Иштван Барт - Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа

К сожалению, и портсигара этого нет, мы знаем о нем лишь понаслышке. (Последним видел его граф Хой-ос: Рудольф из него угощал графа сигаретой в последний вечер.) И все же примем за факт — поскольку нашей истории не обойтись без этой драматической кульминации, — что 13 января произошло какое-то знаменательное событие: либо влюбленные стали "принадлежать друг другу телом и душой", либо в этот день они "обручились со смертью". А может, решились на побег — ведь отнюдь не доказано, что они отправились в Майер-линг с твердым намерением умереть.

Во всяком случае, 13 января стало поворотным пунктом. Какова бы ни была суть их отношений, в этот день они достигли крайней точки; с этого момента появляется предчувствие завершения, конца.

Рудольфу и Марии остается жить две недели. Возможно, они уже знают об этом.

*

За окнами идет снег, неизменные сыщики и столь же неотторжимые от нашей истории извозчики зябко топчутся на улице. Издалека доносятся веселые звуки бальной музыки — венского вальса, — оживленный гул, смех. В комнате плавает аромат духов. Прислуга растапливает камин, дабы отблески огня загадочно отсвечивали на черном дуле револьвера. Действующие лица нашей истории задергивают отливающие темным пурпуром бархатные драпри, зажигают свечи, поправляют бледновосковые гирлянды цветов, а затем, изобразив на лице выражение страдальчески проникновенного экстаза и устремив взор в блаженный потусторонний мир, берутся за руки — поза прямо для олеографии.

Каков же он, наследник?

Наследник молодцеватый, наследник пригожий, наследник молодой. Наследник бравый. (Был.)

Наследник — это само будущее, олицетворенная надежда и мечта. Его существование — залог сохранения государства.

В детские лета он чуть ли не воплощение младенца Иисуса; дитя сие есть такое же подобие небожителя, как отец его — подобие отца небесного на земле.

Следовательно, наследник — по крайней мере в Австро-Венгерской монархии — золотоволосый мальчик в военном мундире. Он первейший солдат своего отца, его первейший подданный, первейший…

Стало быть, наследник — в известном смысле предстатель народа у трона. Его долг — быть достойным объектом питаемых к нему любви и восхищения, ведь в его лице народ любит и государство, что в свою очередь является его, народа, первейшим долгом.

А поскольку наследнику полагается олицетворять и государство, он уже с первой минуты жизни не простой смертный, а существо избранное. Его привилегия (и обязанность) — неиссякаемое сияние, притягательная сила, не омрачаемая ни малейшей тенью, и острота ума, неизменно сопутствующая красоте (идеал которой подгоняют под него) и назначенью, каковое и есть его судьба.

Стало быть, наследник — символ.

Символична его жизнь, а следовательно, символична и его смерть.

Но как нужно жить, будучи символом, а главное — как умереть?

Вот в чем, собственно говоря, загвоздка нашей истории: неизвестно, что символизирует собою — что означает! — смерть Рудольфа. Смерть его должна бы сопровождаться небесными и земными знамениями: потопом, кровавым дождем, землетрясением. Но таких знамений не воспоследовало.

Если бы рухнули города, если бы коровы доились кровавым молоком и телились двухголовыми телятами, если бы женщина в Себене родила не детей, а кроликов[8], затем и вся империя провалилась бы с треском в тартарары, тогда бы все встало на свои места. Но ничего подобного не произошло.

Умер Рудольф, и ничего не случилось.

Этому могут быть только два объяснения: наследник не умер, а где-то скрывается (он и впрямь будет появляться из небытия на протяжении целых десятилетий в облике усталого странника, кутающегося в пропыленную шинель; постучавшись в дверь хуторского дома в Алфёльде, он попросит напиться) или же он был другим, не таким, как казался, и тогда само его право престолонаследия сомнительно. Во веки веков.

Рудольф не был Рудольфом.

Ведь, когда он умер, ничего не случилось.

Великий князь Рудольф Франц Карл Иосиф родился 21 августа 1858 года в замке Лаксенбург под Веной — после двух дочерей наконец-то наследник! Франц Иосиф на радостях, говорят, прослезился.

