— Да, — отозвался он, не сводя с младшего брата своего пристального взгляда, — я с тобой.
— Что бы ни случилось — она моя! — предупреждающе напомнил Стэйн.
На что Эйнар лишь пожал плечами:
— Это твоё неоспоримое право. Ты заплатил за него, и все остальные будут вынуждены твоё решение уважать.
— Слово викинга твёрже стали, — заключил его брат, прежде чем покинуть шатёр вождя.
# # #
Новость о казни леди Яры Карлайл в считанные часы разнеслась по всему городу. Мирные жители оплакивали свою любимицу и уже заранее скорбели по ней. Многие из них сначала ринулись на дворцовую площадь, и только королевская стража сдерживала поток горожан нижнего двора от того, чтобы те не прорвались в замок. Смута и неспокойствие охватили Винсдорф, грозя перетечь в мятеж против правящей династии. В конце концов, по приказу его величества стража принялась отстреливать мирных жителей, и бунтующие против королевского указа были вынуждены разойтись по домам.
То утро выдалось хмурым и ветреным. Лучи солнца едва пробивались сквозь серую мрачность неба. Казалось, даже сила стихии восстала против королевского решения. Порывы сильного ветра раскачивали большой декоративный крендель, вывешенный пекарем на кронштейне перед входом. Улицы города были пустынны, даже блаженной Марты не оказалось на широких каменных ступенях, соединяющих высший двор для знати и нижний для бедняков. То излюбленное место, где Марта в любую погоду просиживала, выпрашивая подаяния, сегодня пустовало.
А в это время в королевской темнице Яра только что облачилась в брошенную стражей длинную белую рубаху — её последнее одеяние в этой земной жизни. Никто не пришёл проститься с ней. Не пришёл даже священник, чтобы исповедать её и отпустить земные грехи, как и полагалось делать перед казнью. Яре уже начинало казаться, что теперь её все сторонились, будто она была прокаженной. Но что было хуже всего — не пришёл даже Вильгельм…
Всё это подавляло её волю, рождая в душе вспышки неконтролируемого отчаяния. Девушка призывала себя быть сильной, и ей это практически удалось. Но когда дверь её темницы со скрипом отворилась, и в скудном свете маленького зарешеченного окошка под потолком она увидела своего отца, то тут же разрыдалась, бросившись ему на шею.
— Прекрати! — отстранил от себя дочь Юргенс Карлайл. — У нас мало времени. Приказом его величества к тебе запрещено пускать кого бы то ни было. Мне удалось прийти только благодаря положению, которое я всё ещё занимаю в этом городе.
Яра энергично закивала головой, пытаясь справиться с истерикой и не терять драгоценного времени на пустые слёзы, но ничего не могла с собой поделать. Они всё так же лились, не переставая, а голос, казалось, и вовсе пропал, перебиваемый нервными всхлипами. Яра была не готова к смерти, несмотря на то, что ей с детства твердили о Небесах и будущей жизни в Царствии Господнем. Она чувствовала себя маленькой девочкой — одинокой и неуверенной. Совсем как в тот раз, когда торговцы, державшие путь в Англию, выловили её в море и взяли с собой на торги. Они надеялись выручить за Яру пару медяков, отдав в услужение какой-нибудь знатной семье. Но к вечеру заморский товар был распродан, покупатели уже почти разошлись, а на мелкого заморыша так никто и не позарился. Кормить лишний рот тоже никто из торговцев не собирался, но и бросать, вверив Ярину судьбу в руки Господа, было негуманно. Какая жизнь её ожидала? В лучшем случае никому ненужный заморыш сгинет от голода или холода. Так лучше пусть смерть её будет быстрой, так решил заморский купец, надвигаясь на Яру с ножом.
Перед ней, прямо на земле были расстелены ковры, на которых лежали остатки нераспроданного товара: шелка, специи, украшения и самоцветы, а также кое-какое оружие. И поняв намерения торговца, Яра в страхе схватилась за меч, выставив его перед собой и пятясь назад. Меч был тяжёлым, его острие клонилось аж до земли, и маленькой девочке не хватало сил, чтобы держать его ровно даже двумя руками. Эта сцена и привлекла внимание Юргенса Карлайла, королевского военачальника, пришедшего на торги, чтобы пополнить запасы оружия.
Он не только выкупил Яру, но и удочерил её, дав той своё имя и высокое положение. Карлайл любил её, в каком-то смысле любил даже сильнее, чем свою родную дочь. И сейчас граф принял решение.
