— Это совсем другое.
— Здесь ты права. Ты знаешь, какое мое самое любимое название… — он еще сильнее прижал их сплетенные пальцы к плоти, плотно прилегавшей к его члену, — для этого места?
Элизабет пыталась не обращать внимания на обжигающий жар, идущий от груди Рамиэля, плотно прижатой к ее спине.
— Какое?
— «Красавица». Однако самая дивная вагина называется «восхитительная». Удовольствие, которое она дарит, можно сравнить лишь с тем наслаждением, которое испытывают животные и хищные птицы. Наслаждение, добывающееся кровью в жестоких боях. Шейх Нефзауи говорит, что женщина, обладающая подобной вульвой, способна подарить мужчине кусочек рая, который ждет его после смерти. Сделай мне такой подарок, дорогая. Наклонись вперед, и мы испытаем то же наслаждение, что и дикие животные.
Элизабет наклонилась вперед и схватилась руками за атласное одеяло, стараясь удержать равновесие, когда Рамиэль с силой вошел в нее.
«Женщина не может принять в себя мужчину так глубоко», — подумала Элизабет сквозь затуманенное сознание. Вдруг она почувствовала, как ее спины коснулся жар разгоряченной кожи. Жесткие ладони Рамиэля соскользнули с ее бедер — одна из них прижалась к ее животу, а другая, опустившись ниже, оказалась между ее ног. Руки шейха гладили и мяли тело Элизабет, которая старалась принять его еще глубже и еще ярче ощутить мощные толчки. Протяжные стоны Элизабет отдавались звонким эхом в просторной спальне.
— Не распрямляй бедер, ненаглядная.
Рамиэль продолжал двигаться внутри Элизабет, направляя ее, подчиняя своим движениям, своему ритму,
— Расслабься, опустись пониже. Возьми меня, Элизабет. Аллах! Я хочу слышать, как ты стонешь. Сделай это для меня. Возьми меня. Вот так. Глубже. Да. Господи! Да-а-а!
Острые зубы Рамиэля впились в плечо Элизабет. А потом она уже ни о чем не могла думать. С ней произошло то, чего она боялась больше всего на свете, — она превратилась в животное, которое стонало, рычало и молило, утонув в море наслаждения, которое они создавали вместе. Плоть к плоти. Сердце к сердцу. Она не поняла, кто из них закричал первым, когда волна оргазма охватила ее тело. В эту минуту все смешалось. Элизабет и Рамиэль. Рамиэль и Элизабет.
Элизабет, не выдержав, упала на кровать. В течение долгих секунд она лежала не шевелясь, наслаждаясь тяжестью теплого тела, прижавшего ее к прохладному атласному одеялу. Их сердца бились в унисон. Волна горячей спермы наполнила ее лоно.
— Я хочу шампанского, — прошептала Элизабет. Рамиэль хмыкнул. Эта чисто мужская реакция вызвала у нее улыбку, сменившуюся горячей благодарностью.
— Я хочу искупать тебя в нем. — Обмякшая плоть внутри ее тела дернулась. Руки Рамиэля, обнимавшие Элизабет за талию, невольно сжались. — А потом я высушу тебя своим языком. — Член Рамиэля, погруженный в лоно Элизабет, вновь ожил.
— А после этого я попрошу тебя излить свое семя мне в рот, чтобы я почувствовала твой вкус.
Рамиэль молча смотрел на Элизабет.
Ее лицо, розовое от сна, светилось умиротворением. Густые, длинные ресницы слиплись от слез, пота и шампанского. Осторожно взяв за кончик шелковую простыню, он с неохотой прикрыл ее обнаженную грудь. Она вздохнула и уткнулась лицом в его ладонь.
Сердце Рамиэля сжалось. Он больше не позволит Эдварду Петре причинить ей боль.
В молчании он быстро оделся, стараясь не разбудить Элизабет, и погасил в лампе огонь, а затем, не выдержав, нагнулся к ней, чтобы вновь ощутить вкус ее губ. Рот Элизабет приоткрылся, готовый к поцелую. Рамиэль с сожалением выпрямился.
Существовало еще одно название, которое он не упомянул ей во время их урока. Оно переводилось как «вульва женщины, которая никогда не пресыщается своим мужчиной». Элизабет не пресытится им. И он никогда не насытится ею.
Туманная ночь казалась Рамиэлю слишком холодной после теплой постели с Элизабет. Бой Биг Бена отдавался глухим эхом над крышами домов — был час ночи. Парламентские заседания заканчивались в два.
Рамиэль неторопливо зашагал в ночь. Резким свистом он остановил проезжавший мимо кеб.
— Куда вам?
— К зданию парламента.
