Ему будет тяжело принять мою любовь к Майеру, особенно после той лапши что навешала пресса.
- Пожалуйста, - перевожу умоляющий взгляд на маму и та кивает, затем на отца.
Долгое молчание и короткий кивок.
- Как тебя с ним судьба связала, не пойму я, - вздыхает он.
На глаза наворачиваются слезы, я не хочу, чтобы родители окончательно поставили крест на моем Максе. Я хочу, чтобы тот образ и все те выводы о нем, что копились годами, развеялись. Хочу, чтобы они увидели его настоящего, а не эту мажористую оболочку. Но я совершенно не знаю, что сказать…
- Вы же архитекторы, верно? - спрашивает Макс. - Вы когда-нибудь допускали ошибку, из-за которой рушился весь проект?
Родители непонимающе переглядываются.
- Так вот, мое счастье с Ией Беликовой был очень дорогой моему сердцу проект, - продолжает Макс. - Я чуть было не разрушил все одной глупой ошибкой. Недооценил одну охотницу за деньгами, переоценил свои возможности в поимке репортера… Все то, что вы прочитали в прессе, ложь и подстава. Я бы никогда так не поступил с Ией, не конченная же я мразь в конце концов. Она стала для меня самым дорогим человеком за такой короткий срок, покорила...
- Вы серьезно? Фальшивка? - спрашивает мама, при этом глядя на меня.
- Все до единого слова, - подтверждаю я, отслеживая реакцию отца.
Он молча слушает, потирая руки и сжав челюсти.
- Вы правы, - Макс подходит к нему и у меня от ужаса сжимается желудок. - Я должен был спросить у вас, прежде чем тащить вашу дочь в Германию и играть в ту притворщическую игру. Должен был спросить вашего одобрения и мнения. Должен был, должен был... Но не сделал. И, знаете, то что в итоге случилось между нами, стоило того самовольства. И уж точно я теперь не собираюсь спрашивать разрешения, чтобы любить вашу дочь.
Папа краснеет и блуждает взглядом от меня к Майеру, видимо пытается понять искренность сказанных слов. И я киваю, часто-часто, как заведенная игрушка. Словно подтверждаю слова Максимилиана и признаюсь в своих чувствах к нему.
- Любить я ее буду даже без вашего дозволения, понимаете? От этого никуда не деться.
Макс достает из кармана черную бархатную коробочку и нервно вертит ее в руках. Я вижу как он часто дышит и переживает. Глядя на него меня саму начинает потряхивать похлеще, чем раньше.
- Но вот просить ее руки...
66
Мама издает странный писк и прикрывает рот рукой. Отец становится еще мрачнее и потирает руки.
А что я?
Я стою и ошарашенно хлопаю глазами, затаив дыхание глядя на то как Максимилиан достает из бархатной коробочки миниатюрное кольцо. Мужчина подходит ко мне, сдерживая довольную улыбку.
Что-то жарко тут стало… Пекло, адское пекло.
Как ни странно, никто из родителей не бросается к нам, не оттаскивает Майера от меня и не говорит ни единого слова. Просто наблюдают за происходящим так же удивленно, как и я.
- Это кольцо почти семейная реликвия, - говорит он и берет меня за руку. Стою, оглушенная пульсом в висках и не могу отвести взгляда от его глаз. - Его не дарят просто так и неизвестно кому. Только самым дорогим. Только самым любимым, - Максимилиан осторожно надевает мне на безымянный палец кольцо и довольно ухмыляется. - В самую пору, это ли не знак, а?
Нервно смеюсь и чувствую, как глаза наполняются слезами а губы подрагивают.
- Ия Беликова, выйдешь за меня? - смотрит прямо в глаза и я тону в искренности этого взгляда. - Я не прошу тебя отвечать сейчас, ты можешь думать столько, сколько захочешь. Просто знай, что в любой день, в любое время дня и ночи, ты можешь сказать мне “я согласна” и сделать меня еще счастливее...
- Майер, ты охренел? - перебивает и неожиданно переходит на “ты” папа. - Если ты опять хочешь использовать нашу дочь для своих целей, я тебя урою! Если это опять какая-то игра, я...
- Нет, это не игра, - твердо отвечает Максимилиан. - Игры кончились еще в тот день, когда мы с вами встретились в первый раз на празднике в Германии.
Мы с мамой испуганно переглядываемся, когда Макс опасно близко приближается к отцу и смотрит тому в лицо. Еще секунда и кажется они подерутся.
