– Оглашение будет в это воскресенье, а свадьба – через три недели.
Женившись, он станет защищать ее, не выпуская из поля зрения. Разумеется, ей скажет, что поступает так из чувства долга, хотя прекрасно понимал весьма неприглядную истину: даже после всего происшедшего больше всего он желал, чтобы Лилиан осталась навсегда в его жизни и в его постели.
– Но ты же не веришь мне, – заметила Лилиан, и ее тихий печальный голос проник ему в сердце.
– Нет. Но в этом нет необходимости. Став моей женой, ты будешь всеми силами защищать мою репутацию, потому что это в твоих интересах.
Джеффри намеренно говорил холодно и резко. Судя по выражению ее лица, слова причинили ей боль, но он сделал вид, что этого не заметил, – так будет лучше.
Лилиан выпрямилась и пристально посмотрела на него.
– Без доверия не бывает любви.
Сердце Джеффри пронзила острая боль. Любовь уже есть, и никуда от этого не деться. Но будь он проклят, если когда-нибудь скажет ей об этом, если снова даст ей возможность манипулировать его чувствами. И будь он дважды проклят, если позволит себе влюбиться еще сильнее. Он избавится от непрошеного чувства, чего бы это ни стоило. Любовь приносит только боль, и ничего больше, особенно если любишь ты. Джеффри достаточно насмотрелся на страдания своего отца, а если позволил себе думать иначе, значит – был идиотом.
– Любовь не обязательна.
Глава 26
Лилиан, тупо глядя на свою левую руку, на среднем пальце которой сверкало кольцо с крупным аметистом, чуть повернула кисть, и свет, отразившийся от граней камня, рассыпался по белой скатерти цветными бликами.
Ее окружал гул голосов. Гости вели неспешную застольную беседу, периодически поглядывая на Лилиан: одни – с завистью, другие – с любопытством. Она опять сидела по правую руку от Джеффри, но уже не как почетная гостья, одержавшая победу в состязании, а как его официальная невеста.
Лилиан коснулась кончиками пальцев виска, где зародившаяся боль набирала силу, подпитываемая пристальными взглядами гостей. Вероятно, многие – тетя Элиза уж точно – считают ее положение незаслуженным.
Джеффри сидел с холодной улыбкой на лице, а ей хотелось плакать.
«Любовь не обязательна».
Если такой брак – победа, то пустая и мертвая. Так величественный дуб однажды падает и гниет в болоте как простое бревно.
– Что с лицом, Лилиан? – усмехнулся Джеффри, не глядя на нее. – Улыбайся, иначе гости заподозрят, что обстоятельства вовсе не веселые.
Она молча подчинилась, но улыбка получилась вымученной.
«Обстоятельства», пожалуй, верное слово. День оказался донельзя суматошным, а Джеффри представлял собой стихию, непреодолимую силу. После возвращения в дом он не стал терять время и немедленно объявил о своих намерениях, не дав Лилиан ни единого шанса выразить протест.
Сначала он посетил свою мать – говорят, ее вопли были слышны по всему дому, даже в комнатах слуг, – затем нанес визит тете Элизе, реакция которой, как и следовало ожидать, была прямо противоположной. Леди Беллшем, совершенно счастливая, сразу распорядилась прекратить подготовку к завтрашнему отъезду, распаковать вещи и приготовиться к трехнедельному пребыванию в доме – до свадьбы. Тетя немного посетовала на поспешность бракосочетания, но довольно быстро прекратила жалобы, пробормотав что-то о дареном коне и его зубах. Мудрая женщина.
После этого Джеффри удалился в бильярдную с другими джентльменами – чтобы поговорить о политике, – и у Лилиан так и не появилось возможности высказать все, что накипело на душе.
Она отодвинула тарелку и огляделась. Комната, набитая народом, не лучшее место для обсуждения, которое она наметила, но выбирать не приходилось. Завтра гости разъедутся. Джеффри уже предупредил ее, что будет допоздна обсуждать с городскими джентльменами политические вопросы за карточным столом, но Лилиан никак не могла уйти спать, так и не высказавшись, поэтому тихо спросила:
– Вы считаете, что брак без любви – повод для веселья, милорд?
Джеффри повернулся к ней, на лице его промелькнула целая гамма эмоций, но он от них быстро избавился, надев обычную маску холодной вежливости.
– Конечно, если такой брак заключается между людьми, столь удачно дополняющими друг друга, как вы и я, мисс.
