Аврора идет следом, даже не пытаясь заговорить.
Садимся в машину.
Дорога до «Атласа» длинная и тягостная. Все время чувствую себя человеком, который пытается убежать от торнадо, но сколько бы «лошадей» не выжимал из тачки - смертоносная стихия все равно рядом. Я почти хочу, чтобы Аврора открыла рот и заговорила, дала повод выплеснуть злобу, но она молчит - и пустота на красивом лице совершенно невыносима. Впервые за все время с момента аукциона я совершенно не могу ее угадать. Нет ни единой догадки, о чем она думает и что замышляет.
В замке Черная королева сразу поднимается к себе в комнату, а я, как сквозняк, скитаюсь по пустым комнатам и коридорам, нигде не находя успокоения.
Она действительно сказала, что я - никто. Это не была галлюцинация, это правда, которая убила меня тогда и убивает снова. Но второй раз Авроре меня не растоптать.
Сам не понимаю, как оказываюсь у нее в комнате. Который час? За окнами темно, а меня порядком качает, потому что я впервые в жизни решил утопить горе в выпивке. Пьяный вдрызг, и мысли текут приятно медленно. В руках бутылка и пара винтажных бокалов. Каждый стоит целое состояние, потому что хрусталь обработан очень тонко и любое падение превратит его в горсть осколков.
Аврора стоит возле открытого окна и, увидев меня, первой задает вопрос:
— Почему без решеток, Но’лу? - Ни вызова, ни насмешки, лишь сухой интерес.
— Потому что ты поломаешь ноги, если спрыгнешь с такой высоты, - отвечаю я, и собственная речь звучит в ушах чужим эхом.
Аврора не сопротивляется, когда я с силой втискиваю ей в руку бокал, и молча ждет, пока наполню его шампанским из початой бутылки.
— А теперь мы выпьем, Черная королева. За прошлое, которое вылезло из могилы, и за ненависть, которая расцвела на костях. И еще за тебя: самую бездушную и бессердечную женщину в мире.
Она молча смотрит в пустоту сквозь меня.
— Улыбайся, - приказываю я.
Уничтожить ее, увидеть сломленной, испорченной, жалкой - единственный способ вырвать из своего сердца любовь. Сломать и растоптать росток надежды, который все это время преспокойно ждал своего часа в душе уродца.
Аврора не может этого видеть, но именно сейчас обе мои ипостаси сливаются в одну и рвут душу на части. Одна хочет наплевать на все и поддаться слабости, простить непутевую бабочку в надежде когда-нибудь увидеть ее перерождение. А другая… другая зациклена на слове «никто». И я не знаю ни единого способа найти примирение между двумя частями своей души.
— Я тебя купил, Аврора, - напоминаю выразительно и жестко, надеясь, что теперь-то до нее дойдет смысл этих слов. Что она поймет - аукцион, может, и был показушный, но агент фактически продала ее в рабство. - Можешь и дальше корчить из себя недотрогу, которой недостоин ни один смертный или лунник, но на ближайшие тридцать дней ты принадлежишь мне. Поэтому - пей, Черная королева, и радуйся, и хохочи громче, потому что я так хочу.
Я подталкиваю бокал к ее губам. Пальцы Черной королевы ледяные, равно как и взгляд, который все еще безразлично смотрит сквозь меня. Другая бы на ее месте закатила истерику, ударилась в слезы, упала на колени, а Аврора просто молчит. Молчит - и моя ненависть закипает с новой силой.
— Пей, я сказал!
Черная королева сильнее сжимает бокал. И за секунду до того, как я замечаю подвох в ее чуть-чуть сузившихся глазах, она сдавливает со всей силы. Хрусталь лопается, осколки впиваются в тонкую кожу ладони и кровавое шампанское брызжет на пол. Аврора даже не морщится, как будто не чувствует боли. Лишь сильнее сжимает самый большой осколок, отчего алый ручеек становится чуть больше.
— Аврора!.. - выкрикиваю я, когда она подносит острую грань хрусталя к щеке. - Ты не посмеешь.
— Я испорчу твою игрушку, Ма’ну. Или… Но’лу? Ты даже не успеешь развернуть обертку.
Она не шутит и не блефует, и не делает необдуманный импульсивный поступок. Она полностью отдает себе отчет в каждом слове и обещании, которое срывается с губ. Чувствую себя настоящим чудовищем, потому что хоть осколок держит ее рука, удар, если он будет - будет сделан мной.
