- Но ничего, цыпа, доберёмся первыми! – пообещал этот гонщик, а я усомнилась в его словах, так как послышался вой сирен полицейских машин.
Я сидела, поджав ноги, оглядываясь в окна на то, как нас нагоняют не только полицейские автомобили, но и чёрные джипы. Я всё ждала, что начнут стрелять, как в кино, но нас просто пытались зажать под грубую брань Ральфа. Он выкручивал руль на поворотах так, что я каталась по сидению, едва не падая на пол, но кульминацией погони стал громкий сигнал клаксона лимузина. Сама машина подскочила на каком-то ухабе, и я всё же упала на пол.
***
Когда дверца лимузина открылась, а Ральф мне помог выбраться из салона, то меньше всего я ожидала оказаться во дворе женского монастыря Святой Софии. Рядом с Ральфом стояла невысокая стройная дама лет шестидесяти в наряде монашки и с лицом строгой учительницы.
- Бабуля, это моя невеста Ада Наполло.
- Невеста? – одна тёмная бровка приподнялась вверх. Я поёжилась, стоя на уголке одеяла, так как Ральф не удосужился даже обувь мою прихватить.
- Да, прятал её от отца, а он нашёл и теперь меня заставляет стать восьмым. Помоги нам, а?
Я, наверное, была похожа на рыбу, выброшенную на берег. Открывала и закрывала рот от изумления, так как никогда не видела Ральфа таким заискивающим, с любовью обнимающим ещё кого-то кроме меня.
А бабулечка звонко рассмеялась и погладила его по груди.
- Ну куда я денусь, конечно помогу влюблённым. Столько лет молилась за спасение твоей души, чтобы не досталась она сатане и вдруг отступлюсь? Да не бывать этому. А с рогатым тоже разберусь, не переживай. Лучше уведи её в келью, слышу, приехал по твою душу душегуб проклятый, хрен рогатый.
- Бабуля! – наигранно возмутился Ральф, отстраняя женщину от себя за плечи. А та махнула рукой и подмигнула мне, прежде чем пошла к воротам монастыря, закатывая на ходу рукава. У ворот стояло больше десяти монахинь, не дающие войти полицейским, вереща, что на территорию монастыря мужчин не пускают, а Ральф, оказывается, внук настоятельницы – ему можно, у него нет греховных помыслов. В чём я сильно сомневалась, да только кто меня спрашивал. Сам же безгрешный внук поднял меня на руки, всё также с одеялом и хитро улыбаясь.
- Сейчас бабулечка задаст отцу жару. Она у меня строгая, чуть что – сразу библией по голове, чтобы заповеди в дурную голову вбить.
- А-а-а, - с пониманием протянула, представляя эту картину.
- А почему вас мама бросила? – осторожно спросила, поскольку в голове не укладывалось, как такая строгая мать, как бабушка Ральфа, могла вырастить бессовестную дочь.
- Нашла себе любовника, укатила в столицу. Её вообще ничто здесь не держало: ни отец, ни я, а на мать ей вообще было всегда плевать. Там всё сложно.
- А как твои родители познакомились? – не унималась я, так как жизнь у Ральфа оказалась очень насыщенная событиями, а родственники весьма колоритными.
- Как-как, - вдруг разозлился парень, входя в дверь небольшой комнаты, которую открыла нам очередная монашка, – заказал проститутку, мать приехала. Так и познакомились.
- Прости, - извинилась я перед ним, понимая, что разбередила старую рану.
- Ты-то тут при чём, ангелочек, - вновь заулыбался Ральф. – Тебе, кстати, идут крылья и корсет. Сразу захотелось… - я вспыхнула, представляя, в каком виде он меня увидел и что подумал. – Ну, ты поняла.
Он сел на узкую кровать, усаживая меня рядом.
- В общем, тут переночуем. Это, конечно, не твой диван, но спать можно. Только утром рано колокол разбудит, а так тут жить можно, если недолго.
Я оглядела аскетическую обстановку кельи: кровать, небольшой шкаф для вещей, стол, табурет и крест на стене, да окошки, узкие и с решётками.
