— Ты что, оглохла, девочка? — Эндрю говорил теперь тихо, четко произнося каждое слово, отчего их смысл казался еще более ужасным. — На следующий год Эдвард должен стать премьер-министром Англии. Если ты попытаешься уйти, все, ради чего мы работали столько лет, пойдет прахом. Твоего мужа выгонят из парламента. Моя карьера рассеется как дым. Да я скорее предпочту видеть тебя мертвой, чем позволю разрушить наши жизни.
Элизабет вспомнила графиню, удобно устроившуюся на диване с обмотанным вокруг головы полотенцем, и Рамиэля, предлагавшего ей пахлаву. И вот теперь перед ней ее собственная семья… На мгновение сердце ее перестало биться. Конечно же, он этого не говорил. Отец не может угрожать смертью родной дочери.
Эндрю откинулся на спинку кресла. Теперь он вновь превратился в благообразного, достопочтенного господина, делающего солидные пожертвования на благотворительность, дабы помочь вдовам и детям, оставшимся сиротами после войны.
— Я дал исчерпывающий ответ на твой вопрос?
Рамиэль почувствовал, как Элизабет вошла в зал. Все его тело наэлектризовалось. Он обернулся, пытаясь отыскать ее глазами в толпе гостей.
И вот наконец, облаченная в красное атласное платье, они появилась в дверях, всего в десяти шагах от Рамиэля. Ее сопровождал Эдвард Петре, приветствовавший знакомых.
Терзаемый противоречивыми чувствами, Рамиэль не сводил глаз с руки Эдварда, державшей маленькую, затянутую в перчатку ручку Элизабет. Его пальцы клещами обхватили пальцы жены, словно в приступе любви… или в попытке насильно удержать ее рядом.
Рамиэль посмотрел в лицо Элизабет, оно было белее мела. Он вспомнил, как видел ее несколько часов спустя после разговора с мужем, когда тот отказал ей в близости. И если тогда Элизабет выглядела бледной, то теперь казалась окоченевшей. Той самой холодной стервой, какой она представилась ему при первой встрече. И как же он тогда ошибался! Что этот негодяй с ней сделал?
Здравый смысл подсказывал Рамиэлю, что нужно подождать, пока Эдвард отойдет от своей жены. Их открытое столкновение при многочисленных свидетелях не привело бы ни к чему хорошему. Но ревность ослепляла — Элизабет принадлежала только ему, и он не потерпит, чтобы другой мужчина касался ее или причинял боль.
Рамиэль преодолел разделявшее их расстояние с твердым намерением поговорить с Элизабет.
— Миссис Петре.
На ее по-прежнему безжизненном и безучастном лице не отразилось ни радости, ни удивления, словно Рамиэль был пустым местом.
— Лорд Сафир.
Пальцы Эдварда конвульсивно сдавили руку жены, как если бы предупреждая ее о чем-то. Он прекрасно знал о страсти Рамиэля к Элизабет, так же как и Рамиэль знал о безразличии Петре к своей жене. Рамиэль был ниже Эдварда на дюйм и младше его на четыре года.
Он оценивающе смотрел на своего более опытного противника, зная о его слабых местах и взвешивая его сильные стороны.
— Я еще не имел удовольствия быть представленным вашему мужу.
В ответ Петре окинул Рамиэля тем же презрительно-оценивающим взглядом, губы его скривились.
— Мы не общаемся с людьми, подобными вам, сэр. С этого момента держитесь, пожалуйста, подальше от моей жены.
На какую-то долю секунды Рамиэль увидел все со стороны. Вот трое людей стоят друг против друга и ведут милую беседу. Элизабет с огненно-рыжими волосами, ее черноволосый супруг с длинными отвислыми усами и он сам, смуглый и светловолосый. Дальше, в глубине зала, танцуют пары, образуя замысловатые сплетения из черных фраков и пестрых женских нарядов, остальные гости либо прогуливаются вдоль зала, либо собираются группами, ведя неторопливые беседы.
— Думаю, это должна решать миссис Петре, — мягким тоном, в котором явственно звучали провокационные нотки, произнес Рамиэль.
— Я ее муж, и она сделает так, как я прикажу, — со зловещим торжеством в голосе парировал Петре.
Сердце Рамиэля быстро забилось, ожидание скорой развязки горячило кровь. На мгновение ему стало жаль, что Элизабет попала в подобную ситуацию. Но в то же время он чувствовал, что должен навсегда избавить ее от Эдварда Петре.
— Вы так считаете? Кажется, вы состоите в одном обществе, члены которого называют себя уранианцами, не так ли, Петре? А миссис Петре знает о вашем увлечении поэзией?