«"Сто один пушечный залп!” — этот лаконичный приказ был получен по телеграфу главным флигель-адъютантом правителя и передан дальше во все крупные города страны. И когда на следующее утро пушки — а там, где их не было, мортиры — возвестили о радостном событии, толпы любопытных стали считать залпы; после двадцать первого у одних слушателей от волнения замерло сердце, у других, напротив, учащенно забилось. Бум-м! — грянул двадцать второй залп, и на языках всех народов страны, заглушая очередные раскаты и разрывая облака или голубой небосвод, взревели ликующие крики "ура!”, возносясь к небесному престолу и вымаливая всяческие благословения новорожденному наследнику, — пишет в хронике под названием "Король и Отчизна" Петер Шимон, преподаватель венгерской королевской государственной гимназии, и в своем безграничном верноподданничестве выдвигает такое предположение: — Я думаю, что, если бы наследник родился после коронации[9] и 21 августа, его наверняка нарекли бы Иштваном»[10].

Сто один пушечный залп, а на следующий день — императорский приказ:

"Повелеваю, дабы сын, дарованный мне небесами, тотчас с появлением на свет был зачислен в ряды моей доблестной армии, а посему дарую ему 19-й пехотностроевой полк, коему отныне надлежит носить имя кронпринца.

Подписано в Лаксенбурге, 22 авг. 1858 г.

Франц Иосиф".

Затем, на четвертый или пятый день, в "Бургтеатре" состоялось торжественное представление: сцена была декорирована под античные руины, на капители рухнувшей классической колонны, облаченная в древнегреческую тунику, сидела Юлия Реттих, популярная актриса того времени, и, подобно музе истории, золотым стилом выводила на лежавшей перед нею мраморной скрижали следующие слова: 21 августа 1858 года.

А затем, поднявшись с места, продекламировала стихи:

Начертан мной на камне день и год.

Осталось много места на скрижали,

Дабы занес сюда признательный народ Его деяния, что славу всей Империи стяжали.

Несколькими днями раньше в парадном зале шёнбруннского замка ни с того ни с сего вдруг рухнула огромная люстра. Если бы в зале кто-либо находился в это время, от него бы только мокрое место осталось, а так дело обошлось грудой хрустальных осколков да суеверным испугом. Осколки убрали, а страх еще долгое время витал под сводами замка. Причину, по которой упала люстра, так и не удалось установить.

Тридцать один год спустя, когда умер Рудольф, лакеи — те, что постарше, — какое-то время старались побыстрее прошмыгнуть по паркету под тяжелыми люстрами.

*

Родиться Габсбургом, к тому же наследником — как можно судить по сопутствующим рождению земным и небесным светозвуковым явлениям — было судьбою и даже роком. Иными словами: заранее предначертанной жизнью.

За этим невольно вырвавшимся вздохом, естественно, должно бы воспоследовать ознакомление читателя с жизнью и судьбой — во всяком случае, хотя бы конспективно сжатое, — с перечнем важнейших моментов и тех обстоятельств, которые вызвали переломные повороты на жизненном пути наследника, сперва казавшемся столь прямым и ровным, да и начинавшемся действительно гладко и ровно, и в конце концов приведшем не к трону, а в Майерлинг. И тогда мы сумели бы — по крайней мере если бы с должной ловкостью или, скажем деликатнее, соответственным образом сгруппировали "материал" (то есть жизнь Рудольфа, как мы ее понимаем) — представить его смерть как нечто само собою разумеющееся. Нам удалось бы подвести читателя к восприятию самоубийства (или убийства по любовным или политическим мотивам, предпочти мы такое "решение") как вполне логичной развязки. Иными словами, мы могли бы составить задачу (или загадку) так, чтобы она содержала в себе и решение (разгадку), — подобно правильно скомпонованному детективному роману.

Однако мы намереваемся преподнести историю Рудольфа иначе, и не только потому, что такая композиция представляется богаче возможностями, но главным образом потому, что после изучения накопившейся за сто лет "рудольфианы" несколько подозрительно относимся к теме "рока". Поэтому нам легче будет сохранить свою непредвзятость, если мы вслед за сим кратким рассуждением, перескочив через всю жизнь Рудольфа, сразу же с его рождения перейдем к событиям 1889 года. А необходимые для их понимания факты будем сообщать по ходу дела, иной раз позволяя себе даже небольшие отступления.