– Нет, ты скажи, говорил я или нет?

– Что-то не упомню.

– Ну так считай, что я говорю тебе.

Выдержав паузу, Джеймс проворчал:

– Что ж, считай, что и я тебе сказал.

Энтони усмехнулся:

– Я и старших люблю, но никогда не скажу им об этом. Для них это будет шок, ты понимаешь.

Джеймс подвигал бровью:

– А на меня, значит, можно обрушиваться?

– Конечно, можно, старина!

– С чем обрушиваться? – спросила, подходя, Джорджина.

– Так, ни с чем, моя милая. Мой братец, как всегда, словно шило в заду…

– Полагаю, не в такой степени, как мой?

Джеймс тотчас насторожился:

– Он что, сказал тебе какую-нибудь гадость?

– Нет, разумеется, нет, – уверила она его. – Он никому еще ничего не сказал за весь вечер. – Она вздохнула. – Что, если ты, Джеймс, первым начнешь…

– Прикуси-ка язычок, Джорджи, – воскликнул он, изображая ужас на лице. – Мы находимся с ним в одном помещении. Полагаю, что этого и так вполне достаточно.

– Ну Джеймс, – льстиво заканючила Джорджина.

– Джорджи! – угрожающе произнес он.

– Ну пожалуйста!

Энтони стал смеяться. Он видел, что его брат медленно погибает. Его смех стоил ему гневного взгляда, которым одарил его Джеймс, разрешая своей жене препровождать его на другой конец гостиной, туда, где находился ее несносный брат.

Ей пришлось снова применить толчок локтем под ребра, и лишь после этого Джеймс раскрыл рот и процедил:

– Андерсен.

– Мэлори? – столь же кратко процедил Уоррен.

Тут Джеймс расхохотался и заключил в объятия Уоррена и Джорджину.

– Боюсь, что мне придется сдаться первому, – сказал он, продолжая смеяться. – Видно, ты никогда не сможешь научиться ненавидеть кого-нибудь так, как это положено в приличном обществе.

– Как это понимать? – насторожился Уоррен.

– Считается, что ты очень любишь всякие ссоры, мой дорогой.

– Я бы попросил…

– Уоррен! – резко выкрикнула Джорджина. – Прошу тебя, ради Бога!

С минуту он смотрел на нее. Потом с видом явного неудовольствия протянул Джеймсу руку. Джеймс охотно принял это натянутое мирное соглашение, продолжая улыбаться.

– Я понимаю, какую досаду тебе приносит все это, старина. Но будь уверен, твоя сестра остается в руках у человека, любящего ее так, что из нее дух вон.

– Дух вон? – нахмурилась Джорджина.

Золотистая бровь Джеймса изогнулась, он понаблюдал за эффектом, произведенным его фразой, затем снял напряжение:

– А разве ты не теряла дыхание в постели со мной пару часов тому назад?

– Джеймс! – возмутилась Джорджина, щеки ее вспыхнули. Как мог он вымолвить такое в присутствии Уоррена и всех гостей!

Но концы губ Уоррена внезапно дрогнули и слегка двинулись вверх.

– Ладно, Мэлори. Ты здорово это сказал. Увидишь, если ты и дальше будешь заботиться, чтобы моя сестра была счастлива, мне не понадобится больше приезжать, чтобы убить тебя.

– Так-то лучше, парень, – воскликнул Джеймс, смеясь. – Джорджи, а ведь он исправляется. Убей меня Бог, если это не так.