– Ты невозможный. Никогда бы не подумала, что тебе может нравиться так вести себя.

– Но ты вела себя так… Вот и я.

Он повел губами по ее шее, и она засмеялась. Губы двинулись дальше и стали ловить один из ее обнаженных сосков, впились в него, стали целовать, и она почувствовала, как вся наполнилась страстным желанием. Руки ее обвились вокруг его тела, она вся отдалась наслаждению им, всем им, каждой его клеточкой.

– Джеймс… Джеймс, еще раз скажи мне.

– Я люблю тебя, девочка моя дорогая.

– Когда?

– Что когда?

– Когда ты понял, что любишь меня?

Его губы слились с ее губами в глубоком волнующем поцелуе, и лишь потом он ответил:

– Я всегда знал это, любовь моя. Иначе зачем же я женился на тебе?

Осторожно, боясь испортить минуту наслаждения, она все же напомнила ему:

– Но ведь тебя заставили жениться на мне.

Он поцеловал ее еще раз, усмехнулся и сказал:

– Не совсем так, Джорджи. Это я заставил твою семью заставить меня жениться на тебе.

– Что-что?

– Ну, дорогая…

– Джеймс Мэлори…

– Конечно, а что еще, черт возьми, мне оставалось делать? – воскликнул он, теряя терпение. – Я никогда не собирался сковывать себя никакими узами. И весь мир знал это. Скажи мне, как я мог изменить себя? Но я вспомнил, как этот шалопай, которого моя племянница называет мужем, дал окрутить себя, и подумал, что его пример может послужить и мне на пользу.

– Я не могу поверить своим ушам. Все было подстроено? Да они же тебя избили до бесчувствия! Как ты это расцениваешь?

– Как плату за желаемое.

Она почувствовала, как в ней поднимается волна горячей ярости. И качая головой, она сказала ему:

– Ты удивляешь меня. Я всегда подозревала, что ты сумасшедший.

– Я вполне нормальный человек, любимая. Но я сам не понимаю, что со мной произошло. Не знаю, как тебе это удалось, но ты вползла в мое сердце, и я ничем не мог тебя оттуда вытряхнуть. И вот теперь мне приходится привыкать к тому, что ты поселилась там навсегда.

– Это правда? Правда? А там не очень тесно теперь, в твоем сердце?

– Нет, там еще есть комната для нескольких отпрысков.

Они снова стали целоваться, потом она спросила:

– А зачем нужно было называться Хоуком? Ведь они уже уверились, что ты женишься на мне.

– Ты забыла, что они узнали меня?

– Я могла бы убедить их в том, что они ошибаются, если бы ты попридержал немного рот на замке, – фыркнула она.

Он пожал плечами:

– Мне казалось это единственно возможным способом выпутаться из ситуации, Джорджи, даже если потом, когда мы достигнем супружеского блаженства, нам пришлось бы чем-то омрачить его.

– Ты правду говоришь? – спросила она самым нежным тоном. – Для тебя наше супружество действительно блаженство?

– Ну конечно, я чувствую себя сейчас на вершине блаженства.

Она едва не задохнулась, когда он вновь набросился на нее. Они долго наслаждались друг другом, потом он спросил:

– Скажи, а что чувствуешь ты?

– То же… То же, что и ты.


Когда немного позднее они спустились в гостиную, они обнаружили там всех Мэлори и всех Андерсенов, расположившихся друг против друга по разные стороны; причем бедные братья Джорджины оказывались в явном меньшинстве по сравнению с родственниками Джеймса; поскольку на сей раз весь клан Мэлори был тут, нетрудно догадаться, что все родственники Джеймса были едины в своей преданности ему. Не тратя времени на предисловия, он сообщил им, что междоусобица окончена и что фразу, которую он обронил, когда привез Джорджину, – мол, к обеду нужно ждать неприятных гостей, означала лишь, что он пригласил братьев жены пообедать.

Хмурое выражение лица, с которым Джеймс оглядывал собравшихся Андерсенов, не предвещало дружеского единения двух семейств. И Джорджина понимала, что бессильна как-то повлиять.

Она решила применить тот же трюк, что и сегодня утром, когда она убеждала Уоррена, и ткнула Джеймса локтем под ребро:

– Если любишь меня, люби и мою семью, – прошептала она с очень нежной интонацией.

Он улыбнулся ей и крепче сжал ее руку, так, что она не могла больше ткнуть его локтем.