Внутри кеба сильно пахло джином и потом. Невольно Рамиэль вспомнил тонкий аромат апельсиновых цветов и горячего желания, исходящего от тела Элизабет. Накануне, когда она пришла к нему в дом, она принесла с собой совсем другой запах — запах страха и газа. Кучер уверенно гнал лошадь по туманным улицам Лондона. Вскоре кеб остановился, и Рамиэль, заплатив деньги, легко спрыгнул на землю.
— Спасибо, сэр.
Кучер спрятал в карман щедрые чаевые.
— Ты получишь больше, если отъедешь в сторону, подальше от света фонарей, и дождешься меня. Я должен встретиться с одним человеком.
— Вам придется раскошелиться.
Губы Рамиэля скривила ухмылка.
— Дело того стоит.
Он натянул на глаза шляпу, завязал повыше шарф и, расположившись у здания парламента, принялся ждать. Тело его слегка побаливало, заставляя вспоминать о более приятных минутах. Элизабет подарила ему три оргазма; сколько оргазмов испытала она сама, Рамиэль даже не пытался сосчитать. Он все еще ощущал ее вкус на своем языке — сладко-солоноватый, с примесью шампанского.
Рамиэль лениво разглядывал кареты, выстроившиеся цепочкой вдоль улицы, и думал о том, что теперь в будущем он вряд ли сможет пить шампанское без того, чтобы не почувствовать болезненное напряжение в паху. Недалеко в тени тихо заржала кляча ждавшего его кучера.
А затем двери здания неожиданно распахнулись, и на пороге появилось несколько мужчин, одетых в смокинги. Они не спеша выходили на улицу, громко смеясь и перебрасываясь на ходу шутками.
Насторожившись, Рамиэль быстро окинул взглядом выходящих. Вот он! Эдвард Петре оживленно разговаривал с коллегами. Их беседа то и дело прерывалась взрывами смеха. Рамиэль подобрался, ожидая подходящего момента.
Вскоре оживленные голоса стихли. Мужчины, по одному или парами, стали расходиться по своим экипажам. Рамиэль действовал быстро. Не успел Эдвард Петре надеть свой цилиндр, как рука лорда Сафира уже крепко сжимала его за плечо.
— Сейчас ты пойдешь со мной, иначе каждый из присутствующих узнает о твоем маленьком секрете. Некоторые из твоих коллег имеют те же склонности, что и ты, так что, когда правда всплывет наружу, они не посмеют защищать тебя.
В свете фонаря было видно, как лицо Эдварда Петре смертельно побледнело.
— Убери руку.
— Потерпи немного. Вон там, в стороне, нас ждет кеб. Сейчас мы поедем к тебе домой, там и поговорим. Или же я могу тебя просто убить и выкинуть в Темзу. Учитывая, что последнее намного облегчает мне задачу, я бы советовал тебе заткнуться и следовать за мной.
— Ты не посмеешь, меня ждут.
— Еще как посмею. Меня выслали из Аравии за то, что я убил своего сводного брата, так что суди сам, Петре.
Глаза Эдварда расширились от ужаса.
— Ты имеешь мою жену, даже она не захочет видеться с человеком, который убьет отца ее детей.
Губы Рамиэля скривились в циничной ухмылке.
— Возможно, но она может и удивить тебя. В любом случае ты сдохнешь, и тебе уже будет все равно. Ну так как?
Петре больше не сопротивлялся. Рамиэль отвел его к кебу, продолжая придерживать за плечо. Затем дал кучеру адрес. Сквозь грязные окна кареты проникал тусклый свет фонарей. Ее родной кислый запах перебивался удушливым одеколоном Эдварда, смешанного с благоуханием масла, которым европейцы по тогдашней моде смазывали свои волосы.
— Скоро ты надоешь Элизабет. — Голос канцлера казначейства звучал на удивление хладнокровно. — И тогда она вернется ко мне.
Рамиэль с трудом погасил в себе вспышку ярости.
— Полегче, Петре. Мы поговорим обо всем у тебя дома.
— Боишься скандала, Сафир? — В голосе Эдварда звучала издевка.
Рамиэль выглянул в окно и посмотрел на реку, в которой отражался свет фонарей.
— Да нет. Просто Темза слишком близко. Боюсь поддаться соблазну.
Остальная часть пути прошла в гробовом молчании. Петре кипел от ярости, но, обладая трезвым умом, предпочитал не раздражать Рамиэля.
Пока Рамиэль расплачивался с кучером, Петре торопливо пытался отпереть входную дверь. Он надеялся поскорее попасть внутрь дома и запереться там. Рамиэль спокойно взял из руки Петре ключ и вставил его в замочную скважину. Эдвард насмешливо поклонился.
— Только после вас.