Честно говоря, я думаю, что мне нечего бояться, но есть риск, что я ошибаюсь. Я спрячу этот дневник в комнате леди Коудрей. Я знаю, Элси передаст его тебе, если со мной что-либо случится. За исключением нашего стряпчего, мистера Андерсона, она единственная, кто знает о твоем существовании.

Ты, наверное, удивишься, почему все мои записи зашифрованы. Считай это профессиональной дальновидностью. Я зарабатываю себе на жизнь тем, что пишу о людях, с которыми встречалась, и о местах, в которых побывала. Плагиат существует даже среди ученых и писателей. Со мной это уже однажды случилось. Ее имя Джейн Колтрейн. Она все еще не может понять, что то, что она сделала — опубликовала один из моих отрывков под своим именем, — это откровенное воровство. После того случая я начала шифровать свои записи. Сегодня вечером я использую наш особый шифр. Может, я преувеличиваю?

У меня вновь сентиментальные чувства. Возможно, это из-за пары бокалов шампанского, которые я выпила перед тем, как подняться наверх. У нас сейчас проходит традиционная прощальная вечеринка, а завтра мы отправляемся домой. Не нужно мне было пить второй бокал шампанского. У меня путаются мысли…

Должна сказать, что не жалею о своем выборе следовать собственной судьбе. Из меня никогда не получилась бы жена и мать. Ты ведь тоже это знаешь. Я искренне благодарна тебе, Малкольм, что ты уважаешь мое решение. Как ты любишь говорить, за все нужно платить, и мне кажется, я заплатила сполна. Да, я интересуюсь оставленной мною дочерью, и мне любопытно, пойдет ли она по моим стопам. Я не нарушала нашей договоренности. Ты хотел полного разрыва, и, думаю, это к лучшему. Я никогда не пыталась увидеться с нашей дочерью или списаться с ней.

Мне нужно идти вниз и помириться с Софи. Я все так же дорожу твоими комментариями к работам Геродота. Я посетила много мест, о которых он упоминал в своих историях. Такую судьбу я себе выбрала. Надеюсь, ты был так же счастлив в своем выборе.

Мадлен.


Фэйт положила ручку, закрыла комментарии отца к работам Геродота и откинулась на спинку стула. Последние несколько часов она провела, расшифровывая дневник, и изнемогала от усталости. Все спали; единственным звуком, нарушающим тишину, было тиканье часов и еле слышное шипение газовой лампы.

Содержание маминого послания дало ответы на многие вопросы, беспокоившие ее и Джеймса. Ей не давала покоя бессмысленно растраченная жизнь Мадлен. Но Фэйт жалела не только об этом. Она испытывала смешанные чувства разочарования и обиды. Мамины слова звенели в ее голове. Полный разрыв. Договоренность. Никаких сожалений. Какие родители поступили бы так со своим ребенком? Мама даже не называла ее по имени. Теперь Фэйт стала более снисходительна к отцу. Он, по крайней мере, постарался создать для нее дом, хоть тот и был построен на лжи.

Она встала и разогнула онемевшие конечности. Мадлен не выказывала никаких сожалений по поводу того, что оставила дочь. Все, что она сделала, — это последовала своей судьбе. Она выбрала свой собственный путь. Фэйт знала, что Мадлен была особенной женщиной, но втайне надеялась, что существовали смягчающие обстоятельства, объясняющие ее уход из семьи: несчастливый брак или неудавшийся любовный роман. Что-нибудь. Но это холодное и обидное оправдание сделанного ею выбора затронуло что-то в Фэйт, однако чувство быстро увяло, а потом и вовсе исчезло.

Мадлен никогда не наблюдала за своей дочерью, даже издали. Правдой было и то, что она никогда не писала ей. Если ее родители и общались вообще, то это происходило через стряпчего.

Фэйт запуталась, мир словно перевернулся с ног на голову. Жизнь учительницы в Сент-Уинифред теперь казалась ей пресной. Она гордилась своими ученицами и старалась привить им желание выделиться в выбранной ими сфере, но не в ущерб прекрасным чувствам, делающим их людьми. Говорила ли она им это когда-нибудь?

Это от усталости она стала раздражительной, решила Фэйт. Она понимала, что эти редкие обращения к себе, по сути, ничего не значили. Важен результат, а это уж никак не безразличие матери к своему единственному ребенку. Ничего. Она взрослая женщина. Она справится с этим. Чего она не могла понять, так это то, почему ей так больно.