Услужливые монашки принесли нам графин с водой и пару ломтиков хлеба. Я только выпила воды, а Ральф даже этого не стал делать, растянулся на кровати, закинув руки за голову, и следил за моими передвижениями. А мне было любопытно, я подобралась к окну, из которого как раз открывался вид на ворота, привстала на носочки, выглянула во двор. Придя в дикий восторг от увиденного, притащила табурет и забралась на него, чтобы наблюдать воистину божественную картину. Отец Ральфа возвышался над щупленькой бабушкой, сцепив руки и хмуро буравя её взглядом, а та ему что-то высказывала, сотрясая библией в толстом переплёте. За спиной босса стояли Фред и Билл, они прятали свои взгляды, смущались и выглядели донельзя раскаявшимися, и трое полицейских, которые сняли фуражки и мяли их руками, внимая голосу монахини.
- Так бабуля на всех действует, - услышала я Ральфа, который подглядывал у соседнего окна. – Она у меня настоятельница и библию знает от корки до корки. Х** отвертишься, будешь стоять и слушать, пока её не отпустит. А сейчас как раз на бабулю нашло это, свыше… - Ральф задумался, а я подсказала:
- Вдохновение?
- Ну примерно. Она это называет другим словом. И пока оно не закончится, будет дрючить мозг. Я так сразу со всем соглашаюсь, отец ещё пытается поругаться, а только… Всё равно по голове настучит. А ещё у неё есть крест… Короче, не ругайся с бабулей возле алтаря, больно так, что звёзды ловишь.
Я чуть с табурета не упала, нервно хихикнув. Ну и бабуля. Бесстрашная какая-то.
- А она твоего отца совсем-совсем не боится?
- Не-а, говорит, что рогатого бояться – в монастырь не ходить. А она уже настоятельница лет двадцать.
- Но ведь твой отец когда-нибудь не выдержит.
- Да что ты. Он за её оладушки душу ей продаст с потрохами. Она, знаешь, как готовит индейку на День благодарения, так отец первым в гости приезжает, чтобы она ему вся досталась, даже терпеливо ждёт, пока бабуля взахлёб очередную притчу расскажет.
- А-а-а-а, - многозначительно протянула.
Ну да, ну да, где-то я слышала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а тут бабушка Ральфа отыскала через чрево путь к душе, кажется. Замечательная женщина. Вдруг настоятельница взмахнула библией и ударила отца Ральфа по плечу, указывая на ворота.
- Легко отделался, - усмехнулся парень. – Видимо, у бабушки хорошее настроение.
Я же в изумлении расширенными глазами наблюдала, как бабулечка ещё несколько раз приложила главу мафии книгой божией по заду, выставляя его за ворота монастыря, а когда монашки заперли массивный затвор, легко подкинула эту книжку и, пританцовывая, направилась к нам.
- Ну точно… - расстроенно шепнул Ральф. – Сейчас и нам достанется. Б***, я так хотел сегодня выспаться. День рождения называется.
***
Наутро я, сонная, сидела за длинным столом в общей столовой монастыря и клевала носом. Бабуля – монстр и изверг – радовалась за нас с Ральфом часа два, трясла библией, обещала мне искупление всех грехов, если я стану светочем для заблудшей души Ральфа. Я, как только видела чёрную книгу в кожаном переплёте, поднятую над головой сухонькими ручками, так сразу просыпалась и садилась прямо. У Ральфа практики, видимо, было больше, он осторожно толкал меня в бок, чтобы я не заснула во время воодушевлённой речи его старшей родственницы. А когда проповедь была закончена, нас с ним разделили, и я с миром уснула под своим собственным одеялом.
Когда же услышала колокол, то от страха подпрыгнула на жёсткой и узкой койке и в первые минуты не могла понять, где я. Комната не моя, а одеяло моё. В голове не сразу прояснилось, и теперь я сидела и уныло ковыряла ложкой овсяную кашу. Кто же её в этом доме божьем так безбожно испортил? Каша на вид была как клейстер и на вкус тоже.
- Адочка, милочка, это очень полезно, - ворковала рядом тётушка Тиффани, помощница настоятельницы, обожающая моего Ральфа. Они с бабулей и вырастили его, а теперь рады были, что молитвы их были услышаны и их чадо обратилось к свету, открыв сердце для любви и сделав правильный выбор в моём лице.
Я тяжело вздохнула, взяла в рот новую порцию каши, пытаясь не кривиться. Соли пожалели, масла тоже. Как эту дрянь монахини едят каждый день?
- Молодец, - похвалила меня тётушка Тиффани, подталкивая ко мне стакан с чистой водой.
- А Ральф где? – в который раз спросила, прожевав кашу.
- Так спит, - безмятежно наконец-то ответила эта вредина, с ангельской улыбочкой поглядывая на меня честными-пречестными глазами. Теперь я прекрасно понимала отца Ральфа. Монахини несносны!