Аляска Ангелини - Невыносимый (ЛП)

Поцелуй углубляется, в то время как его пальцы впиваются в мою плоть. Его твердый член скользит по моей попке, и я страстно желаю начать двигаться с ним в такт. Вся потребность концентрируется на том, что находится подо мной. Прежде чем осознаю, что делаю, я целую его в ответ. Удовольствие и голод возвращают меня к жизни, заставляя зашевелиться. Я открываю глаза и смотрю на незнакомца перед собой. Не думаю, что могу заставить себя ему сопротивляться.

Мои зубы впиваются в нижнюю губу Господина, и я отстраняюсь, пробуя на вкус его кровь. Я ожидаю появление монстра, но все, что я получаю — рычание, сопровождаемое улыбкой, которая растягивает его губы. Кровь стекает по подбородку, и он облизывает ранку, пока я дрожу от страха и похоти.

— Ты прокусил мою губу дважды, — вклиниваюсь я. — Я полагаю, что мы почти в расчете. Если ты развяжешь меня, то я оставлю свою метку на твоем плече, и мы будем квиты. А потом я уеду. Я готова вернуться домой.

Поцелуй затуманил мой мозг. Какого черта я это говорю? Он не собирается меня отпускать. Я это знаю.

— Ты — храбрая, рабыня, — он снова облизывает губу, размазывая кровь, и свободной рукой вытирает подбородок. — Ты — единственная, кто заставил меня истекать кровью. Единственная, кому я добровольно это позволил. Ты думаешь, что после этого я позволю тебе сбежать?

Мой рот открывается, пока я пытаюсь осмыслить сказанное им. Галстук натирает мои онемевшие запястья, но я все равно дергаю руками.

— Что? Нечего ответить? — он прищуривается и качает головой, я вижу, как возвращается гнев. — Я так не думаю. Мы оба знаем, что ты никуда не уйдешь, пока я не буду готов отпустить тебя. Если, — подчеркивает он, — я буду готов. Тебе еще предстоит пройти долгий путь. Случившаяся у тебя переоценка ценностей ничего не доказывает. Ты по — прежнему нестабильна. Ты должна будешь заработать свой билет на выход, и не важно, что это будет: жизнь или смерть. Выбор будет за тобой — решай, но время, когда это произойдет, будет моим. Но пока ты продолжаешь вести себя неправильно… возможно, мы никогда не достигнем того момента, когда нам придется принимать такие решения.

— Так это твой план? Позволить нашим жизням пройти мимо, пока ты удерживаешь и мучаешь меня в своем доме? Знаешь… — я останавливаюсь, пытаясь замедлить свой пульс. Я не могу остановить то, что должна сказать, независимо от того, как напугана тем, что может произойти после. — Та ярость, которую ты удерживаешь внутри и так легко позволяешь ей контролировать свою жизнь из — за того, что произошло в твоем прошлом… Ты не исцелишь себя тем, что сломаешь меня. Или кого — то другого, если на то пошло.

Он приближается до тех пор, пока между нами не остается расстояния. Моя грудь прижата к его, но он вжимается в меня сильнее.

— Ох, рабыня. Ты просто не понимаешь этого. Я делаю это с рабам не из — за своей утраты. Все, что я делаю — я делаю для своего удовольствия. Кроме того, ты любишь эти пытки, не спорь.

Никаких возражений. Его глаза впиваются в мои, словно что — то ищут, но я не понимаю, что именно. Я знаю только то, что должна выяснить, что же делать дальше. Я была на пути неповиновения и хотела убить себя, но теперь, когда я не хочу умирать… он действительно позволил бы мне сделать это? Возможно, но он говорил и обратное. Все сводится к тому, что я должна ему довериться. Чего я не делала раньше.

— Ты отрезал мои волосы, но что это доказывает? Что у тебя есть власть надо мной? Ты думаешь, я этого не вижу?

Он сжимает мою задницу пальцами, и я стараюсь не двигаться, когда он приподнимает меня выше на уровень своего живота.

— Очевидно, нет. Ты дерьмово подчиняешься и испытываешь мое терпение. Пока ты учишься, я буду делать все, что посчитаю нужным, чтобы привести тебя туда, где ты должна быть. Не важно, что это за собой повлечет.

Моя голова откидывается назад, когда я смотрю на него.

— И где это? Где я должна быть?

Рычание вырывается из его горла, и я могу сказать, что он пожалел о том, что произнес.

