому же овдовел и теперь вольный.

Было заметно, что Владимира очень волнует судьба непутевого норвежца, но он делал вид, что не интересуется Олавом. Все же не удержался и проворчал:

– И что делает этот вольный?

Добрыня захохотал:

– А побережье грабит! Собрал таких же вольных и свирепствует в датских водах. Владимир, а ведь он готов вернуться, если примешь…

Князь не смог сдержать довольной улыбки, но постарался скорее спрятать ее от Добрыни.

– Чего он со своими головорезами в Киеве делать будет? Я от одних с трудом избавился.

– Зачем в Киеве? Пусть побережье и хранит.

– Да ведь к нам никто не лезет? – подивился князь.

Добрыня вздохнул:

– Не скажи… Все ближе и ближе к Ладоге снова подбираются. И эстов грабят без разбора. Твоя же дань в чужие руки уходит.

Владимир кивнул:

– Да я его уже давно простил. Глупый он был, еще молодой…

Добрыня в усы проворчал:

– И ты не лучше…

– Я?! – Владимир всегда загорался, как сухая трава. – Олав сам уехал, я его не гнал!

Дядя внимательно посмотрел на племянника, точно прикидывая, стоит ли говорить то, что думает. Тот понял, потребовал:

– Ну говори уж все, говори!

– Ты! – разозлился Добрыня. – Ты глупый! Всем наветам верил, всех ненужных людей слушал.

– Каких это? – изумился князь.

– Тебе говорили, что Олав к княгине в дружину перейти хочет?

– Говорили.

– Поверил? Ну скажи, поверил?

– А с чего было не верить? Каждый день с Рогнедой беседы вел, ходил за ней точно привязанный.

– Да ведь она его своим сыном считала!

– Хорош сын, чуть младше матери! – фыркнул Владимир.

– Не его в том вина. Э-эх! И Рогнеду с сыном прогнал. Столько лет в лесу сидит!

– Ну ты мне поговори! – взъярился князь. – Она ведь убить меня хотела!

– А почему – спросил?

– Нет! И не стану этого делать! – сказал как отрезал и больше разговаривать не стал. Добрыня со вздохом посмотрел вслед племяннику. Всем хорош князь, а счастья нет. Кто знает, как его добиться, этого счастья?

* * *

Прошло не так много времени, а Рогнеда успела все привести в порядок, даже помощь князя Туры не понадобилась. Она не стала ждать князя к себе, сама отправилась в Туров, дела нашлись.

Туров городок совсем небольшой, прижался избами и хороминами к берегу Припяти. Невысокий земляной вал от времени порос сорной травой, обновить бы, да князю все недосуг. Как и заменить некоторые доски настила в воротной арке. Тоже все забывается, хотя Туры хозяин хороший, двор у него богатый, как и многие в Турове.

Подъезжавшую Рогнеду дозорные увидели издали, сразу ударили в кожаное било. Бабы и мальчишки, что пасли скот на припятском лугу, тревожно подняли головы, прислушиваясь. Но било звучало ровно, значит, просто сообщает о чьем-то приезде, а не об опасности. Навстречу Рогнеде распахнулись дубовые ворота, а на двор вышел встречать уже сам князь Туры. Княгиня с любопытством оглядывалась, ведь давно не бывала здесь, когда добиралась из Киева, постаралась объехать стороной, не хотелось никого видеть. Еще раз была, но… то ночью!.. чуть свет поутру уехала…

Князь обрадовался родственнице, хотя и опальной, все же считал ее своей дочерью. Встретил ласково, готов ублажать и развлекать, но та рвалась совсем к другому – смотреть, как все в хозяйстве устроено, немало подивив этим Туры.