– Да.

– И чего надо?

– Хочу с Клавдией Трофимовной поговорить, – терпеливо повторил Глеб.

– Зачем?

– Надо. Она где?

– Кто? – диким голосом отозвался парень и закашлялся.

– Клавдия Трофимовна где?!

Парень встал, вытер ладони какой-то ветошью. Потом указал направление рукой:

– Там.

Глеб повернул голову. За забором, вдали, на пригорке, теснились железные ограды, кумачовыми огоньками проглядывали ленты, цветы… Кресты.

– Умерла? – глухо спросил Глеб. «Тетка у Нины умерла… Наверное, на днях. А почему не сообщили? Может, Нина – здесь?! Уехала на похороны, ничего мне не сказала… Почему тогда не сказала?..» – замельтешили в голове мысли. – А… Нина?

– Чего – Нина? Нина ваша – сука, – сказал парень и улыбнулся, показав крупные редкие зубы.

– Ты… Потише на поворотах! – разозлился Глеб. – Ты кто такой, а?

– Я Жорка… – Парень опять закашлялся. Впрочем, это был не кашель – смех. Жорка – псих. Ненормальный. Неадекватный юноша явно…

– Какой еще Жорка?

– Двоюродный брат вашей Нинки. Тоже племяш тети Клавы, но от другой сестры… Их три сестры было – Клава, Зойка, матерь Нинки, и Лидка, матерь моя, тоже покойная… – говорил парень, скалясь.

Глеб ничего этого не знал. Родословная жены была ему неизвестна. Или, может, Нина рассказывала ему, а он забыл?..

Глеб почувствовал себя глупо, вся злость куда-то схлынула.

– Почему ты Нину сукой назвал?

– Потому что она и есть сука, – спокойно ответил Жорка. – Теть Клава ей как матерь была, воспитала, кормила, холила… А от нее ни ответа ни привета!

– От Нины? Послушай, Жора, ты что-то путаешь. Возможно, ты не в курсе. Нина постоянно навещала тетю Клаву, тетя ей постоянно посылки присылала… Ты давно тут живешь?

– Давно. Как моя матерь померла. Теть Клава Нинку воспитала, меня воспитала… кормила, холила… – парень вытер рукавом глаза. Жора плакал? – Посылки Нинке слала, да, до последнего… А вот от Нинки – ни ответа ни привета, а теть Клава ей то грибочков, то огурчиков соленых…

«От Нины – ни ответа ни привета? Парень наверняка чего-то путает…»

– Прости. Мне очень жаль. Когда умерла тетя Клава?

– Весной. В мае.

– В мае… – эхом отозвался Глеб. – Как – в мае?!

«Нина ездила сюда на неделю в начале июня. Сказала – тетку навещу… Как о живой говорила о своей тетке! Потом приехала, хвасталась загаром, рассказывала про деревенскую жизнь, как огород полола, помогала тетке… Бред!»

– Не понимаю… – с тоской произнес Глеб, опустившись на деревянную скамью. – Жора, а когда в последний раз Нина приезжала сюда?

– Да уж лет пять назад… Час посидела, потом усвистала.

– Одна?

– А я почем знаю… Села в машину свою и уехала.

– Кто еще был в машине?

– А я почем знаю… Не разглядывал, – буркнул Жора, сел рядом с Глебом и закурил папиросу. – Теть Клава последний год сильно болела. Она и раньше болела – сердце у нее… Я Нинке писал: Нин, устрой тетку в Бакулевский центр, Христа ради!

– И что?

– И ничего. Померла теть Клава… – Парень опять засмеялся-заплакал. Он врал, этот Жора? Нет, не похоже. Не могли все вокруг врать. Врала одна Нина. Но зачем? И почему она не помогла родной тетке? Почему не сказала ничего Глебу – он сам занялся бы устройством тети Клавы в сердечно-сосудистый центр, если Нине было не до того…

– Какие еще болезни были в семье? – тихо спросил Глеб.

– Чего?

– От какой болезни умерла твоя мать?

– Болезни? Не… Она водкой паленой траванулась. Не пила совсем, просто за Первомай рюмку опрокинула… И кирдык. Что еще?

– А генетические отклонения в семье были?

– Чего? Нет. А чего ты-то не приезжал, сродственничек? – спросил Жора. – Хотя чего спрашивать, и так ясно. Совсем вы забурели в этой Москве. Нос задрали. Ну ты-то ладно, ты никто, а Нинка… ей же теть Клава как матерь была…

– Тебе нужна помощь? – помолчав, спросил Глеб.

– Чего? Не, мне ничего не надо. Я мужик, не инвалид. Не хвораю, руки-ноги на месте.

– Ладно… – Глеб встал. – Значит, Нины тут давно не было… Поеду.

– Жену потерял? Да не жалей ты… Найдется, – подумав, изрек Жора.