— Как там Вильгельм? — спросила Яра дрожащими губами.
Поняв, что любимый не по своей воле её избегает, ей стало немного легче. Яру схватили ещё до того, как герцог переступил порог ворот Винсдорфа. И как же жестока к ним судьба, если им не суждено даже проститься!
— Забудь о нём и послушай меня!
— Отец, это ложь, — перебила его Яра. — Вильгельм бы никогда не сделал того, в чём его обвиняет Мелисандра! Вы знаете это не хуже, чем я!
— И всё же он это сделал, — жёстко припечатал Карлайл. — Герцог Брей не отпирался, подтвердив, что перед нападением обесчестил твою сестру. Когда его состояние улучшится, он, как и полагается, отведёт Мелисандру к алтарю. Поэтому забудь о нём и подумай лучше о себе!
Слова отца выбили почву из-под ног Яры. Ей будто всадили нож в спину, и ещё никогда Яре не было так больно и нестерпимо досадно.
Тоска и отчаяние захлестнули её. Внезапно. Горько. Страшно! Внутри Яры будто в одночасье всполыхнул неукротимый огонь, который до этого лишь слабо тлел, и она всю свою сознательную жизнь старалась и вовсе его потушить. Она действительно желала стать истинной христианкой, чтить Господа и помнить о своём месте в семье и в храме. Но огонь, безудержный и неистовый, иногда словно пожирал её изнутри, а хранить это в тайне становилось всё сложнее. Это бремя стало её наказанием и испытанием её веры. Она боялась рассказать правду кому бы то ни было, даже Вильгельму. И лишь на священной исповеди позволяла себе открыться, прося у Господа силы победить то адское пламя, в котором видела происки лукавого. И в конечном счёте, ей это практически удалось. Вплоть до этого момента.
— Яра, послушай меня! — Карлайл встряхнул свою дочь за плечи. — Когда тебя будут вести по площади, горожане отвлекут внимание стражи и задержат их массой, пока мы доставим тебя к воротам.
Встретив во взгляде своей дочери немой вопрос, он подтвердил её догадки:
— Да, это заговор. По моему приказу, закрыв за тобой ворота, их заклинят, и у тебя будет немного времени, чтобы уйти. У берега будет ждать лодка, в ней мешок с вещами и едой. Тебе придётся проплыть мимо лагеря северян…
— Отец, — остановила Яра его сбивчивый шёпот, — не нужно больше крови.
Обхватив ладонями колючие щёки графа, она заглянула в его уставшие глаза.
— Я не собираюсь подвергать риску мирных жителей Винсдорфа, как и порочить ваше честное имя.
— А я не собираюсь смотреть на то, как моя дочь горит заживо на дворцовой площади! — воскликнул он, и голос его отозвался эхом, отражаясь от мрачных стен темницы.
Яра застыла перед ним и даже забыла, как дышать. Она изо всех сил старалась быть сильной, и, признаться, рассчитывала на более быструю и гуманную смерть. Но сейчас её выдержка раскололась, как яичная скорлупа, обнажая жуткий страх, сковавший её душу. «Гореть заживо», — обречённо повторила она про себя и пошатнулась, собираясь с силами.
— Тебя признали ведьмой, Яра.
Юргенс Карлайл знал, чьих это рук дело. Мелисандра не только рассказала королеве-матери о странном поведении своей сестры, но и показала той Ярины вещи, которые она якобы использовала в своих противоестественных ритуалах: перья и ссохшиеся скрюченные куриные лапы, волосы, огарки ритуальных свечей, крест с перевёрнутым распятием… Оствалось загадкой, где Мелисандре удалось всё это раздобыть.
Узнав, что Яра отпустила пленных, Мелисанда была в бешенстве: она хотела наблюдать за смертью этого бесовского отродья и насладиться их муками, за то, что они с ней сделали. Но и признаться в том, что произошло на самом деле, она не могла. Никто так и не узнал, что северяне надругались над ней, а в синяках и разрывах, обнаруженных лекарем, она обвинила Вильгельма. В её безудержной ярости даже любовь к нему отошла на второй план, и Мелисандра скорее была готова дать ему умереть, нежели лишить себя возможности упиваться предсмертной агонией проклятых язычников. И уже не имело значения, были ли среди них те, кто имел отношение к её позору. Мелисандра ненавидела их всех!
О да, выходка Яры привела её в бешенство. И если раньше она лишь недолюбливала свою сестру, завидуя той, то сейчас она Яру и вовсе возненавидела!