— Стабильность в том, что выбор за тобой. Мы закончили разговор. С этого дня ты будешь послушной. Ты будешь следовать всем моим правилам. Или, Боже, помоги мне, но я запру тебя здесь и буду бить каждый день до тех пор, пока ты не одумаешься. И я имею в виду не то баловство, которым мы занимались до этого. Я сломаю тебя, рабыня. Единственное, чего я, черт возьми, не хочу делать, несмотря на твои провокации, так это сломать тебя на столько, что ты будешь подчиняться каждой моей команде как гребаный робот. Тогда ты не сможешь уехать, даже если захочешь. Почему, спросишь ты? Потому что ты будешь так зависеть от каждого моего слова, что потеряешься без меня, говорящего тебе, что нужно делать. Ты умрешь без меня или безусловно, захочешь этого. Я хочу, чтобы ты была достаточно сильной и принимала свои собственные решения, даже тогда, когда будешь подчиняться правилам. Это для тебя. Не для меня. Тебя. Прими это. Сильная, но покорная. Понимаешь?

Его рука захватывает мое лицо, прижимая затылок к металлу.

— Учись. Повинуйся. Стань сильнее. Отбрось гордость и подчинись мне. Только тогда ты будешь знать, что действительно хочешь или в чем нуждаешься в своей жизни. И только тогда я смогу позволить тебе выбирать свой путь.

Время замедляется, когда я вспоминаю те недели, которые провела здесь. Внезапно, все становится предельно ясным. Это не было извращенной игрой, как я себя уверяла. Это не было попыткой выяснить, кем он был или что представляет собой его психика, таким образом, я должна была раскрыть тайну, которую удерживала внутри себя. Это так же не имеет смысла, как и цель, которую он мне озвучил. Сильная, но, тем не менее, покорная. Если я сделаю это, то смогу узнать его секреты. Возможно, это будет проще, чем если я продолжу бороться с ним. Но самое главное, я пойму, кто я есть. Прогнуться, если я хочу уехать. Если я хочу жизнь снова, независимо от того, что произойдет. Да. Пришло время.

— Согласна… Господин.

Его брови сходятся вместе, и напряженность, сковывающая его плечи, словно тает, когда он опускает меня на пол. Моя голова опущена, пока я жду того, что произойдет. Я знаю, что на этот раз не будет никакого удовольствия. А возможно больше и никогда. Все, что я получила от него — это поцелуй, который либо приведет меня к смерти, либо позволит нам разделить удовольствие.

Избитая, свисающая с Андреевского креста, Диана полностью измотана. Слезы давно высохли. Все, что остается — это звуки рыданий, во время которых ничего не вытекает из ее глаз. Я протягиваю руки и расстегиваю наручники, которые удерживают девушку в вертикальном положении. Ее рука мгновенно оказывается на свободе, и я осторожно подхватываю падающее тело, стараясь не причинить еще больше боли, прикасаясь к отметинам. Я знаю, когда мне нужно остановиться и когда она не в состоянии выдержать больше, чем я могу ей дать. Может, я и не сломал ее, но я чертовски близок к этому.

— Господин, — Диана пытается прижать ладонь к моей обнаженной груди, пока я освобождаю ее вторую руку. Тело рабыни приземляется в мои объятия, я поднимаю ее на руки и несу вверх по лестнице, ведущей из подвала в сторону своей комнаты. Я мог бы оставить девушку внизу, но она закончила с подвалом. Мне известно, как выглядит подчинение, и она добровольно подчинилась мне в тот момент, когда я закончил свою речь. Больше никакого сопротивления. Больше никаких выкрутасов. Мы закончили. Остальное будет легко.

Меня охватывает грусть, когда она всхлипывает на моей груди. Мне придется ее отпустить. Осознание того, что наше время почти закончилось, почти разрывает меня на куски. Она уйдет из — под моей крыши и заживет своей собственной жизнью. Диана будет двигаться дальше.

Я не могу отрицать, что это сделает меня счастливым — видеть, как она идет по жизни, но чего это будет стоить мне? Бл*дь. Я не хочу об этом думать. Не хочу признаваться самому себе в том, что уже и так знаю.

— Ш — ш–ш, рабыня. Я позабочусь о тебе, — я целую ее в лоб и поворачиваю голову в сторону своей комнаты, расположенной дальше по коридору. Мои глаза цепляются за последнюю дверь и возвращаются обратно к моей ноше.

— Больно, — мягко стонет она.