Кэтрин КОУЛТЕР

НЕВЕСТА-ОБМАНЩИЦА

Посвящается Дэвиду, доброму, веселому, умному, настоящему мужчине. Надеюсь, ты повеселишься, читая эту книгу, как веселилась я, когда писала ее. Прошу тебя, покажи ее прекрасной Лори.

Глава 1

Нортклифф-холл, окрестности Нью-Ромни, Англия. Май, 1803 год

— Я видела ее прошлой ночью. Это была Новобрачная Дева!

— Нет, правда? Ты видела привидение, Синджен?

— Клянусь тебе, я ее видела! Последовали взволнованные возгласы, в которых смешивались страх, удивление и восторг.

— Конечно, это была Новобрачная Дева.

— Она сказала тебе об этом? Ты очень испугалась? Она была вся в белом и стонала? А похожа она на живого человека?

Голоса, обсуждавшие подробности этого упоительного события, стали удаляться и наконец стихли.

Дуглас Шербрук, граф Нортклифф, плотно закрыл дверь и подошел к письменному столу. Проклятый призрак! Интересно, скольким еще поколениям Шербруков предстоит слушать эти небылицы о несчастной молодой леди, погибшей во цвете лет?

Он посмотрел на аккуратные стопки бумаг на своем столе, вздохнул и сел, обуреваемый мрачными мыслями.

Уже много недель эти мысли не давали ему покоя, не отпуская ни на один час. Со всех сторон его атаковали пока мягкими, но все более настойчивыми напоминаниями на опостылевшую ему тему. Ему необходимо жениться и произвести на свет продолжателя рода. С каждой минутой он становится старше, он тратит впустую отпущенные ему годы на недостойных его положения особ, в то время как его способности к воспроизводству должны быть направлены на сотворение законного наследника. Так гласила Библия. Однако он сомневался в правильности подобного толкования.

В этом году, в день Святого Михаила, ему исполнится тридцать, говорили ему тетушки и дядюшки, кузены и кузины, и старшие родственники, помнившие его с пеленок; об этом твердили ему друзья, даже те, которые предавались разгулу, забыв о выполнении собственного фамильного долга, — и все они, словно сговорившись, каждый на свой манер, пели одну и ту же песню. Он должен жениться! Боже, ему хотелось заткнуть уши и никого не слушать. Ему хотелось сказать им, что в день Святого Михаила в атом году ему исполнится вовсе не тридцать, а только двадцать девять. Не говоря уже о том, что сейчас, в эту самую минуту, ему двадцать восемь, а сейчас, слава Богу, еще только май, а не сентябрь. Он едва успел привыкнуть к тому, что ему уже двадцать восемь.

Он с трудом научился выговаривать, что ему двадцать восемь, а не двадцать семь лет. Да и в конце концов у него еще уйма времени! Что им всем от него надо?

Граф посмотрел на бронзовые часы, стоявшие на камине. Черт возьми, куда запропастился Райдер? Ведь он прекрасно знает, что Каждые три месяца, в первый вторник, ровно в три часа они встречаются в парадной гостиной Нортклифф-холла. И конечно же, то, что граф сам явился инициатором этих встреч, когда девять месяцев назад, сразу после за подписания Амьенского мира, оставил армию, не извиняло его брата за то, что он опаздывает на их третью встречу. Да, хорош братец! При этом граф обходил вниманием тот факт, что сам он и не вспомнил бы об этой встрече, если бы его камердинер Лесли Дэнверс, чья пунктуальность временами была несколько утомительной, не напомнил ему о ней час назад.

Шумное вторжение улыбающегося Райдера, который принес с собой запахи ветра и моря, кожи и лошадей, и почти вовремя — было только пять минут четвертого, — заставило графа забыть свой гнев. К тому же Райдеру было почти двадцать шесть, а это значило, что скоро у них будут общие проблемы. Так что лучше уж держаться вместе.

— Боже, какой чудесный день, Дуглас! Я катался с Дороти по утесам. Ничего подобного я еще не испытывал, клянусь тебе, ничего подобного!

Райдер сел, скрестив ноги в сапогах из оленьей кожи, и подарил Дугласу свою знаменитую улыбку, открывающую ряд белоснежных зубов.

— Ты умеешь держаться в седле? Райдер улыбнулся еще шире. В его глазах появилось знакомое графу выражение человека, который добился предмета вожделения, и потому он только вздохнул.

— Ну, хорошо, — сказал Райдер после некоторого молчания, — если ты настаиваешь на этих встречах, я признаю, что должен выполнять твои условия как следует.

— А Дороти Блэлок?