Словно оглушенный, Эдвард недоверчиво смотрел на Рамиэля. Но тут же на смену шоку пришел гнев. И то и другое лишь подтверждало правоту Рамиэля.
— Отпустите ее, — мягко произнес он. Все еще не желая верить в свое поражение, Петре тем не менее отпустил руку жены. Гримаса исказила его лицо.
— Скажи Сафиру, что ты не потерпишь его общества.
Карие глаза Элизабет по-прежнему ничего не выражали. Эти глаза не могли принадлежать женщине, которая совсем недавно парилась в турецкой бане и ела пахлаву. Они не могли принадлежать женщине, которая, держа в руках кожаный фаллос, рассказывала Рамиэлю, как в юности она пыталась заглянуть под фиговый лист на статуе мужчины. Днем графиня предложила Элизабет отослать его, но она захотела, чтобы он остался. Они все вместе ели пахлаву. И вот теперь Элизабет собиралась от всего отказаться.
Миссис Петре разжала бледные, бескровные губы.
— Прошу простить моего мужа за его грубость, лорд Сафир.
— Элизабет! — брызжа слюной, зашипел Петре.
— С меня довольно, Эдвард! Я не потерплю, чтобы ты разговаривал со мной в подобном тоне. — Она не сводила глаз с белого галстука-бабочки Рамиэля. — Я буду общаться и танцевать с кем захочу.
Ликование обожгло Рамиэля, как подогретый коньяк. Она выбрала. Осознала Элизабет это или нет, но она сделала свой выбор. Он протянул руку. Элизабет находилась так близко от него, что его дыхание касалось ее волос.
— Могу я пригласить вас на танец?
Покажи, что не боишься прикоснуться ко мне!
— Ты еще пожалеешь о том, что сделала, Элизабет.
Холодок пробежал по спине Рамиэля, в словах Эдварда прозвучала неприкрытая угроза.
— И о чем же она должна пожалеть? — медленно опустив руку и повернув голову в сторону Петре, произнес Рамиэль. Бирюзовые и карие глаза скрестились в немом поединке. — Будет ли она об этом сожалеть так же сильно, как и вы? Или, может быть, как ваш» милый друг «?
Теперь Рамиэль видел, что нанес Петре сокрушительный удар. Вызовет он его на дуэль или притворится, что не понял, о ком идет речь? Пожертвует ли он Элизабет ради своей карьеры?
— Так как же, Петре? — спросил Рамиэль, угрожающе растягивая слова, смысл которых был более чем очевиден:» Я сохраню все в тайне, если ты уступишь мне свою жену «.
Эдвард предпочел ретироваться. Рамиэль невесело улыбнулся.
— Зачем вы это сделали? — Лицо Элизабет, казалось, побледнело еще сильнее.
— Вы сожалеете, что согласились танцевать со мной?
— Да.
— Но вы будете танцевать со мной. — В его голосе послышались нотки удовлетворения.
— При условии, что вы расскажете мне, о чем шептала вам на ухо Жозефа.
Рамиэль опустил ресницы.
— Она сказала, что у вас потрясающая грудь, достойная того, чтобы вскармливать детей и услаждать уста мужа.
Щеки Элизабет вспыхнули.
— Эдварда никогда не интересовала моя грудь.
— Нехитрое дело зачать ребенка, сложнее быть настоящим мужем, — мягко пояснил Рамиэль.
— Это из» Благоуханного сада «?
— Да.
Она протянула ему руку, затянутую в перчатку.
— Пойдемте танцевать?
От нахлынувших чувств у Рамиэля все сжалось внутри. Он испытывал одновременно и облегчение, и сожаление, и триумф.
Рамиэль подставил свою руку Элизабет, запоздалый жест, призванный соблюсти приличия и хоть как-то противостоять слухам, которые уже поползли после открытого столкновения между канцлером казначейства и лордом Сафиром. Рамиэль чувствовал на себе взгляды окружающих и слышал перешептывание за своей спиной.
Будь Петре хорошим политиком, он бы вежливо согласился отпустить Элизабет на танец, тем самым избавив себя и ее от публичного скандала. Вместо этого он превратил свою жену в мишень для сплетен.
Но инцидент мог послужить и хорошим уроком для Элизабет. Познав горький вкус скандальной известности сейчас, в будущем она сможет, легче к этому относиться. Что бы Рамиэль ни делал, о нем всегда будут сплетничать в обществе. О его незаконном рождении, об арабском происхождении и ненасытном сексуальном аппетите.
О его женщине.