Звуки заставляют меня поднять взгляд к монитору. Кошмар. Из — за меня? Эта мысль вызывает у меня улыбку. Это лучше, чем смерть, которая ее мучает. Крик прекращается, и она переворачивается на живот. Не осталось ничего, что Диана сможет использовать против себя, она в безопасности.
Не отрывая свой пристальный взгляд от экрана, я двигаю рукой, чтобы взять антикварный нож, которым она пыталась себя зарезать. Имя "Ронни" выгравировано на деревянной ручке. Мой палец потирает углубления. Оружие не принадлежало ее мужу, оно принадлежало его отцу. Почему оно было в комплекте с ее платьем, было тем вопросом, ответ на который я получил спустя два дня после того, как мы трахнулись. Мне потребовались часы, чтобы вытащить его из нее, но она наконец — то призналась, что спрятала его там, чтобы потенциальные покупатели дома не украли вещицу, в один из осмотров. Это имело смысл, но я ненавижу то, что пропустил его во время своего обыска. Что если бы нож был более острым? Что если бы я не подоспел вовремя?
Я открываю ящик, прячу нож и закрываю его за собой. Ей пришло время начать свой день, и я с нетерпением этого жду. Мои методы не сработали, но я знаю, что должно подействовать. Страх. Он станет ключевым моментом. Засов благодаря мне скользит в обратном направлении и мягкое сияние освещения, льющегося из моей комнаты, падает на бежевый ковер, который покрывает ее пол. Сейчас только четыре утра, и я знаю, что она крепко спит. Это сработает в мою пользу. В этот момент, она не может увидеть, что приближается опасность.
Звучит щелчок, когда я закрываю нас. Мелкими шагами, я приближаюсь к кровати. Бинт натягивается напротив моей кожи, когда я стягиваю футболку, которая идет в комплекте с моими шелковыми пижамными штанами. Мой член уже твердый от одной только мысли, что меня ожидает.
Мне не требуется много времени, чтобы рассмотреть спрятанное под одеялом тело. Одним рывком, я срываю его с нее и наваливаюсь сверху обнаженной грудью, прижимая руку к ее рту, чтобы заглушить крик, который я знаю, она издаст.
— Свет, — командую я. — Доброе утро, рабыня. Ты хорошо спала? — гневные слова рвутся из нее еще сильнее, когда я прижимаю свою ладонь крепче к ее рту. — Ты серьезно собираешься отвечать? Ты думаешь, я не знаю, как ты спала? Я наблюдаю за тобой, — мое дыхание скользит по щеке девушки, — почти постоянно. Скажи мне, что ты видела в своем кошмаре? Это был я?
На какое — то мгновение она замирает, прежде чем снова начать свое сопротивление.
— Ты думаешь обо мне так же, как я думаю о тебе?
Какого черта, я творю? Я понимаю, что мне нужно внушить страх… и я хочу, чтобы он не был лишен эротического подтекста, но, черт возьми, я чересчур этим наслаждаюсь.
До меня доносится ее приглушенное мычание, а потом я ощущаю боль, когда она впивается ногтями мне в бок. Не так сильно, как я знаю, она может, но достаточно, чтобы оцарапать кожу до крови. С рычанием я убираю руку с лица рабыни, но продолжаю удерживать ее руки.
— Ты хочешь снова оказаться в наручниках?
— Нет, — тяжело выдыхает она.
Я прижимаюсь своими губами к губам Дианы, и девушка не сопротивляется. Раньше, она сказала бы мне не трогать ее. Или плюнула бы мне в лицо. Что — то изменилось.
— Расскажи мне свой сон, — я толкаюсь своим твердым членом в ее центр, и она пытается отодвинуться, избегая нашего контракта. Внутри, это заставляет меня улыбаться. Ну, по крайней мере, она не набрасывается прямо на меня с мольбами трахнуть ее снова. Кажется, это интересует Диану не так сильно, как произошедшее избиение.
— Ты знаешь мои сны. Я скучаю по своей семье. Мы можем перейти к той части, где я делаю доброе дело, а затем смогу покончить с этим?
Моя рука сжимается вокруг ее запястья так сильно, что она вскрикивает.
— Я передумал. Ты не готова ступить на этот путь. Ты все испортила своим небольшим инцидентом с ножом. Не говоря о том, что ты должна обращаться ко мне правильно.
— Но… ты сказал… — она немного отклоняется, угрожающе продолжая, — ты, бл*дь, сказал, что я смогу умереть, если сделаю это, — сила, которой я и не знал, что она обладает, выливается в сопротивление. Я сильнее вжимаю Диану в кровать, когда смотрю на нее сверху вниз.
