Кэролайн Линден - Невеста для графа

– Элиза!.. – Увидев ее, он выдохнул с облегчением и добавил: – Слава богу…

– Вы пришли вымаливать прощение, сэр? – с холодной надменностью поинтересовалась Джорджиана.

Элиза вспыхнула, а Хью, не сводя с нее глаз, прохрипел:

– Да, именно так.

– Ну что ж… – начала Джорджиана, но Софи тотчас ее перебила:

– Пойдем-ка лучше проведаем Вэра. Может, расскажет нам что-нибудь новенькое.

Взяв Джорджиану под руку, Софи, не реагируя на протесты подруги, вывела ее из комнаты.

Хью закрыл за ними дверь, и теперь в комнате остались только они с Элизой.

Хью выглядел ужасно: был небритый, растрепанный, с покрасневшими от недосыпания глазами и темными кругами вокруг них, в несвежей одежде.

– Элиза, ты… здорова?

Ей хотелось подбежать к нему и расцеловать, успокоить, приласкать. Даже после всего случившегося желание заботиться о нем никуда не исчезло.

– Да, я здорова, – ответила она и, судорожно сглотнув, добавила: – Ты очень плохо выглядишь, Хью.

Едва заметно усмехнувшись, граф окинул взглядом свой костюм и пробормотал:

– Да, стоило бы побриться, а еще переодеться, но я не мог ждать.

«Он не мог ждать, не мог ждать…» – обрадовалась Элиза и зачем-то спросила:

– Как ты догадался, где меня искать?

– Не я, Генриетта.

Из горла Элизы вырвался возглас удивления, и Хью расплылся в улыбке, сразу сделавшей его похожим на самого себя, на того сдержанно-ироничного и чуть насмешливого Хью, которого она так любила.

– Ты рассказывала ей о своей бывшей школе, и она поняла, что школа так же тебе дорога, как и дом, в котором ты выросла. В Гринвиче я тебя не застал, потому и поехал сюда.

– Ты ездил в Гринвич? – удивилась Элиза. Голос ее дрогнул, несмотря на все старания сохранять хладнокровие. Что же сказал ему папа? И что он сказал отцу?

– Да, сегодня утром. – Хью коснулся подбородка, поросшего щетиной. – Мы с твоим отцом никогда не были друзьями, но…

Муж внезапно умолк, и Элиза замерла в напряженном ожидании.

– Но он очень любит тебя, – продолжил Хью. – И готов ради тебя на все. Нет такого преступления, на которое он не пошел бы ради счастья своей дочери. И, поверь, совесть не будет его мучить.

Элиза промолчала. Было ясно, что папа не стал перед Хью извиняться, как впрочем, и перед ней.

– Отец не прав, – прошептала Элиза. – То, что он сделал, отвратительно, ужасно…

Хью кивнул.

– Да, разумеется. Но я почти готов его простить за одну фразу.

Элиза вздрогнула.

– Какую?..

– Он сказал, что хотел лишь одного: чтобы я на тебя посмотрел. Потому что, узнав тебя, я бы не смог не понять, какое ты сокровище. – Хью помолчал, давая Элизе осмыслить услышанное. – И он прав. Абсолютно прав. Конечно, мне очень не нравятся его методы, но у меня нет к нему ненависти. Я благодарен ему за то, что познакомил меня с тобой. А за все, что было после нашего знакомства, несу полную ответственность я, и не хочу перекладывать ее на других. Я был не прав, обманывая тебя, даже если этого требовал от меня твой отец. Я поступал дурно, ведя игру с дальним прицелом, ухаживая за тобой не по зову сердце, а по холодному расчету. – Хью тяжело вздохнул и добавил: – Но я не жалею, что женился на тебе. А ты не жалеешь, что вышла за меня?

Лишь усилием воли Элиза заставила себя не броситься мужу на шею и проговорила:

– Мое приданое принадлежит тебе по закону. И у тебя его никто не отнимет, так что не надо меня жалеть. Я могу выдержать любую правду, какой бы она ни была. Говори все как есть.

Хью нахмурился. На скулах его заходили желваки.

– Твой отец купил меня за восемьдесят тысяч фунтов, – сказал он, – и я намерен вернуть ему все, до последнего фартинга. А что до твоего наследства, то мне на него плевать. Пусть отпишет все больнице для бедных. Повторяю, мне плевать! Я приехал сейчас за тобой не ради твоих денег. Я действительно полюбил тебя, несмотря на шантаж твоего отца, несмотря на его интриги! Я корю себя лишь за то, что не разглядел тебя в первый свой приезд в Гринвич. Я должен был влюбиться в тебя уже тогда, когда ты, мокрая и грязная, пропахшая псиной, растянулась передо мной на полу.

