Разия Захир - Невольница

Суман вздрогнула и переспросила:

— Что? Спасибо, не надо. Я дойду, да и рикша знакомый, так что беспокоиться не о чем. — Она тяжело вздохнула. — Не мне теперь бояться одиночества, мне надо привыкать к одиночеству.

Он ничего ей не ответил. Промолчал. Она поклонилась и пошла к двери, там она почти столкнулась с Юсуфом.

Суман молча прошла мимо. Юсуф посмотрел на доктора Рафика. Тот молча отвел глаза.

— Заходи, присаживайся, Юсуф. Очень хорошо, что ты пришел.

На веранде, залитой ярким светом, восседала госпожа Сахават Хусейн. Напротив на корточках сидел Гафур и разбирал манго. Позади него стоял, одетый в короткое дхоти и майку, сынишка садовника и ковырял в ухе. У его ног стояли корзины разного размера и валялся клубок суровых ниток, в клубок была воткнута большая игла для обшивания корзин.

— Смотрите, госпожа. Вот эту, большую, пошлем господину министру, а вот те две — господам Номану и Триведи. — Гафур показал рукой на кучку отобранных плодов.

— Что? — Госпожа заглянула в корзину. — Вот это выбрось, он подпорчен снизу… Возьми вот этот, крупный… Крупный, я говорю, самый крупный. Вот беда, не отличит крупный от мелкого. Нилам справилась бы за несколько минут. Вы угробили ее, вы довели ее до больницы… А где Нафис? С утра говорила ей, чтобы написала на карточках имена. Я ведь совсем не знаю хинди, а в наше время без него не обойдешься. Приходится писать на хинди, если посылаешь что-нибудь этим господам… Вот я и говорю: была бы Нилам, и все бы шло по порядку. Позови хоть Салмана. Пусть он напишет…

— Они уехали куда-то на машине, — вмешался в разговор сынишка садовника.

— Вот беда, он еще машину забрал. Как он подводит меня. На чем я теперь отправлю манго? Да, я спрашиваю тебя, Гафур: где дочь?

Напевая, в гостиную вошла Нафис. Она выбрала самое большое манго из тех, что были предназначены господину министру, понюхала и похвалила:

— Wonderful! Изумительно. Кто покупал? Мунши-джи?

Госпожа вспомнила о своем домоправителе, резко захлопнула коробочку с бетелем, уселась поудобнее и приказала мальчишке привести мунши.

— Скажи, чтобы шел сюда с ручкой, чернилами и бумагой. Иди, что раскрыл рот?

Мальчишка садовника убежал.

В это время послышался шум подъехавшего автомобиля, потом хлопнула дверца, и на веранде появился насвистывающий Салман.

— Здравствуйте, тетушка! — приветствовал он госпожу, усаживаясь рядом с Нафис. Он взял манго, отложил, выбрал самое большое и шепотом попросил Нафис: «Разрежь мне вот это».

— Салман, мне надоело твое ребячество. Эти манго мы собираемся послать господину министру. Упакуй-ка их лучше вот в эти корзины, прикрепи карточки, надпиши.

— Такую гору манго господину министру? И вот те, что лежат отдельно, тоже?

— Разве это много, дорогой? Если ты делаешь подарок, нужно подумать, чтобы он был достоин и того, что дарит, и того, кому он предназначается… А куда ты брал машину?.. Дочка, Нафис, посмотри-ка сама, куда запропастился этот мунши. О чем я только что говорила? Да, дорогой, ты брал машину. Куда ты ездил?

— Доехал до больницы. Сегодня у Нилам сняли швы. Вечером ее выпишут.

— Благодарю тебя, боже! Если бы она была здесь, мне не пришлось бы кланяться этим слугам. Однако зачем тебе понадобилось ехать в такую даль? Мог бы спросить по телефону.

Салман пропустил это мимо ушей и повернулся к Гафуру:

— Ну что ж, будем укладывать манго. Неси корзину. Тетушка, министру я их доставлю вечером сам.

— О, дорогой, ты сделаешь доброе дело. Возьми машину.

— Придется. Но, тетя, у господина Номана некому есть эти манго. Правда, он дважды женился официально, еще раз — неофициально, но детей у него не было. И поскольку поднимался вопрос о достоинствах лица, которому этот дар предназначается, отбавим немного из его доли.

— Салман, я совершенно не понимаю твои неуместные речи. Подарки посылают, чтобы укрепить связи, и нам нет никакого дела, сколько у него жен, сколько любовниц и содержанок, сколько ртов, сколько носов! — Госпожа сунула ноги в шлепанцы, встала.