– Небольшое уточнение, Джорджи. Люблю тебя и терплю твое семейство. – Он глубоко вздохнул: – Черт бы побрал все на свете! – и стал знакомить всех друг с другом.

– А они, кажется, очень милы, – обращаясь к Джорджине через какое-то время, сказала Реджина. – Надо будет постараться их получше пристроить.

Джорджина усмехнулась, подумав про себя, что забыла предупредить братьев о наличии в этом доме свахи, и поспешила возразить:

– Увы, Реджи, они недолго пробудут в Лондоне.

В следующую минуту она услышала, как Энтони сказал Джейсону:

– Черт возьми, подумать только! Она избавила его от дурных манер.

– От каких еще дурных манер? – бросилась на защиту своего мужа Джорджина.

Но Энтони и Джейсон прошли мимо, не обратив внимания, и Реджина с хохотом сказала:

– Даю слово, они никогда не смирятся с тем, что произошло. Может, оно и к лучшему.

Джорджина отвела глаза и увидела многострадальный взгляд Джеймса, направленный в сторону Томаса и Бойда, которые что-то говорили ему. Она улыбнулась. Ни одного оскорбительного слова не слетало с его уст в адрес четверых ее братьев. Лишь к Уоррену он старался не приближаться.

Правда, Уоррен не очень-то стремился к любезностям. Зато другие, особенно Клинтон, просто удивляли ее тем, как вежливо они обращались с ненавистным им англичанином. Чуть позже заглянул и Мак. Она вспомнила, что обещала познакомить его с Нетти Макдональд. Ведь Реджина была здесь не единственной свахой.

Спустя еще какое-то время Энтони и Джеймс стояли и смотрели на своих почтенных женушек, которые мирно болтали друг с другом.

– Может, мы сразу совершим помолвку? – подмигнул Энтони.

Джеймс закашлялся, подавившись глотком бренди, когда до него дошло, о ком говорит Энтони.

– Ну ты и задница! – сказал он. – Ведь они же еще не появились на свет.

– Ну и что?

– А то, что у них между ног могут оказаться одинаковые штуки.

Энтони вздохнул, и на лице его выразилось разочарование.

– Понятно.

– А к тому же, они ведь будут двоюродными.

– Ну и что?

– А то, что сейчас это не принято.

– Вот черт, откуда мне было знать!

– Согласен, – заметил неслышно подкравшийся сзади Николас. – Ты вообще очень мало чего знаешь. Хорошенькую семейку ты нам тут представил для знакомства, – добавил он, повернувшись к Джеймсу.

– Я знал, что тебе они понравятся.

– Особенно этот Уоррен, – улыбнулся Николас. – Он, сдается, не очень-то тебя любит. Так смотрел на тебя весь вечер.

Джеймс повернулся к Энтони:

– Что для вас дороже – мое счастье или семейные амбиции?

Николас вмиг отрезвел, осознав, что речь идет о том, чтобы его наказать.

– Вы не посмеете! Вы заботитесь только брат о брате и не принимаете во внимание мою жену.

– Полагаю, милый мальчик, это не так уж и плохо, – сказал Джеймс и улыбнулся, глядя, как Николас благоразумно удалился.

– Парень своего не упустит, – смеясь, заметил Энтони.

– Я начинаю смиряться с ним, – сказал Джеймс. – Черт бы меня побрал, я слишком со многим начинаю смиряться!

Энтони еще громче рассмеялся, глядя, как Джеймс посмотрел в сторону Уоррена Андерсена.

– Старина Ник прав. Этот парень не очень-то тебя любит.

– Да, и уверяю тебя, это навсегда.

– Ты думаешь, у тебя еще предстоят неприятности с ним?

– Да нет. Слава Богу, между нами будет надежно лежать океан, и очень скоро.

– Однако он всего лишь защищал свою сестру, – заметил Энтони. – Он вел себя так же, как мы вели бы себя, коснись дело Мелиссы.

– Ты что, хочешь отказать мне в праве ненавидеть его? Особенно учитывая то, что он заслуживает ненависти.

– Ни в чем я не собираюсь тебе отказывать, – сказал Энтони, дождался, когда Джеймс проглотит очередной глоток бренди, затем добавил: – Между прочим, Джеймс, разве я не говорил тебе, как я люблю тебя?

Несколько капель бренди выплеснулись на ковер.

– О Боже, всего несколько рюмок, и ты становишься сентиментальным!