Затем по деревне прокатилась эпидемия лихорадки, и стало слишком поздно. Слишком поздно для разговоров о женственности и мужских тайнах. Слишком поздно для приданого и свадебных приготовлений. Слишком поздно, чтобы иметь мать, когда она больше всего в ней нуждалась.
Волна острого одиночества накатила на Виллу. Позволив себе еще один искренний вздох, перед тем как еще раз обратиться к проблеме, Вилла посмотрела на мужчину, рядом с которым она будет спать всю оставшуюся жизнь.
Что это была за странная мысль. И возможно не совсем неприятная. В конце концов, она была здоровой девушкой, оценивающей прекрасно выглядящего мужчину. Это было ее самым заветным желанием — выйти замуж за кого-то доброго и благородного, завести детей, снова иметь свою собственную семью.
Этот определенный мужчина, несомненно, казался хорошо сложенным. Ей пришло в голову, что сейчас самое время провести некоторое расследование. Они были женаты, в конце концов. Вилла приблизилась к нему, постаравшись улыбнуться как можно ярче, и удостоверившись, что она на всякий случай заблокировала дверь конюшни.
— Вы не хотите чего-нибудь поесть, муж? — вся деревня все еще была на свадебном завтраке. Если бы поздравления не были настолько сердечны, Вилла могла бы посчитать себя оскорбленной от внушительного размаха идущего празднования.
Мистер Натаниэль Стоунвелл бросил на нее осторожный взгляд, затем покачал головой и повернулся обратно к своей лошади. Ободренная, Вилла выдохнула:
— Но вы должны это сделать. Мы накрыли превосходный стол. Каждый человек в Дерритоне сидит там, желая поздравить вас. Это очень милая деревня и каждый здесь присматривает за каждым.
Хотя то, что каждая душа знала о делах другого человека все, вплоть до последних смущающих деталей, могло иногда быть надоедливым. Но Вилла не сказал этого вслух.
Он не ответил, только чистил свою лошадь все более длинными и мощными движениями. Как печально. Спаси меня небо от еще одного неразговорчивого мужчины.
Но все же ей нравилось смотреть, как его плечи двигаются под рубашкой, когда он работал скребницей. Они слегка перемещались и напрягались с каждым движением. Восхитительно. Вилла поморгала, чтобы избавиться от мечтательности, и вернулась к задаче, стоящей перед ней. Ей нужно узнать о намерениях Натаниэля Стоунвелла.
— Откуда вы, сэр? Вы — мы — поедем далеко?
Раз, хотя бы раз, Вилла хотела бы пропутешествовать далеко, далеко от Дерритона и простой жизни, которую она вела, наблюдая за сменой времен года и изучая землю. Возможно, увидеть новые места, потому что все, что лежало за пределами десяти миль от деревни, будет новым для нее.
Натаниэль Стоунвелл снова не ответил. Движения скребницы стали более короткими и быстрыми, но все еще достаточно сильными. Эти движения заставили его тело сгибаться еще сильнее, и Вилла не смогла удержать свой взгляд от путешествия вниз по его хорошо сидящим на нем брюкам.
О небеса. Какое зрелище.
— Мисс Вилла! Хорошо, вы уже здесь.
Вилла отвернулась от захватывающего зрелища ягодиц нагнувшегося Натаниэля Стоунвелла, чтобы увидеть, как Мойра широко распахнула дверь конюшни. Джон прошел внутрь, с еще одним битком набитым мешком на плече. Он сбросил его на землю, как будто это была простая подушка с перьями, но мешок приземлился с солидным звуком, который привлек внимание даже Натаниэля Стоунвелла.
— Осторожно, ты огромный мужлан! Там свадебные подарки Вилли. И так уже достаточно плохо, что Дэн разбросал все ее упакованные вещи. Настоящий беспорядок, вот что он натворил.
— Нет, мам! Ее комната уже была…
— Ничего подобного, — отругала его Мойра. — Позор на тебя, обвиняешь Вилли, а она всегда содержала свою комнату в абсолютном порядке!
С удовлетворением отряхнув руки, Мойра повернулась к Вилле.
— Все твои вещи упакованы, дорогая, все, вплоть до библии твоей мамы.
Вилла моргнула. С нарастающей тревогой она осознала, что через несколько минут она отправится в мир с неизвестным мужчиной.
— Но… еще несколько часов… — или дней. Или даже месяцев!
— Ты теперь замужняя женщина, и ты едешь со своим мужем, — Мойра вытерла руки своим передником.