Дверь приоткрылась, и показался мунши с письменным прибором в руках. Он поправил очки и, вздернув брови, ждал приказаний.

— Мунши-джи, где это вы пропадаете? — прикрикнула госпожа. — Вас не дозовешься. Известно вам, что привезли манго и их надо отослать большим людям? Кто это должен делать за вас?

— Но приходил лекарь…

— Вы ухаживаете за этим лекарем, как за доктором. Это, наверное, опять тот знахарь Насирулла? То не внесет плату за обучение девочки, то, смотришь, сына пустил босиком. Оказываешь ему всякие милости, а он занимается поэзией, парит в облаках. — И, надувшись, госпожа пошла в комнату.

Салман показал мунши рукой — можешь идти.

Тот с готовностью повернулся и, тяжело отдуваясь, вышел. Салман быстро рассовал манго по корзинам и приказал Гафуру зашивать. Нафис он сказал:

— Вечером поедешь со мной. Заберем Нилам, а заодно отвезем Юсуфу корзинку с манго.

— Меня оставишь в больнице. К нему я не поеду.

— Поедешь. Так хочет твой ангел-хранитель. Не поедешь — высажу у подъезда какого-нибудь министра. — И, оглянувшись, добавил: — Тетушка ушла, неси скорее тарелку и нож. Отведаем и мы… Посмотри, какая прелесть! А внутри сладкий, как мед. Да поаккуратнее перевязывай, — прикрикнул он на Гафура. — Не видишь, это корзинка министра. — Тут он взглянул на небо. — Ну вот, нагнало туч. А сегодня мне, как назло, хочется, чтобы Аллах вместо воды послал денежный дождь. Дело в том, что денежный источник в моем кармане иссякает, а без денег и бархатное лето не в радость. И вот уже несколько дней я вынужден жить отшельником, ни с кем не встречаться…

— С кем это ты не встречаешься? — полюбопытствовала Нафис. — Кажется, все вечера просиживаешь в кафе.

— Это не в счет! Я хожу туда с тоски. Ладно, будь готова к четырем часам, чтобы мне не пришлось вламываться к тебе в спальню и торопить. — И он передразнил ее:

— Wait, Салман. You confused me.

— Дождешься ты, Салман, что я запущу в тебя манго.

— Если можно, покрупнее. Ладно, исчезаю. Нужно послать напоминания в две газеты. Статьи опубликовали, а деньги не думают платить. Я сию минуту, good girl.

Он вскочил и, напевая, пошел к себе. «Стыд перед людьми», да-да, «стыд перед людьми удерживает меня»… «звенят браслеты у меня на щиколотках… звенят». — И вдруг остановился как вкопанный.

— Братец Юсуф! Когда это вы пожаловали?

Юсуф сидел у него в комнате с книгой в руках, спиной к двери. На голос Салмана он обернулся и положил книгу.

— Да я прошел прямо сюда, чтобы не встретиться с кем-нибудь из ваших домочадцев.

Салман обеспокоенно следил за ним.

— Прикройте, пожалуйста, дверь, — попросил Юсуф.

Салман закрыл дверь.

— Ну?

— Суман, — сказал Юсуф. — Она больше не верит тебе.

— Почему? Нет, не может быть. Да и кто вам мог это сказать? Она сама?

— Давай по порядку, Салман. Я не могу сразу ответить на все вопросы. В больнице ты записал Нилам как свою жену, так? Ну вот, из-за болезни девочки Суман эти дни тоже провела в больнице. Там она случайно увидела в истории болезни твое имя, видела, как ты навещал Нилам… Ну и теперь…

Он остановился на полуслове. Салман побледнел.

— Все обойдется, Салман. Надо объяснить, что это недоразумение…

Салман ходил из угла в угол.

— Не в этом дело, — промычал он. — Ведь это значит, что она мне ни капли не верит. Разве любовь без веры выдержит серьезное испытание? Какая же это любовь?

— Не преувеличивай, Салман. Она любит тебя. Тут задето ее самолюбие.

— Возможно, — согласился Салман. — Но хоть бы спросила меня! И я хорош, мне бы съездить, навестить ее. Видишь, Мину больна. Но если б она считала меня другом, она бы сообщила о болезни девочки!.. А вы… Да если б я знал, что она в больнице, разве б я не зашел? Скажите, ну мог я бросить Нилам на произвол судьбы, ведь дело шло о чести, о жизни человека! В душе я глубоко убежден, что поступил правильно.

Юсуф молчал.

— Она даже не хочет говорить со мною? — спросил Салман. — Не хочет, упрашивать не станем! Я не чувствую себя виноватым.

— Но, Салман, почему бы тебе не пойти и не объясниться?