– Тогда уходи, – разумно предложила Пенелопа.
– Не могу. Ты же знаешь, что не могу. Между прочим, отец Джеффри тоже был убит, и, возможно, тем же человеком, что и мой. А если так, он имеет право об этом знать, так же как и я.
– Ты уже называешь Стратфорда Джеффри? Однако вы сблизились…
Лилиан покраснела. Пенелопа даже не представляет, насколько права.
– Мы стали друзьями. Он оказался совершенно не таким, как я ожидала.
Да уж, далеко не таким. Лилиан не думала, что граф может быть несерьезным, ничего не знала о насмешливых улыбках, так преображавших его лицо, а уж того, что он может проявлять искренний интерес к ее работе, засыпать вопросами, и вовсе не ожидала. И уж точно не могла предположить, что он может прерваться на полуслове, уставившись горящими глазами на ее рот, а ей захочется обнять его и прижаться губами к его губам…
– Ты любишь его, – проговорила Пенелопа, и это был вовсе не вопрос.
– Что? Ты спятила? – У Лилиан перехватило дыхание, и она закашлялась.
Пенелопа выпрямилась, вытянула руку и, демонстративно уставившись на ногти, а не на кузину, заметила:
– Я-то в здравом рассудке, а вот ты ведешь себя в последнее время очень странно. Во-первых, плачешь. – Она загнула один палец. – Я никогда не видела тебя плачущей, даже когда мама доводила тебя до крайности. Во-вторых, у тебя на лице постоянно мечтательное выражение. – Второй палец. – Такое же, как было несколько мгновений назад. О чем ты думала?
Лилиан вовсе не собиралась признаваться, что думала о поцелуях Джеффри, поэтому стиснула губы и упрямо прищурилась.
– Прекрасно. Ничего не говори. Но только в последние дни ты возвращаешься после утренних прогулок с таким же выражением лица. – Пенелопа загнула третий палец. – Я никогда не видела тебя такой безмятежной, такой счастливой. Ты зря не обратила внимания на мамину челюсть, когда Стратфорд пригласил тебя играть в шарады. Она тоже заметила перемену в тебе.
Лилиан насупилась, осознав, что действительно в последнее время чувствовала себя иначе, пребывая в мире с собой или, во всяком случае, не слишком сильно чувствуя себя белой вороной. Почему? Неужели потому, что Джеффри смотрел на нее, прислушивался к ней, интересовался ее мнением?
Выдержав паузу, Пенелопа продолжила, не забыв загнуть еще один палец:
– Кроме того, ты перестала говорить о Стратфорде и не делишься со мной информацией о своей миссии. – На лице Пенелопы промелькнула сначала обида, потом зависть. – Наверное, тебе теперь есть с кем поделиться.
– Это нелепо! – возмутилась Лилиан, но, прислушавшись к себе, поняла, что никакого возмущения не испытывает.
Оставаясь наедине, они с Джеффри в основном проводили время в объятиях друг друга, но помимо этого, принимая участие во всевозможных мероприятиях, часто вели долгие разговоры. Говорили они о политической карьере графа Стратфорда, его заветной мечте дать работу и жилье бывшим воинам. А Лилиан предложила позаботиться не только о бывших солдатах, но и о бедняках вообще, но ее интересовали вопросы здравоохранения и санитарии, которые следовало решить, чтобы улучшить качество жизни людей. Джеффри внимательно обдумывал ее идеи, намечал, какие из них может включить в свои будущие предложения парламенту. Он часто шутил, что, став партнерами, они могли бы изменить мир.
– Разве все так плохо, Лилиан? – мягко спросила Пен. – Ты же сказала, что он не имеет никакого отношения к тому, что случилось с дядей Чарлзом. Разве так уж плохо полюбить Стратфорда?
– Это не плохо! – сквозь слезы воскликнула Лилиан. – Это ужасно. – Потому что, когда он с презрением отвернется от нее – а иного и быть не может, стоит ему узнать, зачем она явилась в Сомертон-Парк, – это разобьет ей сердце.
– А я думаю, что это здорово, – возразила Пен. – Уверена: это замечательно, что кому-то удалось пробить стену, которую ты вокруг себя воздвигла. Знаешь, я очень рада, что Стратфорд наконец заставил тебя чувствовать. Я боялась… – Она, не договорив, замолчала.
– Чего ты боялась?
Пенелопа некоторое время в упор смотрела на Лилиан, потом со вздохом ответила:
– Мне показалось, что смерть дяди Чарлза повредила что-то в твоей душе. Я знаю, что его смерть потрясла тебя: ты ведь всю свою жизнь его идеализировала, – и очень боялась, что ни одному мужчине не удастся найти путь к твоему сердцу.
