Так что же за этим стоит?

– Смотри, что тут дальше, – вздохнула Люба, перелистывая газеты.

Дальше шло небольшое, но кричащее сообщение, снабженное фотографией знакомого Светке дома. Это тот самый дом, в котором проходила их с Марио свадьба. Тот самый, в котором сейчас у своих дедушки с бабушкой гостит Андрейка. Газета сообщала о странной смерти малютки Миреллы. Официальная версия: едва умеющая ходить малютка волею злого рока сорвалась с галереи второго этажа и разбилась. Однако дотошный журналист, когда-то побывавший в том самом доме на официальном приеме, отмечал, что сие возможным не представляется. Малышка не акробат, залезть на парапет не сумела бы: слишком высокий. Кто-то в этом поучаствовал. Высказывалось и предположение: это мог сделать только старший братец погибшей. По недомыслию. Или же из детской ревности. Родителей в момент трагедии дома не было. Няня Миреллы находилась внизу, на кухне, что подтверждают кухарки и шофер. И если исключить несчастный случай, остается только один предполагаемый виновник.

Чуть позже в другом уже издании публиковалось гневное опровержение гнусных клеветнических домыслов… Попытка нажиться на чужом горе… И все такое прочее. Дальше – тишина.

Дела давно минувших дней.

Грустно. И страшно.

Многое стало на свои места. На необъяснимые вопросы нашлись вполне приемлемые ответы. Лучше бы не находились. Но вот нашлись. И сердце колотится, как сумасшедшее.

Вот, значит, откуда это у них у всех: настойчивое нежелание, чтобы она, Света, родила еще одного ребенка. Значит, и Марио – помнит. И боялись они все вместе, всей семьей, что проявится наследственная ревность или что-то подобное.

Потом пришла еще одна мысль. Вот почему он и жену себе выбирал в дальних краях. Наверняка – целенаправленно. А ведь, по идее, должен бы среди своих найти. Не какую-то там без роду без племени русскую, а древнего итальянского рода. И родители не сопротивлялись, приняли.

И друзей у него не было и нет. И…

Много всяких «и» можно было добавлять и добавлять…

– Ты на меня не обижаешься? Зря я, может, тебе это показала? – донесся голос Любы.

– Нет, Люб, не обижаюсь. И – не зря. Мне надо подумать. Просто уложить все это в голове. Все в порядке. Я к озеру пойду. Созвонимся.

Она машинально глянула на часы. Все замечательно! Уложилась в пятнадцать минут. Есть время побыть один на один с глубокой тихой водой.

Да… В большом знании содержится великая скорбь… И, может быть, лучше было не знать…

Стоял тихий и очень теплый день. У озера не было ни души. Света села на большой горячий камень. Как она теперь вернется домой? К другому человеку. К мужу, которого, оказывается, совсем не знала. Нет, многое знала, конечно. Что предпочитает на завтрак и обед, костюмы каких фирм покупает, над какими шутками смеется… Но главную боль его жизни… Она об этом и не подозревала. Он казался таким открытым. А почему? Почему он ей таким казался-то? Да просто потому, что сама она была открыта, как сибирский валенок. Вот и судила всех по себе. Все у нее оказывалось просто и ясно.

Она задумалась и не слышала приближающихся шагов.

А когда услышала и оглянулась, отпрянула, вздрогнув.

Бежать ей было некуда.

4. Долг

– Напугал… Прости, не хотел.

Человек уселся на камень напротив, так, что они оказались лицом к лицу.

Красивый человек, в дорогом костюме, ухоженный. Неузнаваемый.

И – узнанный с первой же секунды. Еще до того, как заговорил.

Значит, она не сумасшедшая, не психопатка. Она действительно ощущала взгляд. Который действительно на нее направлялся. И сейчас она, наконец, узнает, почему.

– Узнала, – не вопросительно, но убежденно проговорил спасенный ею много лет назад парнишка, бредивший в предсмертной тоске в ее московской квартире.

– Узнала, – кивнула Света.

Она уже особым чутьем понимала, что день ей сегодня выдался особенный. Ей совсем не хотелось узнавать больше того, что открылось в уютном доме подруги. Ей и этого было вполне достаточно. Слишком много даже. Но жизнь не спрашивает, начиная открывать одну за одной тайны, которые лучше не знать.

– А тогда, на Сардинии? Узнала ведь! Я учуял. Думала, под шляпой спрячешься, станешь человеком-невидимкой, да?