- Можете выбить из меня всю душу, знаю, удар у вас что надо, но это не изменит моего отношения к Ие и намерений. Я действительно люблю ее, ведь не могу представить дальнейшей жизни без нее…
- А я его люблю!
Перебиваю Майера я и встаю рядом с ним. С надеждой на понимание смотрю на отца. Лезу в клетку к двум разъяренным тиграм, не иначе. Сердце в груди с ума сходит, мне страшно и радостно, но отступать от своего счастья я не согласна. Если я промолчу, родители решат, что мне все равно, а это не так. Далеко не так.
- Любовь так быстро не приходит! - злится папа. - Люди годами проверяют чувства на прочность, а тут пара месяцев!
- Того, через сколько испытаний за эти несколько месяцев прошли мы, вполне хватило, чтобы определиться чего я хочу от жизни на самом деле. И с кем хочу ее делить, - Максимилиан непреклонен. Он поворачивается ко мне и дарит короткую улыбку. - Я лишь надеюсь на ваше понимание и одобрение. Вы сами на себе знаете, как это сложно, когда родители любимой женщины против ваших отношений.
Что? Я чего-то не знаю? Насколько помню, мама рассказывала о смерти своих родителей, но ни разу не упоминала о их негативном отношении к их браку с папой.
Смотрю на маму и по слезам на ее глазах понимаю, что нечто подобное, о чем сейчас говорит Максимилиан, и правда было. Вот только откуда ему это известно? Покопался в биографии нашей семьи что ли...
- Ей всего двадцать лет, Майер! Слишком рано для замужества, не находишь?!
- Ой ли! - раздается насмешливый голос Эда за нашими спинами.
Мы все дружно поворачиваемся на звук и брат, до сих пор в пальто и уличной обуви, стоит наслаждается произведенным эффектом.
- Сколько тебе было, когда ты сделал маме предложение? Двадцать, кажется, - щурится Эд, сложив руки на груди. - А тебе было вообще девятнадцать, когда появился я. Так что не надо тут втирать про возраст.
У меня снова шок. Тот Эд, которого я видела в университете, угрюмый и нервный, сейчас выглядит совсем иначе. Довольный, с хорошим настроением… Этот человек еще не так давно сам угрожал Максу, если тот перейдет границу и обидит меня, а сейчас встал на его сторону? У меня диссонанс.
- О, Боги, Эд! Тебе правда не страшно доверять сестру в руки такого как он?! - по голосу чувствую, что отец сдает позиции. - Он же столько раз доводил тебя едва ли не до отчисления! И ты все еще ему доверяешь?!
- Это не он доводил меня до отчисления, а я сам, - спокойно говорит брат и проходит в столовую. - Моя буйная натура требовала приключений на задницу, а Макс лишь отмазывал и принимал вину на себя. Потому что у него связи и его точно не отчислят, а меня бы турнули без разговоров.
Вижу, как блестят глаза Майера искренней благодарностью. На лице мамы не вижу и тени удивления, похоже, что она уже знала правду из общения с предусмотрительным Максимилианом в Германии, а вот отец недоумевает на все сто процентов.
- Поздно читать нотации, папа, мне далеко не семнадцать, - фыркает Эд. - И ей, кстати, тоже. Она сама может делать выборы, допускать ошибки и все они должны быть ее собственными. Мы можем либо поддержать и принять это, либо как твои родители, - обращается брат к маме, - вставлять палки в колеса. Я, пожалуй, выберу первый вариант.
И снова взрывоопасная тишина. Папа долго смотрит на меня испытующим взглядом, словно пытается достучаться и заставить отступиться. Но я лишь коротко улыбаюсь и прижимаюсь щекой к плечу Максимилиана.
- Дочь, - выдыхает папа, - неужели правда любишь?
- Да, - киваю я, впиваясь ногтями в руку Макса.
Не выдержу новую порцию выяснения отношений, просто напросто разрыдаюсь тут!
Отец устало потирает лицо и отходит к столу. Упирается ладонями в его поверхность и мотает головой:
- Что ж, тогда я тут бессилен…
Мне кажется, что все присутствующие разом облегченно выдохнули. И я в их числе.
- Твое счастье, Майер... Похоже ты действительно дорог моей дочери.
67
Через два дня я стою возле звукозаписывающей студии, сжимая в руках флешку со своей песней. Встречу с продюсером пришлось перенести и он пошел навстречу, видимо я ему слишком интересна.