Лилиан ошеломили слова кузины, и она попыталась свести все к шутке, чтобы снять напряжение.
– С каких пор ты стала такой проницательной? Быть может, у тебя открылся дар ясновидения?
Но Пен ее не поддержала – лишь раздраженно скрипнула зубами, – и Лилиан задумалась. Да, утрата отца стала для нее огромным испытанием, но это не имело никакой связи с ее решением не вступать в брак. Муж вряд ли позволит ей воплотить в жизнь ее мечту, ведь мужчины ждут от своих жен, чтобы вели хозяйство и рожали детей, а не торчали в лаборатории.
В ее жизни не было после смерти отца никаких мужчин. Она держалась в стороне ото всех, даже от своего дяди – маркиза Беллшема, который все годы всячески старался помочь племяннице.
Почему? Потому что любовь приносит слишком большую боль, особенно когда теряешь любимого человека. Достаточно вспомнить, что стало с ее отцом после смерти мамы и что стало с ней после утраты отца. Она не желала опять переживать такую боль.
Вот только думать об этом в данный момент вряд ли стоит. Да и Пен явно ожидала от нее какой-то реакции.
– Мне… нравится Джеффри: думаю, он хороший человек, – но это все, что я к нему чувствую.
Пенелопа прикусила губу, как будто хотела сказать больше, но не решилась, и после долгого молчания пробормотала:
– Ну, если ты так говоришь…
– Только так.
– Что ты собираешься делать, когда найдешь то, что ищешь?
К горлу подступил болезненный комок, мешавший и дышать, и говорить.
– А у меня есть выбор? – прошептала Лилиан. – Расскажу Джеффри всю правду.
Лилиан опустила штору, отгородившись от яркого света начала дня. Удостоверившись, что Джеффри и еще несколько мужчин уехали на утреннюю охоту, она решила приступить к поискам.
Лилиан никак не могла уснуть – не давали покоя мысли о том, что ей уже известно и что только станет. Немалое место в ее мыслях занимали и часы, проведенные с Джеффри, и разговор с Пенелопой.
А если это любовь? Не то чтобы она знала, что это такое: всю жизнь она окружала себя бесстрастной логикой науки и никогда не помышляла ни о чем другом. Понятие любви было так же чуждо ей, как, например, концепция электрохимического дуализма для какой-нибудь леди Джейн.
Что такое желание, Лилиан понимала: пусть она и не испытывала ничего подобного раньше, но все же это естественное явление, нормальная физическая реакция на раздражители. Но любовь?
С зажженной свечой в руках она потихоньку вышла из комнаты и направилась к книжному шкафу в коридоре. Вытащив четвертую книгу справа, достала из кармана ключ, вставила в замочную скважину и повернула. Щелчок – дверь открылась, и Лилиан вошла в потайной ход.
Здесь было довольно прохладно. И еще Лилиан угнетало то, что сегодня не было утренней прогулки с Джеффри. И больше не будет. Никогда.
Она прошла первый поворот, куда следовало свернуть, чтобы попасть в кабинет, и направилась в тоннель, который вел к комнатам членов семьи. Подойдя к первой двери, она прижала к ней ухо и прислушалась. Ей не была известна толщина двери, и поэтому она не могла быть уверенной, что услышит хотя бы звук, даже если в комнате полно народу. А «глазка» в двери не предусмотрели.
Выждав несколько минут и ничего не услышав, она вставила в замочную скважину ключ, который ей дал Джеффри, понадеявшись, что он открывает все двери, и повернула по часовой стрелке. Замок щелкнул – дверь открылась.
Лилиан вошла в яркую комнату, оформленную в красных тонах. Над камином висел большой портрет леди Уэнтуорт. Надо полагать, это гостиная графини.
После того, что ей поведал старый камердинер, Лилиан считала графиню первой подозреваемой. Даже собственный сын считал ее лживой лицемеркой. Не исключено, что смерть ее отца как-то связана с графиней, а не с покойным графом.
В такой гипотезе был смысл. Никто и никогда не заподозрит в злом умысле женщину, и в первую очередь мужчины, считающие, что женщины ничего не могут замыслить, потому что у них нет мозгов. Лилиан знала в своей жизни только одного мужчину, который был иного мнения, – своего отца. Если леди Уэнтуорт виновна в смерти ее отца, то могла неделей позже убить и своего мужа – возможно потому, что он раскрыл ее тайну. Что ж, все складывается.