— Любовь не всегда укладывается в рамки приличий.
— Вам не понять, что такое честь.
Она трепетала от его прикосновения, как пойманная птичка. Она была такой хрупкой. Он ощущал ее слабость и в то же время силу. Вера в собственную мечту, яркая, как солнечный свет, горела в душе девушки, и она вся светилась изнутри. У Саймона же на душе было темно, поэтому его и влекло к яркому свету.
— Скажи тогда, зачем ты выдумала Шеридана Блейка?
Она не сводила глаз с его пальцев, сомкнувшихся вокруг ее запястья.
— Мои родители настояли на том, чтобы Анна не выезжала в свет, пока я не выйду замуж.
Он коснулся большим пальцем ее ладони.
— Но ты так и не смогла найти человека своей мечты и поэтому выдумала его.
Она кивнула.
— Тогда мне показалось, что это очень хороший план.
— Но почему армейский офицер? Ведь он мелкая сошка.
— Я не настолько наивна. — Она высвободила руку. — Мой отец очень богат, но в глазах высшего света он торговец. Поэтому жениться на его дочерях аристократы считают ниже своего достоинства.
— Но ты ведь внучка покойного графа Каслрея.
— О да. — Эмили мрачно улыбнулась, и глаза ее блеснули золотом в лунном свете. — Моя бабушка позаботилась, чтобы я получала приглашения во все приличные дома и имела возможность должным образом показать себя на ярмарке невест.
Саймон нахмурился, услышав в ее голосе нотки горечи.
— Однако претендентов на твою руку было немало.
— Верно. Папино состояние оказалось куда весомее отсутствия подобающей родословной.
— Понимаю. Ты уверена, что мужчина, проявляющий к тебе интерес, просто охотник за приданым.
Эмили вскинула бровь и посмотрела ему в глаза.
— Именно так.
Саймон облокотился на подушку и некоторое время молча разглядывал ее.
— Подозреваю, что причина, по которой ты не вышла замуж, кроется в твоем собственном отношении к браку, Эм.
Она нахмурилась:
— В моем собственном отношении к браку?
— Ты видишь призраков там, где их нет и в помине.
— Пристало ли вам читать мне лекции о благородстве аристократического сословия?
Интересно, подумал он, что бы она сказала, если бы узнала, что он принадлежит к этому самому сословию. Наверняка он пал бы еще ниже в глазах этой юной леди. Впрочем, ниже некуда.
— Очевидно, тебе еще не доводилось встречаться с аристократом, который сумел бы поколебать твою уверенность.
— Мне не нравятся надменные аристократы, их интересует только туго набитый кошелек. Я не хочу мужа, который, едва произнеся у алтаря обеты верности, собирается завести себе любовницу. Человек, за которого я выйду замуж, должен быть честным, верным и преданным. И будет любить меня так же сильно, как я его.
— Как рыцарь из старинной легенды. — Он улыбнулся, припомнив сказания о рыцарях и замках, которыми зачитывался в детстве. — Воин, который посвятит свое сердце и свой меч своей даме.
— Вам это кажется смешным.
— Вы так думаете? — Он взглянул в ее глаза и увидел свет в их золотых глубинах. — Ты твердо решила выйти замуж только по любви. Ты настолько безрассудна и умна, что выдумала себе мужа и провела весь свет.
— И вы считаете, что я…
— Необыкновенная женщина.
— О! — Она отступила на шаг и налетела на прикроватный столик. Лампа закачалась. Она успела подхватить ее, но при этом смахнула со столика резную рамку розового дерева, в которую был вставлен рисунок акварелью, изображавший норманнский замок. Рамка упала на пол.
Саймон, наблюдая за Эмили, улыбнулся. По какой-то необъяснимой причине ему все время хотелось улыбаться, когда он смотрел на эту женщину. Повстречайся они в другое время и в другом месте, возможно, стали бы друзьями. Или любовниками. Или чем-то большим. Остались бы вдвоем навсегда. Он постарался прогнать эти мысли. Жизнь научила его не задумываться над хитросплетениями судьбы.
— Так скажи, кто же он был такой?
Она попятилась от него, разглаживая рукой рассыпавшиеся пряди волос, в тщетной попытке сохранить остатки собственного достоинства.
— Кто это — «он»?
