— Торндайк умер? — Лорд Джеймс прищурился. — Что ты с ним сделал?

— Дядя, ваши слова ранят меня. Вы же знаете, жестокость мне не свойственна. Торндайк повесился в своем кабинете через несколько часов после того, как я уехал от него. Мы с ним очень мило поболтали. Но похороны произвели на меня удручающее впечатление. Считайте, вам повезло, что вы их пропустили.

Некогда крупное тело лорда Джеймса, ныне высохшее от болезни, съежилось еще сильнее от слов племянника, произнесенных беззаботным тоном. Теперь это не имело значения. Наказание за измену ему уже не грозит. И все же он должен понять, в чем дело.

— Кто еще? Кто еще знает?

— По сути дела, никто, — ответил Морган. Он взял стул, поставил его в изголовье дядиной постели и сел. — Я решил из скромности не вытаскивать на свет ваше грязное белье.

— Твой отец, — ворчливо проговорил лорд Джеймс, и его изможденное лицо искривилось в презрительной улыбке. — Твой неблагодарный идиот-отец. Ты сделал это ради него.

— Да, ради моего отца, — подтвердил Морган. — Обнаружив измену, я не захотел жертвовать его добрым именем и отдавать вас в руки правосудия. Так или иначе, оно свершилось, и ваше состояние освобождает меня от необходимости вести тягостный разговор на ту же тему, что с Торндайком. Дражайший дядя Джеймс, скажите, правильно ли мое заключение: это смерть клокочет в вашем горле, не так ли?

Лорд Джеймс глядел на племянника в упор: безупречно одетый джентльмен, черноволосый, с красивым лицом. Но внешность скрывала за собой очень, очень опасного человека.

— Я всегда ненавидел тебя, Морган. Если бы не ты, я унаследовал бы все состояние своего брата. Я так рассчитывал на это. Но все мои планы ни к чему не привели. И вот я умираю, в то время как мой благочестивый братец живет, бормочет свои молитвы, а ты роскошествуешь на деньги Блейкли. В мире нет справедливости.

— Я не вижу надобности делать моего отца главной темой нашего разговора.

Лорд Джеймс вспылил:

— Конечно, ты не видишь! Я думал, что пригласил тебя, но ты и сам бы пришел, не правда ли? Чтобы убедиться в моей скорой смерти? Ты приехал для того, чтобы посмотреть, как я умираю, а не обсуждать моего лицемерного брата. Мой брат! Любит своего Бога все сильнее, хотя каждый прожитый день приближает час его расплаты. Смех да и только! Не помню, чтобы Вилли заглядывал в Священное Писание, когда мы были молоды и гуляли напропалую. Мы даже делили с ним нескольких женщин.

— Довольно об этом.

Лорд Джеймс проигнорировал предостережение племянника и продолжал:

— Он был настоящим жеребцом, твой святой папаша, и ты такой же. Лицемер! Вот он кто, наш Вилли. Ведь тебе его покаянные молитвы нравятся не больше, чем мне, не так ли, племянничек? В этом нет проку, раз мы оба знаем, что Бога нет. Мы с тобой это знаем. Только дьявол, племянничек, только дьявол. Верь мне. Дьявол существует. Только он и существует. Он прислал своих парней, чтобы они сопроводили меня. Видишь их? Вон там — свисают с потолка, как летучие мыши. На моем месте Вилли упал бы на колени и взмолился, чтобы вместо них прислали ангелов.

На лице Моргана непроизвольно дернулся мускул.

— Разум покидает вас, дядя, только поэтому я сношу ваши оскорбления. Однако я не вижу оснований оставаться здесь и выслушивать ваше бормотание. Если вы пригласили меня не только для того, чтобы я получил удовольствие, наблюдая, как вы покидаете наш бренный мир, предлагаю вам упорядочить свои мысли и высказать их.

— Ах да. В самом деле, давай вернемся к тому, ради чего я тебя пригласил, и оставим неприятные темы, касающиеся шпионов, Торндайка и твоей продуманной мести. Бедный племянник, сцена моей смерти — единственная, которую ты не можешь разыграть по своему усмотрению. В этот вечер Морган Блейкли не всемогущ!

Морган наклонил голову, не столько соглашаясь с дядей, сколько снисходя к нему.

Улыбка снова заиграла на лице лорда Джеймса. Не все потеряно. Пора применить свое оружие. Его противник пытался покинуть поле боя, успев нанести два сокрушительный удара: разоблачив измену дяди и сведя счеты с Торндайком. Ну что ж, он выдержал удары, и теперь настало время заняться тем, ради чего он организовал эту странную встречу.

