— Я знаю. Это нужно было сделать. Теперь ты слышишь не только себя, — это не вопрос. Она будет послушной или, не дай Бог, я решусь сломать ее на самом деле. Я знаю, что смогу. Бл*дь, часть меня точно хочет это сделать, но я не могу с ней так поступить, даже если уверен, что это не займет много времени. Еще несколько таких же дней, как сегодня… и она была бы моей. Навсегда. Послушной рабыней в моем полном распоряжении.
— Я собираюсь промыть и заклеить твои раны. Сегодня ночью ты будешь спать со мной, а завтра начнется твоя новая программа обучения.
Я открываю дверь и прохожу мимо мониторов в ванную. Когда я включаю душ, она сильнее прижимается ко мне. Монстр внутри меня не может прекратить смотреть на отметины. Бл*дь, я люблю их. Я получал удовольствие каждый раз, когда оставлял их на ее коже. Я впитывал это ощущение, так как знал, что скорее всего, это было в последний раз. И это сделало печаль слишком сильной, мешая насладиться процессом. Завести вторую рабыню подобную ей, когда она одна на миллион. Я никогда не был так же одержим другим человеком, как оказался зависим от прекрасной Дианы. Мы так похожи. Так, бл*дь, сильно. Своими личностями и судьбами. Я цепляюсь за ее боль и утрату, желая излечить ее, словно это каким — то образом исцелит меня. Однако это не так.
Капли отскакивают от плитки, и я проверяю температуру воды, прежде чем сбрасываю ботинки и встаю под душ. Брюки прилипают к моим ногам от мощного потока, льющегося сверху. Пар заполняет пространство, и я выхожу из — под воды.
— Напор слишком сильный. Я не смогу принять душ, — она отстраняется. — Просто оставь меня, я буду в порядке.
Я хватаю мыло и опускаю его на дно кабинки. Моя рука тянется вперед, я нажимаю кнопку на панели, меняя режим подачи воды. Опускаюсь вниз и усаживаю ее на свои колени, пока нас орошают легкие брызги.
— Ты все сделала хорошо. Выдержала даже больше, чем я предполагал, — я открываю мыло, отказываясь смотреть ей в лицо. — Я горжусь тобой.
— Ты серьезно?
В ее тоне такой трепет. Он задевает что — то глубоко внутри меня, взывая к внутреннему Господину. Тому, кто играет по правилам, а не к тому, кто едва не ломает рабов. Я опускаю взгляд к ее округлившимся глазам.
— Да. На счет всего. Особенно твое решение быть послушной. Оно порадовало меня очень сильно, — возможно, я и произношу эти слова, но я по — прежнему ей не доверяю.
Я поднимаю руку и отодвигаю мокрые волосы, которые прилипли к ее челюсти. Какая жалость. Это чуть не убило меня, когда я срезал их. Ох, как мне нравилось сжимать в кулаке ее длинные волосы. Если бы не желание преподать ей урок, то я никогда даже не подумал бы сделать их короче.
— Я отрезал твои волосы. Я попрошу Кортни приехать завтра до обеда и все исправить, — линии моего рта искажаются, и я опускаю голову, позволяя воде стекать по мне. Ручеек пробегает по ее животу, взгляд останавливается на моем имени. Бл*дь, что я наделал? Я знаю… но, черт. Я собирался держать ее здесь; почти убедил себя, что моя подпись сделает для меня невозможное — заставит отпустить ее. Смогу ли я принять то, что другие мужчины будут смотреть на мое клеймо? Это будет означать, что они на моей территории. Моей.
— Кортни была как я? Рабыней?
Неужели в ее голосе звучит нотка ревности? Я не могу это определить, поэтому поднимаю голову вверх и смотрю на нее.
— Да. Но не такой, как ты. Она была другой.
— Я могу спросить о том, какой она была, Господин?
Ох, как мое тело реагирует на ее покорность. Все, что я хочу сделать — это притянуть ее как можно ближе, крепче сдавить в своих объятиях и прижать к груди, к единственной части тела, которая действительно в ее власти.
— Кортни была проституткой. С тех пор, как ей исполнилось четырнадцать. В тридцать четыре она была на очень опасной дороге. Метамфетаминовая наркоманка с семилетним стажем. Две попытки самоубийства при помощи наркотической передозировки. Она как раз собиралась совершить свою третью попытку, когда я похитил ее и привез сюда. Ее ломка была ужасной. Лекарства немного облегчили страдания, но не полностью. Во время своего обучения она призналась, что ей всегда хотелось поступить на курсы косметолога, но у нее не было на это денег. После того, как ей стало лучше, и она решила, что больше не хочет умирать, я снял для нее квартиру и отправил на такие курсы. Это было несколько лет назад. С тех пор она чиста, а сейчас даже имеет свой собственный салон.
