– Я не понимаю… – пролепетала мадам. – Какие двадцать лет? Вы встречаетесь – двадцать лет? Валя… Это ведь неправда?

– Разумеется, неправда! – вскинул голову Валентин. – Я только тебя люблю, Зина.

Боже, как предсказуемо, как банально! Примерно такого разговора Нина и ожидала. Валентин, конечно, все отрицал – мужчины боятся перемен, они очень консервативны. Это нормально. А вот Зина мужу обман не простит. Недаром Валя столько лет оберегал покой жены – знал, насколько та чувствительна, обидчива… Зина не спустит измену мужа на тормозах – именно на это и рассчитывала Нина, придя сюда сегодня. Главное, чтобы Валентин не сильно обиделся на нее, Нину.

Поэтому – лишнего не говорить, Зину напрямую не оскорблять. Твердить о любви – любовь, она все оправдает… Как только Валя поймет, что Нина пришла сюда потому, что кончились силы терпеть, он простит этот визит.

И все тогда будет хорошо. Все вернется на круги своя…

Валя + Нина = любовь. Вот она, формула счастья, вырезанная перочинным ножом на школьной парте тысячу лет назад.

– Зина… – Валентин бросился к жене, обнял ее. – Миленькая моя! Не верь этой ведьме! Не верь! Ничего не было… Только ты, только дети… ты самая-самая, ты мой ангел… Разве ж я променяю тебя на кого?

«Ведьме»! Нет, а оскорблять-то зачем? – обиделась Нина. Все-таки какие они неблагодарные, эти мужчины!

Зина попыталась оттолкнуть мужа:

– Нет… Не трогай меня.

– Зиночка! Зина!

– Двадцать лет… все было обманом. Вся жизнь – обман… ложь! – пролепетала мадам Куделина. – Уйди.

– Зина! – Валентин лихорадочно целовал руки жены.

– Все – обман… Неправда. Вся жизнь… – бормотала та.

– Зина… Я тебя люблю! – неистовствовал Валентин. Потом обернулся к Нине, терпеливо дожидающейся конца этой сцены. – Ты… Что ты наделала? Будь ты проклята… – Он затряс сжатыми кулаками над головой.

– Валя… я же люблю тебя! – Нина заплакала от обиды. Она, конечно, ожидала, что Валентин будет упрямиться, отрицать их связь, но то, что он позволит себе оскорблять ее, Нину… Женщину, которая столько лет его ждала, столько вытерпела!

– Господи, как ты мне надоела, – с ненавистью произнес Валентин, глядя Нине в глаза. – Хоть бы ты сдохла. Как мне от тебя освободиться, как?!

– Что ты такое говоришь? – прошептала Нина в ужасе. – Опомнись, ты сам потом будешь жалеть… Валька, мы же две половинки. У нас любовь – на всю жизнь… Мы созданы друг для друга!

– Зина, не слушай ее. Да, у нас с ней было. Но это ничего не значит. Я ее уже давно ненавижу… Меня тошнит от нее.

– Да, тошнит… – возмутилась Нина. – Двадцать лет тебя тошнит! Ты же не мазохист… Не ври, Валечка… ты тоже меня любишь. Просто ты боишься перемен. Зина, вы не думайте, я не стану запрещать ему встречаться с детьми, помогать вам… Я не злодейка, в конце концов!

Стоило Нине упомянуть про детей, как Валентин окончательно взбеленился. Он вдруг подскочил к Нине, схватил ее за волосы, сдернул с подоконника.

– Не смей… Не смей! Ты… я тебя ненавижу. Ты все испортила. Будь проклята, будь проклята, будь проклята!

Нина, плача, пыталась отцепить его руки. Ей было больно – как физически, так и душевно. Подобного поведения от Валентина она не ожидала.

– Да, ты со мной двадцать лет встречался, а я виновата… зато ты весь белый и пушистый… ах тебя соблазнили, с пути истинного сбили… Пусти! – Нина наконец вырвалась.

Валентин стоял посреди комнаты – весь белый, с горящими от ненависти глазами. Он словно хотел взглядом испепелить Нину. А мадам Куделина… да что о ней говорить! Овца овцой… Стоит, глазками хлопает.

Нина в этот момент вдруг почувствовала, насколько отвратительны ей эти люди, этот дом, эта квартира. Словно пелена с ее глаз упала. И как она могла надеяться, что Валентин уйдет из семьи? И за что она его любила, этого Валентина?.. Разве можно любить мужчину, который способен поднять на женщину руку? Способен произносить вслух такие гадкие, грубые слова?..

Гордость Нины была задета.

– Ну, Валентин… ну ты подлец! – прошептала Нина. – Я тебя… Я тебя знать больше не хочу! Даже если ты ко мне на коленях приползешь – не прощу!