— Всему свое время, племянничек. Ты заставил меня немного поволноваться: я на мгновение предположил, что выдать меня правительству тебе помешали родственные чувства. Но ты все тот же, — значит, все в порядке! Холодный до мозга костей. Неудивительно, что мы так ненавидим друг друга: мы с тобой одного поля ягоды. Уничтожил сообщника, когда посчитал его опасным, не так ли? И получил от этого удовольствие, правда, мой мальчик? Дьявол сидит в тебе так же, как и во мне.

Улыбка увяла на его лице, он сосредоточился, поскольку настала пора нанести ответный удар:

— Но в тебе есть кое-что и от твоей матери. Мягкая, глупая, бесполезная часть твоего существа заставляет тебя страдать и сочувствовать. Вот почему я послал за тобой. Ты уязвим, и мне это нравится: я могу использовать твою ранимость. Слушай меня внимательно, племянничек. Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Продажа информации Бонапарту была детской игрой. Как, по-твоему, мне удавалось сводить концы с концами все эти годы? Я промотал деньги жены раньше, чем ее похоронил вместе с ублюдком, которого она пыталась произвести на свет. И мне пришлось искать другой, более надежный источник дохода.

Морган поднес к лицу левую руку и стал изучать свои ногти; он остался недоволен, обнаружив царапину на ногте указательного пальца.

— Как это увлекательно, дядя. Я, затаив дыхание, ловлю каждое ваше слово, — протянул он с намеренно безразличным видом.

— Проклятый наглый ублюдок! — вспыхнул лорд Джеймс, пытаясь подняться с подушек. — Никогда не встречал подобного негодяя! Никогда!

— Неужели? — усомнился Морган, говоря все тем же оскорбительно-дружелюбным тоном. — Вспомните, вы сами назвали меня своим отражением. Холодным до мозга костей. Вы ведь так выразились, не правда ли? Ах, дорогой, я слышу удар гонга, который зовет меня к обеду. Какое счастливое обстоятельство: у меня есть повод покинуть вас. Не беспокойтесь, что меня не устроят блюда, которые у вас подают. Я принял меры предосторожности и прихватил с собой из Клейхилла корзинку с едой. — Он медленно встал, вернул стул на прежнее место, каждым своим движением вызывая раздражение лорда Джеймса. — Если вам случится испустить последний вздох, пока я буду обедать, давайте считать, что мы уже нежно попрощались. Спокойной ночи, дядюшка.

Морган уже подошел к двери, когда лорд Джеймс снова заговорил: ему понадобилось время, чтобы прийти в себя после последней вспышки ярости. Сейчас он должен это сказать — то, что хотел, что должно быть сказано. В противном случае, Морган уедет, и Джеймс умрет зря. Если он оставит после себя не жгучее свидетельство своей злой воли, а лишь жалкое наследство бездетного, несчастного человека, можно считать, что его жизнь потрачена зря…

— Ты верен себе. Бежишь. Никто не может поймать Единорога! — выкрикнул он неожиданно громко. Лорд Джеймс лежал, откинувшись на подушки и прислушиваясь к каплям дождя, падающим в ведро, в ожидании ответа Моргана, не слишком надеясь его получить. — Я уже давно, посмеиваясь про себя, подумывал о том, что ты и есть Единорог, — продолжал он, решив, что напряжение достигло нужного предела. — Величайший шпион Англии. Мое возмездие. И такой скромный, такой законспирированный. Если бы я не разгадал код, которым зашифровывались донесения, я никогда бы до этого не додумался. Даже Веллингтон понятия не имел, кто есть кто, не так ли? Тщеславный позер, самовлюбленный олух! Но я тебя узнал, увидел таким, каким я мог бы — нет, должен был — стать, если бы святой Вилли не появился на свет первым. Да! Я знал, что моя измена могла привести к твоей смерти. Это придавало ситуации особую прелесть. Смерть Джереми была не более чем случайным подарком судьбы. Но война окончена. Наполеон разгромлен. А ты все еще скрываешь свою роль и скромно позволяешь другим присваивать твою славу. — Лорд Джеймс немного помолчал, потом улыбнулся. — Я владею ключом к уничтожению этого человека, племянничек, — тихо продолжал он, наслаждаясь звуком собственного голоса. — Тебе бы хотелось это сделать, ведь так? Как ты, с твоей способностью к тайной мести, поступишь с таким прекрасным орудием уничтожения этого человека? Станет ли ключ моим прощальным даром, оставленным тебе в наследство? — Он поднял похожую на скелет руку, обведя ею спальню и имея в виду весь дом. — В придачу ко всей этой груде хлама, разумеется.