Губы Дианы приоткрыты, когда я смотрю на нее. Я знаю, что рассказывая ей слишком много, могу все усложнить, но я горжусь своими бывшими рабами. Они все двигаются дальше, и я никогда никому о них не рассказывал. Никто не знает, как рад я был увидеть, что они отошли от гребаного края; поднялись, чтобы двигаться по жизни и достичь такого величия. Черт… это лишь заставляет выглядеть ее пустоту еще более значительной.
— С твоей стороны очень благородно, что ты ей так щедро помог. — Диана зевает и поворачивает свое лицо к моему бицепсу. От поцелуя, который она на нем оставляет, мои веки на мгновение закрываются.
— Все — таки в тебе есть что — то хорошее. Я рада.
Я вздыхаю.
— Не путай благотворительность с великодушием, рабыня. Это не одно и то же, — мыло оказывается в моих руках, прежде чем я могу все испортить попыткой поторопить события. Что угодно, лишь бы увести разговор в другое направление.
— Я думаю, в тебе есть что — то хорошее. Если бы не было, то ты бросил бы меня на пол и ушел. Ты лучше, чем ты думаешь.
Не могу остановиться и тихо посмеиваюсь.
— Настаивает женщина, которая едва может пошевелиться.
— Что есть, то есть. Я не оправдываю твое поведение, но и не готова сказать, что ты — чистое зло.
— Зло. Такое подходящее слово. Может быть, я здесь просто для того, чтобы посмотреть, как ты извиваешься от еще большей боли, — рука, которая держит мыло, размазывает пену по ее бедру, и Диана судорожно втягивает воздух, когда я промываю небольшую рваную рану от кнута. Черты ее лица напрягаются от жжения, которое она без сомнения испытывает.
Осторожными движениями я начинаю намыливать ее тело. Чертовски сложно заставить себя не рассматривать точеные изгибы, но мне не остается ничего другого. Ей плохо, что я могу сделать? Я давно приручил своих демонов и понял, кто я есть. Я не буду за это извиняться.
— Почти готово, — бормочу я себе под нос и проскальзываю рукой между стройных бедер.
Мытье ее киски становится пыткой. Медленные движения моих пальцев невозможно остановить. Она была настолько влажной только один раз — когда я проверил ее во время наказания. Я почти трахнул ее тогда. Я хотел, но она получила бы от этого удовольствие. А моей миссией было причинить ей такое количество боли, сколько бы она смогла вынести. И я победил.
Вода омывает мою руку, когда пальцы скользят между губок, поглаживая по всей длине ее щель. Из Дианы вырывается стон, когда она пытается передвинуться на моих коленях. Я отстраняюсь, практически готовый заскрипеть зубами от желания в нее ворваться. Прямо здесь, в то время, как она страдает. Проклятие. Какой же я испорченный сукин сын.
— Не останавливайся. Пожалуйста.
Как бы мне этого не хотелось, но я знаю, что не могу ее взять. Не после того, что я натворил. Только не в том случае, когда я собираюсь позволить ей уйти. Все это сбивает меня с толку еще сильнее.
Я провожу пальцем по букве "м" на ее плече. Другая метка. Другой знак о принадлежности мне.
— Это должно закончиться, рабыня. Все это. У тебя есть работа, которую нужно сделать. Нужно привыкнуть к рутине. Или это еще больше усложнит процесс.
— Ох, — что — то непонятное появляется в выражении ее лица, искажая черты, но вдруг я понимаю, на что это похоже — грусть. — Больше ни единого разочка? — она закусывает губу, и я не могу поверить своим ушам. Как, после всего того, что я с ней сделал, она может хотеть меня?
— Ты уже достаточно сильно ранена, — я предельно краток, обрывая дальнейший разговор из — за агонии, которую ощущает мой член.
Диана ставит ноги на мраморную плитку и приподнимается на коленях.
— Я думаю, что ты просто должен быть очень нежным, да, Господин?
Соблазняя, слова слетают с ее губ, действуя, как самый сильный афродизиак, известный человечеству. Пальцами тяну Диану за волосы, разворачивая ее лицо к своему. Она смотрит затуманенным взглядом из — под полуприкрытых век, встречая мой взгляд.