– Да, – кивнула Светка. – Надеялась. Думала, не заметишь меня.

– Тогда… Знаешь что? Фото со своим благоверным в глянец не надо было помещать. Если узнанной не хочешь быть.

– Я ничего не помещала. Не знала даже… Что за фото?

– В светской хронике фото. Но я не за этим тебя разыскал. О том, кто кого и как узнал, поговорим еще. Сейчас дело важное.

– У меня нет времени, – беспомощно попыталась отказаться от важных дел наемного убийцы совершенно сникшая Света.

Предчувствие ужаса сковало ее сердце.

– Это точно. Времени у тебя мало. Поймешь, когда узнаешь. Вижу, ты напугалась. Меня не бойся. Я твой должник по жизни. И долг платежом красен. Я долг хочу тебе отдать.

– Мне ничего не надо, – пролепетала Светка.

– Надо. Это – надо. Ладно, сейчас покажу, смотри внимательно, все примечай.

Он достал из просторного внутреннего кармана пиджака iPad, точно такой, как у Марио. Андрюша такой просит. Надо бы купить. Красивый.

Подсознание делало попытку увильнуть от разговора, переключиться на красивую электронную штуковину.

– Смотри, не отвлекайся, вникай, – велел собеседник, протягивая Свете плоский экранчик размером с небольшую книгу.

– Кино? – как дура спросила Светка.

– Документальное, – усмехнулся невесело человек напротив. – Видеозапись. Смотри.

Съемки велись в машине. За рулем темнел некто – не различить. Заднее сиденье пустовало. Правда, недолго, секунду-другую. Открылась дверца, женщина в темных очках и странной кепке с большим козырьком просочилась в салон. Ее было очень хорошо видно. И слышно. «Какие камеры сейчас высокочувствительные!» – мелькнула у Светки мысль.

Но дальше женщина заговорила, и отвлекаться на постороннее сделалось невозможно. Нельзя.

– Вам передали, кого, когда? – спрашивала женщина обычным голосом, не таясь, не переходя на шепот.

– Давайте уточним, за сколько, – произнес мужской голос. – Мы с вами о деле говорим, поэтому надо четко обсудить все малейшие детали. Не подразумевать, а обсуждать, ясно?

– Конечно, – по-военному четко отозвалась женщина. – Приступаю. Цена: тридцать тысяч.

– Тридцать тысяч – чего? Давайте озвучим.

– Евро, конечно.

– Сначала обсудим объем работ, потом определимся с ценой.

– Объем работ. Убрать одного человека.

– Точнее.

– Убить, – с усилием решилась проговорить заказчица. – Убить одну женщину. В Милане.

– Итальянку?

– Нет, русскую.

– Здесь бывает? Не проще ли в Москве?

– Здесь исключено. Только в Милане.

– Это очень дорого. То, что вы предложили, это местные расценки. Загранка – это другое.

– Сколько?

– Как минимум пятьдесят штук.

– Евро? – нервно уточнила женщина.

– Ну, мы же этот вопрос уже затрагивали.

– Да-да. Хорошо. Мне нужно время. Я соберу. Две недели.

– Годится. Можно так: задаток вносите. Начнем работу. Потом по факту – остальное.

– Да. Я согласна.

– Тогда давайте детали.

– Сейчас. – Пассажирка открыла объемную сумку, достала пачку фотографий, протянула собеседнику.

– Красивая, – хмыкнул тот, перебирая фото.

Ответа не последовало.

– Называйте координаты.

– Адрес? Имя-фамилию?

– Так точно.

Светка не верила своим ушам. Ничему не верила. Ни тому, что видит, ни тому, что слышит.

Тетка в машине, расписывая детали, разошлась, сняла свои темные очки в пол-лица, кепку на затылок сдвинула.

– Боже мой! – заговорила Света как в бреду. – Боже мой! Боже мой!

Ее собеседник осторожно забрал экран из ее рук и выключил.

– Батарейку берегу. Недолго работает батарея, – пояснил он. – А нам еще кое-что посмотреть придется.

Почему-то голос давнего знакомого привел ее в чувство. Света огляделась вокруг. Голубовато-розовые воды озера, которыми она только что любовалась, потеряли почему-то свой цвет. Солнце светило по-прежнему. Но окружающий мир внезапно утратил краски, которыми она вот только что, минут десять назад, что ли, любовалась, отыскивая все больше и больше оттенков.