— А теперь ты расскажешь мне правду, псих, иначе это хорошенькое личико превратится в кровавую кашу. И твой план мести потеряет всякий смысл, ведь уродливой звезде подиума плевать на осуждение и позор.
Я не умею проигрывать - до сих пор не научился. Все время кажется, что меня просто нечестно принудили сделать неверный шаг, взять непомерную высоту, недобрать разбег, не вложиться в удар. Целая куча всяких «не», которые торчат в моей голове постоянно, ведь только так я всю жизнь доказываю миру, что он меня не переиграл. И что нет никакого поражения - есть лишь неверно выбранная цель, неправильно поставленная рука.
Но сейчас я знаю, что проиграл. Безоговорочно, ведь кровь на ладони Авроры и тонкая полоска царапины на ее щеке говорят красноречивее любых слов. Осколок дрожит в ее пальцах, и острая грань чертит на коже алую кардиограмму ее мыслей. Она так взволнована, как будто для ее происходящее и правда что-то значит.
Как можно быть такой притворщицей? Как можно врать даже себе самой?
— Ты правда хочешь, чтобы я рассказал тебе свою версию событий? - спрашиваю я, протягивая руку к ее запястью.
Бабочка слабо вздрагивает, но решимости в ее взгляде становится еще больше. Знаю, что любой мой неверный шаг или неосторожное слово подтолкнут ее сделать непоправимое. Хотя, какая разница? Не все ли теперь равно, раз маски сброшены и карты вскрыты до того, как мы успели поднять ставки?
— Почему всем сказали, что Но’лу умер? - спрашивает Аврора, игнорируя мой вопрос.
— Я тебе покажу.
Хватаю ее за свободную руку. Аврора кричит от боли, и ее отчаяние разрывает мне сердце. Жжение снова растекается под хрупкой оболочкой этого комка плоти, который уже не в первый раз меня подводит. Наверное, сегодня я узнаю настоящий предел его прочности, потому что пока я волоком тащу Аврору вниз по лестнице, приступы хаотичных ударов рушат мое тело и подталкивают к краю жизни.
— Отпусти меня! - кричит ар’сани, но я просто не могу этого сделать. Она хотела узнать мою правду - она ее узнает.
В зимнем саду тихо, но наше появление заставляет бабочек сорваться с веток и рассыпаться под потолком пестрым живым покрывалом. Аврора все так же держит осколок в руке - и та часть меня, которая беззаветно любит эту негодяйку, хочет бросить все и сделать так, чтобы эта кровь и эта боль стали последними в ее жизни. Но это снова путь в никуда. Не разобравшись с прошлым, ни один из нас не сможет идти в будущее. Вся разница лишь в длине пути.
— Снова твои дурацкие бабочки?! - не понимает Аврора. - Хватит загадок, Ма’ну… или… кем бы ты ни был.
Я отпускаю ее, почему-то думая о том, что пара моих хрупких красавец уже выпорхнули в открытую дверь оранжереи. Мне хочется верить, что их жизнь в открытом мире будет прекрасной и яркой, но и быстротечной, чтобы реальность не изуродовала прекрасный бархат узора на крыльях.
— Я расскажу тебе сказку, - говорю я, порывисто дергая верхний ящик стола, на котором еще лежат обрезки цветов, которые Мария срезала утром.
Я планировал все совсем иначе, но раз судьба подготовила другие декорации - кто я такой, чтобы ей противиться?
— Знаешь, что это такое? - спрашиваю просто так, показывая Авроре коробку.
— Еще одна твоя бабочка? - чуть не плачет она.
— Не угадала. - Поднимаю крышку и вынимаю из бархатного ложа драгоценную маску в форме крыльев бабочки. Трясу ее, держа пальцами одной руки, будто маска вовсе ничего не стоит. - А так?
Аврора хмурится, напрягает воспоминания, и я практически слышу, как медленно вращаются шестеренки механизма ее памяти. Она смотрит то на меня, то на маску, открывает рот и тут же прикрывает его ладонью, распахивая глаза все шире и шире.
— Это моя маска? - шепчет сдавленным голосом.
— Конечно, это не твоя маска! - рявкаю, злой от того, что даже в такую минуту она продолжает притворяться. - Но я постарался, чтобы она была максимально похожей.
Аврора мотает головой и ее волосы окончательно выбиваются из пучка. Темные влажные пряди рассыпаются по плечам. Она так великолепна в это мгновение, что я налетаю на нее, будто смерч. Почти впечатываю маску в лицо, ни капельки не заботясь о том, больно ли ей. Завязываю ленты на затылке и отступаю, любуясь.