— Тот человек, который обидел тебя настолько сильно, что ты теперь всякого проявившего к тебе интерес мужчину подозреваешь в том, что он желает заполучить твои деньги.
Она наткнулась на изящно изогнутый подлокотник своего диванчика.
— Если такой человек и был, то вас это все равно не касается.
— Касается. Ведь я твой муж.
— Мы не женаты, — сказала она, отчеканивая каждое слово. — И я найду способ избавиться от вас.
Саймон подпер ладонью подбородок и ухмыльнулся:
— Это тот самый Генри, верно?
— Нет, это невыносимо… — Она опустилась на диванчик и прикрыла покрывалом колени.
— Так чем обидел тебя Генри?
— А почему это вас так интересует?
Этот вопрос он мог бы задать себе и сам, если бы действительно хотел знать ответ. Но он не хотел.
— Нам придется довольно много времени проводить вместе. И чтобы все поверили, что мы супружеская пара, нам следует узнать побольше друг о друге.
Эмили раздраженно вздохнула. Мгновение она молча смотрела на него, размышляя, стоит ли отвечать.
— Ну же, Эм. Кто был этот Генри?
Она пристально смотрела на него, нахмурившись.
— Если сама не скажешь, мне скажет кто-нибудь другой.
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы не расспрашивали всех подряд обо мне.
— Ладно. Но тогда скажи, кто такой Генри?
— Лорд Генри Ковердейл, виконт Эйвзбери.
Саймон нахмурился, пытаясь сообразить, кто это такой, — он плохо знал аристократический мир Лондона.
— И что он такого сделал, что ты перестала доверять мужчинам?
Она печально улыбнулась:
— Он попросил меня выйти за него замуж.
Саймон чувствовал, как внутри у него растет напряжение, по мере того как кусочек за кусочком под напором его расспросов крошились стены, возведенные ею вокруг ее прошлого.
— Ты его любила?
Он не собирался задавать ей этот вопрос. Знал, что это его не касается. И все же затаив дыхание ждал ответа.
— Тогда мне казалось, что любила. Но я ошибалась.
Он перевел дух.
— Я была совсем молодой, мне едва исполнилось двадцать, когда я начала выезжать в свет. Голова была полна мечтаний. И я увидела его. Красивый, высокий, светловолосый, женщины его обожали. Я почувствовала себя польщенной, когда он стал проявлять ко мне интерес.
Саймон очень легко мог себе представить появление Эмили в Лондоне — конечно, она была как порыв весеннего ветра в холодных гостиных и бальных залах аристократов, которые сами давно превратились в ледяные скульптуры, без единой искры внутри. Как его отец.
— Я повстречалась с Эйвзбери, когда меня впервые вывезли в «Олмак» на бал. Я стояла рядом с бабушкой, охваченная отчаянием, что никто не пригласит меня танцевать и бабушка расстроится. Она так старалась найти мне хотя бы одного кавалера. — Эмили принялась разглаживать бледно-желтый шелк, закрывающий ей колени, будто пытаясь успокоить ту перепуганную юную девушку, которая стояла сейчас перед ее мысленным взором. — Мне казалось, что я слишком высокая, что волосы у меня слишком рыжие, а манеры напрочь лишены городского лоска. В тот момент я отдала бы что угодно, лишь бы стать маленькой и белокурой, как Анна.
Саймон про себя пожалел, что его не было в тот вечер в бальном зале. С каким удовольствием он повел бы эту рыжую красавицу танцевать!
— Мне казалось, что я стояла целую вечность в ожидании, что кто-нибудь спасет меня и пригласит на танец. — Она прижала ладони к коленям и вытянула длинные пальцы, точь-в-точь как кошка, выпускающая коготки. — И тут появился Генри, мы станцевали с ним, а потом у меня от кавалеров не было отбоя. Но моим героем стал Генри.
Саймон нахмурился, услышав горечь в ее голосе. Сколько лет прошло, а она все еще страдает. Этот Эйвзбери вонзил ей в сердце кинжал. И к своему немалому удивлению, Саймону захотелось оказаться тем самым мужчиной, который сумеет залечить душевную рану рыжеволосой красавицы.
— Не прошло и двух недель, как он сделал мне предложение. Это была такая честь для меня. — Она засмеялась, и так горько, что Саймону захотелось немедленно разыскать этого Генри Ковердейла, виконта Эйвзбери, и придушить мерзавца.