У Лилиан перехватило дыхание: хоть он умело маскировал свои чувства, но они у него все же были, в этом она не могла ошибиться. Ах если бы только знать, какие это чувства и есть ли надежда когда-нибудь вернуть то, что между ними было до ее ужасных откровений. Она исполнилась решимости выяснить все, что только можно. Она не могла понять, почему граф так упорно настаивает на свадьбе с той, кому не доверяет и кого не любит. Возможно, существует что-то еще, за что она сможет уцепиться, чтобы не сойти с ума.
– Я, в общем, согласна, что мы во многих отношениях подходим друг другу. Тем не менее, как я вам уже неоднократно говорила с самой первой встречи, мне не нужен муж.
В глазах Джеффри вспыхнул огонь, но голос оставался спокойным, даже бесстрастным.
– Не говори глупостей. Ты скомпрометирована, хотя и по собственной инициативе. – У него дернулся уголок рта – нервный тик, должно быть. – Мы отлично уживемся и сумеем многого достичь. Конечно, от тебя, как от моей жены, потребуется выполнение кое-каких условностей, но это не слишком помешает твоей работе. Не думаю, что многие мужья пошли бы на такие уступки.
– Ты прав на этот счет, – вздохнула Лилиан, лишившись последней надежды. – Но это не основа для брака.
Под столом его рука коснулась ее бедра. От его ладони исходил жар, проникавший сквозь ткань юбок, путавший мысли, мешавший дышать. Его запах окутал ее, и Лилиан почувствовала острое желание, которое медленно разлилось по всему телу.
– Возможно, и нет. А это… очень неплохая основа.
Невольно задрожав, Лилиан отвела глаза, стараясь себя не выдать. Его прикосновение возбуждало, обжигало страстью, но в ее основе лежал тщательно сдерживаемый гнев, а вовсе не нежность, с которой он ласкал ее накануне. Если бы только она могла быть уверена, что теплота и нежность когда-нибудь вернутся, возможно, ей бы хватило смелости на брак.
А если ничего не выйдет? Как она сможет жить с Джеффри, нежно любя его, но зная, что он никогда не полюбит ее?
Он убрал руку и отвернулся, чтобы ответить на вопрос джентльмена, сидевшего слева от него. А Лилиан попыталась представить себе будущую жизнь с Джеффри. Что будет в ней главным? Вероятно, вежливость. Не исключено, что вначале будет пылкая страсть, которая угаснет, когда пройдет новизна. Долгие годы ей предстоит молча страдать, и сердце будет разбиваться не сразу, а медленно.
Нет.
В Сомертон-Парк она приехала с конкретной целью, не думая ни о каких романтических отношениях, они вообще не входили в систему ее приоритетов. По правде говоря, она считала себя неспособной любить, но после того, как узнала, что такое любовь и страсть, перспектива брака без любви представлялась ей такой же неприглядной, как уксусная кислота.
Единственное, что ее здесь держит, – неизвестность, все еще окружающая смерть ее отца. Но разве того, что она уже знает, не достаточно? Отец по собственной воле ввязался в некое опасное предприятие, пусть даже с благими намерениями – чтобы помочь другу. Слава богу, ничто не указывало на отсутствие у него чести или порядочности: это был взрослый умный человек и сам сделал выбор, который, к сожалению, впоследствии привел его к гибели.
Даже если бы она смогла доказать, что отец Джеффри нанес ему смертельный удар собственной рукой – что маловероятно, учитывая подозрительные обстоятельства смерти Эдмунда Уэнтуорта, – то никогда не сказала бы ни слова ни одной живой душе. Она не смогла бы уничтожить все то, ради чего так упорно трудился Джеффри, и не сделала бы ничего, что могло причинить ему вред.
Лилиан смяла в руках салфетку, лежавшую на коленях. Кого она обманывает? Она уже причинила ему вред. Намеренно или нет, она старалась разобраться в деликатной ситуации как ученый, а не как женщина, не как человек, имеющий чувства и заботящийся о чувствах других. Будучи ученым, она всегда стремилась к истине, проверяла разные гипотезы, не обращая внимания на побочные эффекты. Подумав, она сравнила себя с лошадью в шорах, которая не видит ничего, кроме финишной линии.
Она поступила с Джеффри неправильно. Плохо. И поскольку прошлого уже все равно не воротишь, следует положить конец всему, пока не причинен еще более серьезный вред. Он граф Стратфорд, и то, как истина повлияет на него самого и труд всей его жизни, важнее, чем сама истина.