– Она не терялась, она… эх! – Глеб не договорил, махнул рукой.

Открыл калитку, вышел на пыльную улочку. Мимо ковыляла старуха, погоняя козу.

…Нина отыскала дачу, как можно меньше напоминающую места, где прошло ее детство. Да, тут не слишком красиво, и жизнь тут не самая легкая. Но все равно, почему Нина забыла о родной тетке, заменившей ей мать? Судя по всему, Клавдия Трофимовна была замечательной, сердечной женщиной, не бросившей в беде двух сирот – Нину, а потом и Жору.

«А Жорка этот – хороший парень, нормальный. Тетка его правильно воспитала. Резковатый, но на правду не должно обижаться. И как он убивается по Клавдии Трофимовне… Почему же Нина оказалась такой… сукой?»

Глеб никогда не думал о Нине в подобном ключе.

До того он все искал оправдания, придумывал причины, которые вынуждали жену вести себя так, а не иначе.

«Если я не разберусь со всем этим, то сойду с ума!» Глеб сел в машину, надавил на газ. Ему хотелось увидеть Нину и поставить все точки над «i». Но где ее искать?

Он набрал номер Светы.

– Алло… Мазуров, ты? – отозвалась подруга жены. – Что случилось?

– Света, где Нина?

Молчание. Потом:

– Глеб, ты мне правду тогда сказал?

– Когда? – сквозь зубы проговорил он.

– В тот раз, когда заезжал ко мне…

– Я не помню, ты о чем?

– Ты сказал, что ни разу не изменил жене. Ты соврал? Ведь такого не может быть… – с раздражением и тоской произнесла Света.

– Я не врал. Но ничего доказывать не собираюсь. Мне до лампочки, веришь ты мне или нет…

– Глеб, приезжай.

– Зачем? Лучше скажи, где Нина!

– Я скажу. Только ты приезжай. Я тебе все скажу.

Гудки – Света нажала на кнопку отбоя.

«Странная Светка. И та, Евгения… придумала какого-то ребенка, а все ради безделушки – фотоаппарата! Странные женщины, я их совсем не понимаю. Послать бы их всех к черту…»

Во второй половине дня Глеб был у Светы Злобиной.

…Она встретила его в этот раз при полном параде – трикотажный брючный костюм небесно-голубого цвета, укладка, тяжелые бусы в складках шеи, на лице – макияж.

– Ты куда-то уходишь? – мрачно спросил Глеб.

– Я тебя жду! – огрызнулась Света. – Садись.

– А мама твоя где?

– Там, у себя… – неопределенно махнула рукой женщина. – Спит. А чего тебе моя мама? – Она помолчала. – Ты знаешь, как она тебя называет? Князь.

Глеб пожал плечами.

– Ты хочешь чаю? У меня еще пирожки есть… – спохватилась Света.

– Что-то ты больно добрая сегодня… Неси свои пирожки.

Света вернулась из кухни с подносом.

– Садись… Ты плохо выглядишь, – строго сказала она. – Ешь. «Дошираком» одним питаешься, что ли?

– Свет, давай без этого… Лучше скажи мне, где Нину искать. – Глеб откусил пирожок, отпил крепкого сладкого чая. – А вкусно, знаешь… Сама пекла?

Лицо у Светы дрогнуло. Она упала на стул напротив.

– Глеб, ты правда ни о чем не догадываешься?

– Нет. Я уже голову сломал. Бог знает что напридумывал. И все – мимо. Пытался с ней поговорить, но Нина как будто не слышит меня. Я звоню ей, спрашиваю – ты где? А она мне – я на даче…

Света потянулась, достала из-под кактуса толстый семейный альбом, открыла его на первых страницах.

Школьная фотография… Десятый «А», снимок двадцатипятилетней давности. Сделан в технике сепии, под старину. Толпа старшеклассников, в центре – Нина, рядом со Светкой. В сущности, Светка совершенно не изменилась… Тот же пухлый подбородок, паклевидные волосы, колючий взгляд.

– Свет, ты совсем не изменилась! – озвучил свои мысли Глеб.

– Да? Спасибо. Спасибо… – Света вдруг всхлипнула. – Господи, Глеб, ты хороший.

– Свет, я тебе всегда говорил, что я хороший, только ты мне не верила! – засмеялся он.

– А она говорила, что ты плохой. Что ты гуляешь от нее. – Света опять всхлипнула. – Я все время вспоминала о той девице, с которой тебя Нинка тогда застукала и в больницу попала – помнишь? Но это ж сколько лет назад было… Двадцать лет назад. А кто из нас ошибок по молодости не делал… Я дура. Я дура, что верила не тебе, а ей. Если бы я верила тебе, то все было бы иначе…

Но Глеб пропустил эти слова мимо ушей.

– Свет, ты лучше скажи, зачем ты мне эту фотографию показываешь?