Сердце Элизы гулко колотилось. Два чувства боролись в ее душе – тревога и надежда. Которое из них возьмет верх?

– Это правда? – прошептала она.

– Правда. До последнего слова. Отныне и впредь между нами будет только правда.

Сама того не замечая, Элиза шагнула к мужу. Оказавшись в его объятиях, она крепко к нему прижалась, с жадностью вдыхая знакомый запах. Неужели меньше суток прошло с той поры, когда они кружились в вальсе на балу Монтгомери? Казалось, прошла целая вечность…

Хью достал из кармана какой-то листок, сунул ей в руку и попросил:

– Сохрани его. Храни до тех пор, пока я не отдам твоему отцу все, что должен. А потом можешь вернуть эту бумагу мне или порвать – как тебе будет угодно. Но только, пожалуйста, дай мне шанс доказать, что я тебя достоин.

Элиза взглянула на листок и узнала свидетельство об их с Хью браке.

Он обхватил ладонями ее лицо и, глядя в глаза, проговорил:

– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, любовь моя, потому что мне нужна ты – ты, и больше ничего. Если же ты этого не хочешь…

– Хочу, Хью, хочу, – пробормотала Элиза, сморгнув набежавшие слезы. Она и до этого точно знала, что хочет прожить с любимым всю жизнь.

Прижавшись лбом к ее лбу, Хью выдохнул с облегчением и прошептал:

– Спасибо, любимая.

Элиза еще крепче к нему прижалась и, улыбаясь, подумала: «А ведь Хью, пожалуй, прав: поступкам отца действительно нельзя найти оправдание, но простить его можно… когда-нибудь в будущем». Да-да, если он был прав насчет ее и Хью и без его вмешательства она коротала бы свои дни, ухаживая за садом и собаками, – что ж, тогда, наверное, несмотря ни на что, отца следовало простить.

«Но сейчас, когда боль от того, что я узнала, еще не прошла, с прощением нужно повременить», – решила Элиза.

– Я так рада, что ты за мной приехал, – прошептала она, целуя мужа в щеку. – Спасибо тебе, Хью.

И тут она вдруг заметила, что плечи его трясутся. С удивлением заглянув ему в лицо, Элиза поняла, что он с трудом удерживается от смеха.

– Я знал, что промедление смерти подобно, – пробормотал он и тут, наконец, рассмеялся. – Ведь задержись я хоть на час, и все три мои родственницы набросились бы на меня как разъяренные фурии. Мать и сестры тоже хотят твоего возвращения. И даже… – Хью снова хохотнул. – Знаешь, твоего возвращения они хотят больше, чем моего. Ведь я признался им в содеянном.

– Нет-нет, просто они…

– Элиза, дорогая… – перебил Хью и обхватил ладонями ее лицо. – Все дело в том, что до этого я не рассказывал им, в каком бедственном положении отец нас оставил. Я думал, что так для них будет лучше. Выходит, что я, в сущности, лгал им. Но в конце концов я понял, что ложь – оправдание трусости. Да, я просто-напросто трусил. А вот ты – храбрая. Храбрая, чуткая, участливая и щедрая. Ты была с ними самой собой, и, подобно мне, они узнали тебя и полюбили. – Хью выдержал паузу и с улыбкой добавил: – Конечно, не в том смысле, как я тебя люблю, и, смею предположить, не так сильно. Но все же они очень к тебе привязались и потребовали, чтобы я во что бы то ни стало уговорил тебя вернуться. А без тебя они просто не пустят меня в дом.

– Ты уже меня уговорил, – с улыбкой сказала Элиза.

Хью тоже улыбнулся.

– Но ничего, если я повторюсь? Ведь я люблю тебя…

– А я тебя, – сказала Элиза.

– Я люблю тебя, люблю… – проговорили они одновременно и тут же радостно рассмеялись.

– Моя прекрасная леди, моя горячо любимая жена, – сказал Хью и ослепил ее по-мальчишески задорной улыбкой.

– Мой горячо любимый муж, поехали домой, – отозвалась Элиза и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в губы.

Четырнадцать месяцев спустя, Розмари, Корнуолл.

Солнечный луч проник в щель между портьерами, скользнул по кровати и, наконец, добрался до ее лица. Элиза наморщила нос. Она еще не хотела просыпаться.

– Любимая… – шепнул ей на ухо знакомый голос. Ладонь мужа замерла у нее на бедре, затем медленно заскользила вверх. – Знаешь, мне приснилась красивая женщина в одной постели со мной – и сон оказался пророческим. Вот она, рядом, спящая красавица.

Элиза улыбалась, не открывая глаза.

– Спящая красавица с роскошными формами… – протянул Хью, накрывая ее грудь ладонью.