Ее отцу было тяжелее забыть Мадлен. Интуиция подсказывала ей, что он никогда не переставал любить маму. Мог ли он жить с ней — это другой вопрос. Преданные своему делу люди, которые полностью сосредоточены на следовании своей судьбе, не задумываются о том, что разбивают сердца других.

Она встала и расправила плечи. Только один положительный вывод она извлекла из маминого дневника: поняла, что не хотела бы быть такой, как она. Возможно, со временем она вновь будет восхищаться ею, но не станет закрывать глаза на ее ошибки.

Фэйт уже собиралась лечь спать, когда ее взгляд упал на книгу, которой она дорожила, сколько себя помнила, — комментарии отца. Ей почему-то захотелось взять ее в руки и полистать. Он делал записи карандашом на полях во многих местах, чтобы обратить ее внимание на интересные пункты. Сдерживая слезы и прижимая к груди свою самую ценную вещь, она легла в кровать и почти сразу же уснула.


— Ну что ж, — сказал Джеймс, — дневник твоей мамы определенно заполняет много пробелов.

Он аккуратно положил на журнальный столик листы, которые дала ему Фэйт.

После смерти Софи Хьюз прошло два дня, и все это время Джеймс был прикован к постели. Поздним вечером они с Фэйт закрылись в желтой гостиной, чтобы спокойно поговорить, и им никто не мешал. Джеймс лежал на диване, обложенный подушками. Фэйт сидела на одном из обитых тканью стульев и казалась погруженной в свои мысли.

— Что ты сказал?

Он подался вперед и пристально посмотрел на ее бледное лицо.

— Попробуй выбросить Софи Хьюз из своей головы, Фэйт. Теперь она не может навредить тебе.

— Я не думала о Софи. Я думала о маме. Мне потребовалось несколько часов, чтобы расшифровать ее записи. Я не понимаю, как ей удалось зашифровать все это за то короткое время, пока она отлучалась.

— Практика. Она знала шифр наизусть. Хотя она и не показывала этого, мне кажется, твоя мама была очень напугана.

Когда лицо Фэйт побледнело еще больше, он перевел разговор на другую тему.

— Знаешь, я видел фотографию Артура Тумбса. Она все еще стоит на камине в доме на Грик-стрит. Я прочел это имя, когда расшифровал первые несколько строк дневника, и оно показалось мне знакомым. Это имя упоминалось в одном из ответов на твое объявление. Женщина, которая писала тебе, думала, что ее тетка, Берта Тумбс, когда-то знала твою маму.

Его слова приковали ее внимание.

— Тогда почему же я не ответила на ее письмо?

Джеймс пожал плечами.

— Оно казалось неискренним. Ее интересовали только деньги, которые могли быть завещаны ее тетке. Как выяснилось, единственное, о чем ей было известно, — это что женщина по имени Мадлен Мэйнард однажды жила у нее на пансионе. Но важнее всего оказалась фотография, потому что я понял: это был Хьюз. Он изменился за эти годы, конечно, но все-таки его можно было узнать на той фотографии. «Льстивый», как назвала его твоя мама, — даже тогда у него был этот вид. Я бы назвал его «заискивающим». Неудивительно, что он терялся перед объективом.

Она задумчиво произнесла:

— Я удивляюсь, что он не боялся быть узнанным в Лондоне.

— Никто из его прошлой жизни не вращался в его новых кругах. Он пошел на риск, это вне всяких сомнений. Но он не был убийцей.

Фэйт нервно сглотнула.

— Вот кого боялась Мадлен — Базила Хьюза, не Софи. Столько убийств, и из-за чего? Базил Хьюз был самоуверенным обманщиком и жуликом. Софи знала это, но ее такое положение вещей не смущало. — Она подняла глаза. — Они все одного поля ягоды, правда? Я имею в виду Софи, Дору Уинслет, дворецкого и Джона Ардена. Они готовы были сделать все ради того, кого любили. Мне следовало бы сказать «кого они боготворили». Ужасно, правда?

— Ужасно, — согласился он. — Даже несмотря на то, что его ожидает виселица, Арден не скажет ни слова против своей хозяйки.

Она с любопытством посмотрела на него.

— Откуда у тебя вся эта информация?

— От моего отца. Он тщательно следит за этим делом. Я не ожидал от него такого по отношению к чему-то, что не относится к Дрюмору. Как будто это одного из его сыновей ожидает виселица.