Обходных путей не оставалось. Ей не стоило бы смущаться, но перед ней были ее братья. «Ты просто не призналась чересчур заботливым братьям в своих интимных отношениях с человеком, не являющимся твоим мужем. Такие вещи невозможно обсуждать без смущения, даже если ты замужем».
Она подбирала подходящую случаю ложь. Однако существовало реальное доказательство, которое вскоре неизбежно даст о себе знать, – ее ребенок. Нельзя, далее, забывать о Джеймсе, который, похоже, не собирался спасать ее и может предать их интимные отношения огласке.
Загнанная в угол Джорджина прибегнула к браваде.
– А как вам понравится вот это? Произнести по слогам или достаточно просто сказать, что капитан Мэлори говорил правду?
– О, черт, Джорджи! Проклятый пират!
– Я знал это, Бойд!
– Англичанин! – вскричал Дрю.
– Этот факт я не могу скрыть, – сухо произнесла Джорджина. – Все становится ясным с каждым вылетающим изо рта капитана словом.
– Не важничай, Джорджи, – предупредил ее Клинтон. – Насчет мужчин у тебя дурной вкус.
– По крайней мере, она последовательна, – заметил Уоррен. – Переходит от плохого к еще более худшему.
– Мне кажется, я им не нравлюсь, Джорджи, – пробормотал Джеймс.
Джорджина поняла, что это было последней соломинкой.
– Ты можешь прекратить все это. Только я совершила ошибку. Уверена, я не первая и не последняя женщина, которая совершила подобное. Но по крайней мере теперь я прозрела. Теперь мне ясно, что он задумал с самого начала соблазнить меня. В этом многие из вас любят практиковаться, поэтому с вашей стороны было бы лицемерием обвинять его. Он действовал очень тонко, так тонко, что я не поняла, чего ему от меня нужно. Потом мне – как я жестоко ошиблась! – показалось, будто он принял меня за мальчика. Теперь я знаю – он так поступил намеренно. У меня есть причины негодовать, а у вас их нет, поскольку любой из вас поступил бы так же, как Джеймс, в подобных обстоятельствах. Если не считать образ действия и намерения, я была добровольной участницей всех событий. Я четко сознавала, что делаю. Моя совесть может засвидетельствовать это.
– Твоя что?
– Хорошо сказано, Джорджи, – заметил Джеймс, пораженный тем, как она обвиняла и защищалась одновременно. – Но я уверен, они слышали, будто тебя изнасиловали или воспользовались еще каким-нибудь мерзким способом, чтобы обесчестить тебя.
Джорджина резко повернулась к нему и, сузив глаза, посмотрела на виновника своего несчастья.
– А ты считаешь, я не была обесчещена?
– Едва ли, милая девочка. Я не признавался ни в каких гадостях.
Она вспыхнула при одном воспоминании. О Боже, не собирался же он рассказать про это?
– В чем дело? – поинтересовался Дрю, заметив яркий румянец на щеках Джорджины.
– Ни в чем… Шутка, – выдавила она из себя, умоляя взглядом Джеймса молчать.
Но он, конечно, не послушал ее.
– Шутка, Джорджи? Так ты называешь…
– Я убью тебя, Джеймс Мэлори. Клянусь, убью!
– Но не до вашей свадьбы. Не раньше.
– Что? – вскрикнула Джорджина и уставилась на брата, произнесшего эти ужасные слова. – Клинтон, ты шутишь! Ведь ты же не хочешь, чтобы он породнился с нами?
– Это не важно. Ты выбрала его…
– Я никого не выбирала! И он не женится на мне… – она умолкла и посмотрела на Джеймса. – Правда же?
– Конечно, нет, – ответил тот уверенно, но все же заколебался перед тем как спросить:
– А я нужен тебе?
– Нет, безусловно, – эти слова произнесла гордость, не обращая внимания на чувства. Джорджина повернулась к братьям. – Полагаю, дело улажено.
– Оно было уже улажено, Джорджи, пока вы с капитаном ничего не осознавали, – ответил Томас. – Вечером вы поженитесь.
– Вы подстроили все это, не правда ли? – обвиняюще воскликнула она, вдруг вспомнив их утреннюю беседу.
– Мы делаем тебе добро.
– Но это для меня не добро, Томас. Я не выйду замуж за человека, который меня не хочет.
– О нежелании никто никогда не говорил, детка, – раздраженно заметил Джеймс. – Ты была прекрасной любовницей.
Джорджина вздохнула. Ее братья выразили свои чувства более громко.
– Ты ублюдок.