— Твоя смерть наступит тогда, когда решу я. Может, это случится раньше, чем ты думаешь. А может, перед этим пройдут годы. Ты самая худшая рабыня, которая когда — либо у меня была. Дерьмо, ты не слушаешься. Почему я должен дать тебе то, что ты хочешь? Ты ничего не заслужила. Что дает тебе право на чувство собственной избранности? Ничего, — взрываюсь я. — Ты уже мертва, помнишь? Я, черт возьми, убил тебя, когда ты вошла в эту дверь. То, что ты пережила со своей семьей — это паршиво, но не хуже, чем оказались способны вынести другие. Я хотел показать тебе это, но ты все испортила.
Прорывающееся рыдание, переходит в крик. Ее голова покачивается назад и вперед, и я сжимаю ее, удерживая так, чтобы она смотрела на меня.
— Ты хочешь стать свободной, так стань моей рабыней, по — настоящему. Подчиняйся каждому моему приказу. Называй меня, как тебе положено, — я облизываю ее нижнюю губу, и она начинает подо мной дрожать. — Ты подчинишься мне, и я исполню твое желание.
— Я ненавижу тебя, — взрывается она. — Я ненавижу тебя!
Меня действительно распирает смех.
— Я не ожидаю, что ты облегчишь мне задачу, но если ты хочешь умереть, то сначала пройдешь через все круги ада. Единственный способ познать истинный смысл — это пережить то, что я тебе уготовил. Настоящий я. Тот, кого ты увидела только мельком. И он не такой сексуальный. Выбирай: это, или ты будешь гнить в этой комнате до тех пор, пока не умрешь от старости. Никто не будет искать тебя, Диана. Все заинтересованные уверены, что ты или сбежала, или покончила с собой там, где никто не сможет тебя найти. Они ожидают от тебя именно этого. Они никогда не догадаются, что нужно искать тебя здесь. Если в твою безмозглую голову пришла мысль о Джейми, и ты думаешь, что он заберет тебя, или приведет полицию туда, где ты, то не трать впустую свое время. Он высадил тебя у твоей новой съемной квартиры. Дорин скажет, что ты вернулась. А потом снова ушла.
Она дергается.
— Ты ушла и пропала, рабыня. Ты мертва, — шепчу я. — Точно так, как ты и хотела.
— Я хочу, чтобы ты сдох. Я убью тебя, — взрывается она. — Я, бл*дь, буду…
— Ты будешь что? — мои пальцы впиваются сильнее, пока она кричит. — Ты будешь повиноваться — вот что ты будешь делать. Сейчас, скажи. Скажи, что я твой Господин.
Ее рыдание превращается в продолжительный, душераздирающий вой.
— Говори! — шлепаю рабыню рукой по лицу, не достаточно сильно, чтобы причинить боль, но наверняка достаточно, чтобы вернуть ее внимание.
— Никогда. Бл*дь, никогда.
Стаскивая ее с кровати, я оборачиваю руку вокруг хрупкого горла, пока пальцы ног пытаются нащупать пол в качестве опоры. Я знаю, что душу рабыню, но она все еще может вдохнуть воздух. Ее ногти впиваются в мою руку, когда я подхожу и хватаю пульт. Пока я нажимаю на кнопки, меняя диск, Диана по — прежнему остается в моих руках. Я знаю, что она думает, что я заставлю ее смотреть на самые отвратительные самоубийства, но она ошибается. Так сильно ошибается.
Смех наполняет комнату сладким голоском ребенка. Ее ребенка. Рукой я ощущаю ее вес, когда она ненадолго перестает дергать ногами. Будто кто — то отключает от нее аппарат, поддерживающий жизнедеятельность. А потом, она превращается в сумасшедшую, пытаясь вырваться, и борясь со мной так отчаянно, будто от этого зависит ее жизнь.
— Мамочка! Смотри! — темные кудряшки подпрыгивают, когда Кейли подходит ближе к переносной камере, держа новую куклу. Оберточная бумага разбросана по полу, везде виден свет: синих, красных, зеленых, и белых огоньков, от дерева, запечатленного на заднем плане.
— Посмотри на это, Кейли, — Диана появляется на экране, а мужчина смеется. Голос слышится достаточно близко, и становится очевидно, что он тот, кто держит камеру.
— Не надо больше, — медленно произносит она. Рыдания сотрясают ее так сильно, что я ощущаю их глубоко в своей душе. Пальцы, впивающиеся в мою чертову кожу, будто пытаются ухватиться за собственную жизнь. Боль, которую мне пришлось испытать несколько минут назад, теперь кажется несущественной в сравнении с тем, что я вижу, как передо мной разрывается ее сердце.