Но просто уехать, вот так…
Вилла повернулась, чтобы найти поддержку у мальчиков, но они только покраснели и отвернулись. Натаниэль Стоунвелл может помочь ей, — подумала она. Все что ему нужно было сделать — это сказать, что они останутся в Дерритоне еще на некоторое время.
Она бросила на него умоляющий взгляд, только для того, чтобы увидеть, что он уже погрузил первый мешок на свою лошадь. Дик подал ему другой, и вот так, Вилла Трент больше не жила в Дерритоне.
Но она не была больше Виллой Трент, не так ли? Теперь она была Виллой Стоунвелл. Сражаясь с болью, вызванной тем, что деревенским жителям очевидно не терпелось увидеть, как она уедет, Вилла сморгнула слезы и пошла в свою спальню.
Там она залезла под кровать, чтобы вытащить незакрепленную половицу, в первый раз за все эти годы вовсе не беспокоясь о том, что кто-то увидит ее тайное хранилище. Она вытащила из тайника маленькую камею из слоновой кости, изображавшую ее мать в молодости, пожелтевший носовой платок с прекрасным валенсийским кружевом и плоский обернутый шелком пакет, который она быстро сунула за вырез платья.
Бумажник содержал любовное письмо от ее отца к ее матери, дневник ее дедушки и кое-что, о чем знала только Мойра — свидетельство о рождении Виллы.
Проводя щеткой по шкуре Бланта с большей силой, чем было необходимо, Натаниэль смог честно признать, что все пошло не так, как планировалось. Для него это было необычное ощущение. Даже его позор и последующая изоляция были тщательно организованы и обдуманы. Очень редко за свою жизнь он сталкивался с таким неожиданным поворотом судьбы, перед которым он теперь стоял.
Он был женат.
В этом был единственный яркий момент, хотя это была и не слишком достойная мысль. Натаниэль слегка улыбнулся, когда представил реакцию своей матери. По правде говоря, он не мог дождаться, чтобы увидеть ее лицо.
Его мечты были прерваны постукиванием нетерпеливого пальца о его плечо. Он обернулся, чтобы увидеть жену хозяина гостиницы, стоящую позади него с кулаками, упертыми в широкие бедра, ее лицо выражало материнскую обеспокоенность.
— Послушайте меня, мистер Стоунвелл, — сказала она без предисловий. — У нашей Вилли здесь есть семья и друзья. Одно письмо — один намек — говорящий нам о том, что вы сделали ее несчастной, и тогда я поджарю ваши яйца на моей сковородке, если до вас дошли мои слова.
Ее слова были более чем ясны. Натаниэль устоял против искушения прикрыть свои интимные части тела, хотя и сделал осторожный шаг назад к безопасности за широким крупом Бланта.
— Я уверяю вас, мадам, у меня нет намерений каким-либо способом оскорбить мисс Трент. — И только когда женщина подозрительно замигала на его заверение, Натаниэль осознал, что он упомянул девушку как «мисс».
О Господи, ему же полагалось думать о ней как о своей жене?
Когда Вилла снова вошла в конюшню, она увидела Дэна, со слезами на глазах седлающего крепкого пони и Мойру, стоящую рядом с Натаниэлем Стоунвеллом, что-то говорившую ему тихим голосом и тычущую ему пальцем в грудь для большей значимости.
— Не этого пони, — мистер Стоунвелл зашагал туда, где стоял Дэн с пони. — Мне нужно путешествовать быстро, — он оглядел конюшню кругом. — Что насчет этой? — он показал на дорогую кобылу. Это была лошадь, которую держал в гостинице один из преуспевающих владельцев магазинов Дерритона. Вилла ожидала, что Джон поправит мистер Стоунвелла, но к ее удивлению, лошадь была продана и оплачена в мгновение ока, цена, по-видимому, не имела никакого значения.
Очевидно, мистер Стоунвелл получал то, чего он хотел.
— Я готова ехать, — надменно объявила Вилла. Но ее надменность растаяла, когда все четыре члена семьи Смит бросились к ней и сжали ее в теплых объятиях.
— Вы все такие милые. Я буду ужасно по вам скучать, — Вилла похлопывала их и бормотала, ободренная и успокоенная, до тех пор, пока мужчины не ослабили свои тиски и не покинули конюшню, все еще хлюпая носом.
Вилла и Мойра некоторое время молча смотрели друг на друга. Как сказать «прощай» кому-то, кто был тебе матерью, сестрой и лучшим другом?
— Что ты сказала ему? — это было не то, что Вилла хотела сказать, но вырвалось у нее именно это.