Она выбежала из комнаты. В коридоре замешкалась на миг – из гостиной раздавался грохот, звуки взрывов, смех младшенького… как его там? Санечки. Они все это время смотрели мультики. И то, что дети смотрели мультфильмы, показалось Нине тоже отвратительным. Чужие. Тут все чужое. И как она, дурочка, могла надеяться, что Валентин отсюда уйдет?..

Нина выскочила из квартиры. Сбежала по лестнице, мимо работяг, орудующих валиками возле стен.

И только на улице заметила, что испачкала свою дорогую летнюю тунику мерзкой розовой краской…

Кое-как Нина доехала до дома. Там, не переодеваясь, упала в кресло и дала волю слезам. «Жизнь кончена… Все – кончено!» – горестно думала она, пытаясь осознать размеры разрушений. А они были ужасны – двадцать лет прошли впустую, закончились ничем. Ее бессмертная любовь к Валентину Куделину оказалась пшиком.

И муж, и любовник бросили ее.

«Не надо плакать – глаза покраснеют, нос опухнет… Кому я такая нужна буду?» – внезапно остановила себя Нина. В какой-то нервной лихорадке подбежала к зеркалу, пристрастно оглядела себя. На нее глядела еще молодая, очень эффектная женщина. С роскошными волосами, идеально правильными чертами лица. Недаром Нину сравнивали с актрисой Ириной Алферовой в молодости! С такой внешностью только в кино сниматься. Фигура… Отличная фигура, всего лишь килограммов пять лишних. А для кого-то, может, и не лишних… Такие женственные округлые формы! Господи, да не может быть, чтобы она осталась одна…

– А я еще кого-нибудь найду… В сто раз лучше вас, мои милые! – задыхаясь, произнесла она. Обращалась Нина, разумеется, к своим бывшим. Женщина скинула с себя тунику, намереваясь переодеться во что-нибудь этакое… Чтобы даже наедине с самой собой блистать.

Нина сунулась в свой шкаф. Она искала кофточку, купленную пару недель назад, в одном из бутиков. Кофточки не обнаружилось. Обежала всю квартиру, даже сунулась в кабинет мужа. Мало ли что… Глеб по своей идиотской рассеянности мог кофтой жены полы вытереть – с него станется!

В комнате мужа было относительно чисто. Пыли, правда… И на подоконнике грязная чашка из-под кофе. У стены что-то стояло. Картина, что ли?

Нина подошла ближе, перевернула большой картонный квадрат в раме. Это была не картина, а фотография Глеба.

– О господи… – испуганно воскликнула Нина. Глеб на фотографии был как живой. Очень похожий. Еще живее, чем в жизни… Только какое-то странное фото – в коричневатой цветовой гамме, под старину. – Сепия! – вспомнила Нина.

Она поставила портрет на диван, отошла, вглядываясь…

На фото Глеб был изображен вполоборота, на фоне набережной. Особняки за его спиной, купола церквей, вода… Где это он? А, наверное, на теплоходе или на катере, которые по Москве-реке ходят.

…Какое у него спокойное и… и необыкновенное лицо. Настоящее мужское лицо – лицо человека сильного, несуетливого, честного. Такой выполнит свой долг до конца. Пойдет на смерть – если придется.

Нина и без этого портрета знала, что ее Глеб – мужчина интересный, на него всегда заглядывались женщины. За урода она бы замуж не вышла! Он умный. Талантливый. Верный.

В общем, Нина не солгала Свете Злобиной, когда сказала, что она любила и любит своего мужа. Просто Валентин все время маячил на переднем плане… Застил, так сказать. «Зачем мне еще кто-то? – вдруг подумала Нина. – Зачем искать? Вот же он… Надо вернуть Глеба!»

В том, что ей удастся вернуть мужа, Нина нисколько не сомневалась. С ее ли способностями… Только надо сделать это тонко, очень тонко!

Нина повертела портрет в руках.

Сзади карандашом было написано что-то. «Евгения Торцова», – прочитала Нина. Евгения… Ну да. Она! Фотограф же. Этот портрет сделан ее руками… Нина тщательно изучила снимок, но больше никаких зацепок не нашла. Тогда Нина, уже забыв о кофточке, подвергла кабинет мужа тщательному обыску. Ничего. Ни адресов, ни телефонов.

Уже поздним вечером женщина догадалась залезть в Интернет.

И – сразу же, первым – выскочило сообщение, что в галерее Айрата Тыклера, что на Солнечном острове, в центре Москвы, проходит выставка талантливой фотохудожницы Евгении Торцовой…

* * *

Половина восьмого утра. Первое сентября.

Глеб никуда не торопился, но Евгения вытащила его из дома ни свет ни заря… Вернее – в поисках «правильного» света.