Виктория Падалица - Нежная Сталь/ Колючая Роза

– Вольф… – у меня просто нет слов. Чтобы с ним пререкаться. Он хочет купить мне шубу? Неужто мама моя растрепала о давней мечте… – Ты же Вольф. Ты же должен быть жадным.

– Жадным? Я? – он скривился и покачал головой. – Ни в коем разе. Как утверждает мой гороскоп, я хитрожопым, скупым бываю, хоть и не всегда. Вот сейчас как раз не тот случай. Готов раскошелиться на своего малыша и его маму по полной программе.

Вольф то и дело подводит разговор об отцовстве. Зачем он делает это? Хочет, чтобы я опровергла его утверждения насчёт того, что Кирилл его сын? Или ждет от меня чистосердечного признания?

– Знаешь, Вольф. – я сделала намеренную паузу. Давая понять, что сейчас он услышит совсем неприятную для себя вещь. – Я думаю, что ехать ребенку с посторонним человеком, да еще и в другую страну, идея плохая.

– Плохая. – согласился он. – Детей с посторонними никуда нельзя отпускать. И даже разговаривать нельзя на улице с чужими. Но ведь я же не посторонний, Роза. Или…

Я опустила взгляд и хмуро поглядела на кружку, которую сжимала в руке. Улыбка спала с лица.

Нет оправдания моей глупости, но я все равно буду продолжать гнуть свою линию. Хотя бы потому, что Вольф женится не на мне. А это значит, что Кириллу он будет приходиться дедом, но никак не отцом. Нельзя быть и тем и другим одновременно. Свой выбор Вольф уже сделал. Вот и пускай умрет в неведении.

– Или да, Вольф. Извини, но ты ему никто. И звать тебя никак.

– Я бы хотел получить доказательства твоих слов. – Вольф не хотел оставлять эту тему на перепутье.

– Например, какие?

– Письменные. Медицинские. ДНК-тест к примеру.

– Вот еще. Я не дам согласие на это. Потому что я знаю, кто отец. И это не твое собачье дело. Если он внешне смахивает на тебя, это не значит, что вы родственники. Твой типаж не редкость, так что смирись и не называй его своим.

Вольф посидел какое-то время молча, усердно переваривая уготовленные мной лживые хитросплетения. Потом встал с дивана, попрощался с Кириллом и покинул дом. Мне ни слова не сказал. Я видела, что он уходил расстроенным, и что своими словами порезала его без ножа. Я и сама понимаю, что наломала немало дров. И это всего лишь ради одной цели. Неужели Вольф никогда не одумается?

От Розы.

– Титяс зе вытаси эту стуку, баба! – грозно потребовал Кирюша, чтобы мама вытащила моцарелу из пиццы. Вид этого сыра ему был не по нраву.

Тем же вечером, после того, как мама вернулась домой, и Вольф подъехал сюда снова. В сообщении написал, если я не выйду сама, он позвонит в дверь и все расскажет моей маме. Все, как есть выложит о нас, и о прошлом в подробностях, и о настоящем.

Я в тот момент кушала пиццу, которую мы семьёй заказали в честь праздника, чтобы не заморачиваться с готовкой на ночь глядя и кухонной старушке-плите выходной устроить. Мама выбрала себе подвенечное платье сегодня, жутко прекрасное и баснословно дорогое. Но она пока не решила, купить его или взять напрокат. Вот где ее носило целый день. Мне б ее заботы. Я бы и сама надела такое платье, да и с мамой у нас размер одежды теперь один и тот же, можно вещами делиться друг с другом. У нее как раз гардероб обновился, а я уже застолбила мамину новую шубу на следующий выходной, чтобы надеть на встречу с друзьями. И платье выклянчила в стиле рок. Он нынче в моде, что меня очень радует.

Мы весело проводили время до той поры, пока на мой телефон не пришло угрожающее письмо.

Не желая, чтобы раскрылась правда именно сейчас, а Вольф ее несомненно выложит перед мамой и перед Кириллом, и даже не посовестится держать язык за зубами, мне пришлось пойти у него на поводу.

Вольф приехал на большом черном Рендж Ровере. Такие лакшери тачки я только заправляла, иногда мыла, но ни разу в них не сидела. Только увидела эту сверкающую громадину, сразу пришло в голову оставить холодную войну и попросить Вольфа меня прокатить. Как сорока я, которая ведется на все блестящее. Но Вольф сам отрубил у меня желание идти на перемирие. И правильно сделал. Как бы это выглядело со стороны? Мама уже и платье купила свадебное, а я с ее женихом катаюсь на машинке и невесть чем еще занимаюсь.