– Ты женишься на ней или…
– Да, знаю, – прервал их Джеймс. – Иначе вы меня застрелите.
– Мы придумаем кое-что получше, приятель, – прорычал Уоррен. – Сожжем твой корабль.
Джеймс сел, чтобы услышать от Клинтона:
– Кое-кто готов задержать твой экипаж. Большинство его членов может оказаться на виселице.
В тишине, воцарившейся после этого заявления, прозвучал вопрос Бойда:
– Думаете, мы должны повесить его, даже если он муж Джорджины? Мне кажется не совсем правильным вешать родственника.
– Повесить? – вскрикнула Джорджина, до этого замечания находившаяся почти без сознания. – Вы все сошли с ума!
– Он признался в пиратстве, Джорджи. Я уверен, «Скайларк» не единственная его жертва. На это нельзя смотреть сквозь пальцы.
– Нельзя. Но он все возместит. Скажи им, что ты все возместишь, Джеймс.
Но когда Джорджина посмотрела на него, чтобы получить подтверждение, которое явилось бы спасением, он выглядел словно дьявол. Непомерная гордость не позволяла ему раскрыть рта.
– Томас! – крикнула Джорджина, близкая к панике. – Это выходит за всякие границы! Мы говорим о преступлениях, совершенных… много лет назад.
– Семь или восемь, – ответил тот, пожав плечами. – Моя память может меня подводить, но деятельность капитана Мэлори запечатлелась в ней хорошо.
Джеймс засмеялся, однако смех его звучал очень неприятно.
– А шантаж вместе с насилием? Угрозы расправой? И вы, проклятые колонизаторы, называете меня пиратом?
– Мы только хотим отдать тебя под суд. Поскольку Бойд и я единственные свидетели…
Остальное не было досказано, но даже Джорджина поняла, к чему клонил Томас. Если Джеймс согласится на предлагаемые условия, из суда ничего не выйдет благодаря позитивным показаниям. Женщина даже начала успокаиваться, пока не услышала слова другого брата.
– Возможно, твоя память испачкана сантиментами, Томас, – сказал Уоррен. – Но я слышал признание этого парня и отлично подойду на роль свидетеля.
– Ваша стратегия очень запутана, янки. Что должно произойти? Месть или реабилитация? Или вы имеете неправильное представление, будто одно дополняет другое?
Язвительный юмор Джеймса вызвал в Уоррене новую вспышку враждебности.
– Не будет никакой реабилитации. Нет необходимости дразнить тебя морковкой, Хоки. – Имя было произнесено с таким презрением, что прозвучало как эпитет. – Есть твой корабль с экипажем. Если тебе наплевать на первый, то от твоего решения зависит, предстанут ли перед судом вместе с тобой твои люди.
Последние слова нанесли сильный удар по Джеймсу. Он уже давно подчинил себе опасный нрав своей молодости и хотя иногда и злился, заметить это мог только человек, знавший его в течение многих лет. Но нельзя было угрожать безнаказанно его семье, надеясь остаться невредимым. А половина экипажа была для Джеймса почти семьей.
Он медленно направился к Уоррену. Наблюдая за ним, Джорджина заподозрила, что брат слишком сильно задел Джеймса, хотя и не настолько, чтобы выпустить наружу те его грозные возможности, в существовании которых они с Маком убедились при первой встрече с этим человеком.
Даже голос Джеймса прозвучал мягко, когда он предупредил:
– Вы превышаете свои права, привлекая к делу мой корабль и экипаж.
Уоррен презрительно усмехнулся.
– А если это британское судно, вторгшееся в наши воды? Да еще если оно подозревается в пиратстве? Мы ничего не превышаем.
– Тогда я тоже.
Все произошло так быстро, что все находившиеся в комнате мгновенно оказались в состоянии шока, особенно Уоррен, вокруг горла которого обвились сильные пальцы. Он не сдавался, но отбросить противника не мог. Клинтон и Дрю бросились на Джеймса, схватили его за руки, но не смогли оторвать от Уоррена. Пальцы нападавшего медленно, неумолимо сжимались. Джорджина с едва не выпрыгивающим из груди сердцем подбежала к Джеймсу и крикнула ему в ухо:
– Не надо, пожалуйста! Он мой брат!
И тот мгновенно отпустил свою жертву.
Клинтон и Дрю подхватили Уоррена – он начал падать на пол, помогли ему добраться до ближайшего кресла, осмотрели его шею и решили, что ничего не повреждено. Пытаясь набрать в легкие побольше воздуху, Уоррен закашлялся.