— Вдова Блэлок такая женственная и соблазнительная, братишка, и знает, как доставить удовольствие мужчине. При этом моя Дороти достаточно умна, чтобы не попасться.

— Ее посадкой в седле я просто восхищен.

— В ней многое достойно восхищения. Лишь усилием волн Дугласу удалось сдержать улыбку. Все-таки он был граф, глава старинного рода Шербруков.

— Ну что ж, давай приступим к делу. Его серьезный тон не обманул Райдера, который заметил, как изогнулись уголки губ Дугласа, и рассмеялся.

— Ну что ж, давай приступим. Райдер наполнил свой стакан бренди, жестом приглашая брата присоединиться.

— Нет, спасибо, — отказался Дуглас и продолжил:

— Итак, в этом квартале на твоем счету четверо совершенно здоровых сыновей и четыре такие же здоровые дочери. Бедный малыш Дэниел умер минувшей зимой. Падение Эми не нанесло ей серьезных повреждений. Я ничего не упустил?

— Отметь у себя, что в августе я жду появления еще одного младенца. Мать чувствует себя хорошо, и, надеюсь, все будет в порядке.

Дуглас вздохнул:

— Очень хорошо. Ее имя? — Он записал ответ и поднял голову:

— Теперь все правильно?

Улыбка сошла с лица Райдера. Он медленно пил бренди.

— Нет, не все. Бенни умер от лихорадки на прошлой неделе.

— Почему ты не сказал мне раньше?

— Ты уезжал в Лондон по делам военного министерства, и я не стал тебя беспокоить. Похороны были скромными. Так захотела его мать.

— Мне очень жаль. — Дуглас встал, налил себе немного бренди и вернулся к столу. — Если ребенок должен родиться в августе, то почему ты не сказал мне об этом в нашу прошлую встречу?

— Его мать молчала до тех пор, пока беременность не стала очевидной. Она боялась, что я оставлю ее сразу же, как только узнаю. Пришлось объяснить ей, что Шербруки не бросают своих детей на произвол судьбы и я позабочусь, чтобы обеспечить будущее своего сына. Кстати, я надеюсь, что она подарит мне близнецов. — Райдер отвернулся от окна и отхлебнул еще глоток. — Да, совсем забыл. Еще Нэнси.

— Что Нэнси? — выронил листок Дуглас.

— Нэнси Арбьюкл, дочь торговца мануфактурой на Хай-стрит в Рае. Она тоже ждет моего ребенка. Я рассчитываю, что он родится в ноябре. Она замучила меня слезами и стенаниями, хотя я уверял ее, что ей не о чем беспокоиться. Более того, не исключена возможность, что на ней женится капитан корабля. Ему все равно, чьего ребенка она носит.

— Ну, это уже кое-что. — Дуглас закончил свои записи и поднял голову. — На твоем содержании находятся семеро детей и их матери. И еще две женщины должны родить от тебя детей до конца этого года.

— Да, все так. Не забудь про вероятность близнецов и про Нэнси, которая может выйти замуж за капитана.

— Господи, неужели ты не можешь развлекаться, не плодя детей на каждом шагу? Ты что, не знаешь, что для этого нужно делать?

Райдер покраснел, что было для него большой редкостью, и обиженно ответил:

— У меня не получается. Я никак не могу удержаться. В конце концов, не все же такие ледники, как ты, Дуглас! Господи, неужели ты всегда контролируешь себя? Неужели ты ни разу не был в состоянии, когда думаешь только о наслаждении и тебе плевать на все последствия?

— Нет.

Райдер вздохнул.

— Я не такой дисциплинированный, как ты. У тебя по-прежнему только двое детей?

— Нет. Мальчик умер, когда я был в Лондоне. Осталась только Синтия, прелестная девочка четырех лет от роду.

— Мне очень жаль.

— Это не было неожиданностью, доктора давно предупреждали об этом его мать. У малыша были недоразвиты легкие. Элизабет написала мне, что состояние ребенка ухудшилось, и я отправился в Лондон. Так что посещение военного министерства было только одной из причин моей поездки.

Дуглас взял чистый лист бумаги и занялся подсчетами расходов в текущем квартале.

— Твои любовные похождения обходятся слишком дорого. Чертовски дорого, я бы сказал.

— Только не надо читать мне мораль. Ты такой же молодой и здоровый мужчина, как я. И наш знаменитый дядюшка Брэндон только порадовался бы, видя, что его любвеобильная натура нашла свое воплощение в его потомках. Любовный пыл не покидал его до восьмидесяти лет, во всяком случае, так он мне рассказывал. И очень может быть, что он не хвастал.