– Кирилл ведь мой сын, Роза. – распаленный Вольф подождал, когда я подойду к машине сама, а затем яро потребовал объяснений. – Почему утаила от меня, что была беременна? Почему не позвонила? Почему не написала? Молчишь? Снова? Отвечай, когда тебя спрашивают! – он взял меня за плечи и принялся трусить. – Не беси меня! Открывай рот и отвечай!

Вольф был очень зол. Видимо, ходить в неведении для него – та еще пытка.

– Ты бросил меня, если забыл. Бросил и смылся в неизвестном направлении. И телефоны менял постоянно, я никогда не звонила на один и тот же твой номер трижды, потому что после первого моего звонка ты выбрасывал симку. Смысл было навязывать тебе ребёнка? Общим друзьям я тем более не стала говорить, так как стыдно было, не хотела, чтобы меня обсуждали и показывали пальцем. Не то время было и не до того. Потому и не сказала. А если бы ты не уехал, то…

– Я был вынужден уехать. – оборвал Вольф мои речи, поясняя покрытую неизвестностью ситуацию из прошлого. – Да, наши отношения на тот момент зашли в тупик, и ты в курсе этого. Я думал, ты меня больше не любишь, а потому ушел. Кроме того, отец мой заболел, и мне пришлось вернуться домой. И да, я хотел с тобой поссориться, потому что ты все равно не поехала бы со мной за тридевять земель. Мы бы расстались хоть так, хоть так, да и ты под маминой юбкой ходила, не желала из-под нее вылезать. Я не прощу тебе того, что ты умолчала о моем сыне.

– Даже если б Кирилл был твоим сыном, как бы я сказала, если номера телефона твоего не знала, не говоря уже об адресе в другом городе? Ты ж номера менял чаще, чем свечи зажигания! Я и перестала спрашивать у друзей, как до тебя дозвониться, так как они на меня уже косо смотреть стали. Но Кирилл не твой…

– Это мой ребенок. И не отрицай. Бреши кому-нибудь другому. Втирай ему лажу эту, на уши лапшу хреновую вешай. А я вижу, что это мой ребенок. У меня со зрением все в порядке. А еще я вижу, что ты мне все время врёшь.

Вольф привел достаточно аргументов, чтобы я заткнулась и сдала позиции. По правде, у меня кончился запал спорить и обратно доказывать то, что и так очевидно.

– Ну и? – опустив глаза, я скрестила руки на груди и включила в себе расчетливую суку. Могу и буду себя вести так, но не когда смотрю ему в глаза. – Хочешь, чтобы Кирилл стал твоим сыном? Так давай алименты, раз в тебе отцовский инстинкт проснулся внезапно.

– Алименты? – Вольф ожидал, что я потребую нечто подобное. Но у него был свой козырь, который покоился в кармане куртки и где Вольф постоянно держал руку, прокручивая там пальцами. Что же это такое, что он намеревается вытащить. – Ты серьезно, Роза? Всего лишь деньги тебе нужны? А я, как муж, тебе не нужен, да? Не устраиваю? Кириллу необходим отец, и он должен быть осязаемым, а не присылающим деньги. Давай так. Назови хоть одну нормальную причину, чтобы я не только не делал тебе предложения сейчас, но и вовсе забыл об этой идее.

С этими словами Вольф достал из кармана коробочку и открыл ее передо мной. В коробочке содержалось обручальное кольцо.

О чем он говорит? Сделать предложение мне? Зачем он это делает? Я сплю? Точно же сплю.

Не отрываясь от изучения кольца, я ущипнула себя. Пять раз. И не проснулась.

– А ты с мамой моей, насколько я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь. Да и… неважно. Бери кольцо и иди собирай вещи. Сегодня же ты и Кирилл переезжаете ко мне.

– Вот еще! С какой стати?

– А с такой, что это мой сын, и ты скоро станешь мне женой. Разве этого мало?

– Ты сначала докажи, что Кирилл твой, а уж потом упрямствуй и командуй. У Кирилла в графе «отец» стоит прочерк, вообще-то. И ты ему никто. А я пока не дала согласия на брак. Да и не стала бы…

– Зачем что-либо доказывать?

– А затем, чтобы в случае чего ты не улепетнул, как тогда, а платил на содержание ребенка. Исправно.

– Какая же ты дрянь, Роза… Слов нет, одни эмоции. Я был о тебе совсем другого мнения.

– Я тоже не ожидала от себя такого. Так что, сам понимаешь, мы тут без тебя живем уж три года, как и вполне справляемся. С тебя никаких обязательств, кроме финансовых, мы не требуем. Как-то так. А что у вас там с мамой, меня и подавно не волнует. Все, Вольф. Мне пора к сыну. Удачи.