Придя к такому выводу, Лилиан почувствовала умиротворение и успокоилась. Впервые в жизни она добровольно отказалась от поисков истины. Не зря ведь говорят: не будите спящую собаку. Она узнала достаточно и вполне может этим удовлетвориться и двигаться дальше.

Но куда?

Она еще раз покосилась на Джеффри и почувствовала, как к глазам подступили слезы.

Во всяком случае, не к жизни в роли леди Стратфорд. Это точно.

Она вернется в Челмсфорд и возобновит свою работу. Да, это будет одинокая жизнь, а теперь даже более одинокая, чем раньше. Да, перспектива не самая приятная, но все же это лучше, чем каждый день видеть мужчину и понимать, чего лишилась по собственной вине.

Ее взгляд скользнул по лицу Джеффри: высокому лбу, скулам, подбородку, губам, которые подарили ей не только удовольствие и радость, но и боль.

«Прощай, любимый!»

Завтра утром она покинет этот дом.


– Прекрасная работа, Стратфорд! – фыркнул партнер Джеффри, подвигая к себе очередной выигрыш.

Граф рассеянно кивнул. Улыбка, которую он весь вечер с немалым трудом удерживал на лице, к рассвету примерзла, и больше не надо было прилагать усилия. Он имел все основания быть довольным. Ночь оказалась плодотворной во всех отношениях. Джеффри уверенно выдержал схватку с графиней относительно выбора невесты и даже получил некоторое удовлетворение, поскольку никогда в жизни не видел ее в такой ярости. Переговоры с весьма влиятельными гостями прошли успешнее, чем он надеялся, а с четырьмя из них даже достигнута устная договоренность о финансировании некоторых промышленных проектов. Он даже заключил мир с графом Нортумберлендом. Тот хлопнул его по спине, пожурил за то, что держал в тайне свои романтические отношения с Лилиан, и заявил, что никогда бы не предложил ему жениться на своей дочери, если бы знал, что его сердце уже занято. И главное – обещал свою поддержку его законопроекту о занятости бедных, что практически гарантировало его принятие.

Все это было замечательно, равно как и понимание того, что через три недели Лилиан будет с ним рядом каждый день, а главное – каждую ночь. И все же Джеффри никак не мог забыть затравленности на ее лице, которую заметил за ужином.

Ничего, она привыкнет. Приспособится. Целого дня ему хватило, чтобы остыть, хотя Джеффри знал, что всего лишь загнал гнев внутрь. Но, возможно, со временем он исчезнет. Пройдет несколько месяцев, и, вполне вероятно, их партнерство станет комфортным для обоих. Не то чтобы он был уверен, что впоследствии никаких махинаций с ее стороны не последует, но сложностей не ожидал.

– Признаюсь честно: выбрав вас партнером, я опасался, что мы лишимся последних штанов. – Лорд Годдард, сосед, которого Джеффри мысленно называл старой морщинистой черепахой, увидев в «боевом» облачении на турнире, поднял бокал. – Но вы оказались лучшим карточным игроком, чем я думал вначале. Теперь можете на меня рассчитывать в любое время.

– Мы довольно часто коротали ночи у костра, играя в карты с солдатами. Но почему вы считали, что я плохой игрок?

Годдард пожал плечами и принялся подсчитывать выигрыш.

– Думал, что, когда речь зашла о везении, или умении, вы пошли в некоторых других членов вашей семьи.

Джеффри счел себя оскорбленным.

– Не припоминаю, чтобы карты когда-то интересовали моего отца, а вы слишком молоды, чтобы сидеть за одним столом с моим дедом. Вы играли с моим братом? Я слышал, что у него бывали проигрыши.

Лорд Годдард грубо хохотнул.

– О нет. Этот молодой щеголь вращался в другой компании. Я имел в виду вашего дядю.

– Джосса? – Джеффри окинул взглядом игроков, но дяди среди них не было. – Я никогда не видел его с картами в руках.

Джеффри подумал, что лорд Годдард, видимо, уделил слишком большое внимание коньяку.

– Охотно верю. По крайней мере, в вашем присутствии. Но когда мы были молоды, он явно шел по стопам старого Уильяма Уэнтуорта. От стола его оттащить было невозможно. – Глаза старика затуманились – воспоминания о далекой молодости явно были приятными. – Кстати, он был ужасным игроком: не раз попадал в неприятности, – но потом удача улыбнулась ему. Хотя вскоре его поймали на жульничестве.

Джеффри нахмурился, поскольку никогда не слышал ничего подобного.

– На жульничестве?

Лицо лорда Годдарда прояснилось.

– Ну, не то чтобы на жульничестве… по моему мнению, все обстояло значительно хуже: ваш дядюшка имел обыкновение обчищать карманы пьяных.

Это было совершенно непохоже на дядю Джосса, которого Джеффри знал как человека вполне благопристойного, умного, но не имевшего настоящих амбиций и твердого характера и легко поддававшегося влиянию более сильных личностей, таких как графиня. Возможно, и пагубные привычки он приобретал так же легко? Трудно сказать…

– Что ж, это, разумеется, не слишком честно, но люди не должны садиться за карточный стол, если не могут отвечать за свои поступки.

Морщинистая физиономия лорда Годдарда сморщилась еще сильнее.

– Он получал деньги вовсе не за карточным столом. Дождавшись, пока человек напьется до такого состояния, что мать родную не вспомнит, он подделывал долговую расписку, а потом требовал выигрыш. Насколько я помню, у него чертовски хорошо это получалось. Никто не мог отличить его подделки. Удивительно, но ни один человек не усомнился в подлинности своих расписок. Ваш дядя всегда выжидал несколько дней, прежде чем предъявить очередную расписку, и всякий раз несчастный считал, что пострадал из-за своего пьянства. Никто не знает, скольких людей он обманул, прежде чем его поймали.

Джеффри почувствовал на теле холодные мурашки. Подделка почерка? Он подался к Годдарду.

– Как такое может быть? Почему тогда его не вышвырнули из города, когда обман раскрылся?

Годдард не отпрянул.

– Вы, конечно, не помните своего деда. Этот человек имел здесь огромное влияние и выплатил компенсации всем, кого обманул ваш дядя, и, вероятно, даже тем, кого не обманывал. После этого он использовал все свое влияние, чтобы прекратить слухи и сплетни. Тогда ваш дядя на какое-то время исчез, а потом новые скандалы вытеснили этот инцидент из памяти людей. Ваш дядя вернулся, уже когда графом стал ваш отец. – Старик допил янтарную жидкость из стакана и причмокнул губами. – Но еще остались те, кто помнит эту историю.

Джеффри встал, взбудораженный самыми разными мыслями. А что, если Лилиан права и последняя записка была подделана?

Еще более тревожной была мысль, что, если дядя знал достаточно много, чтобы подделать почерк отца и отправить записку Чарлзу Клэрмонту, значит, был замешан в этом с самого начала. Джосс был доверенным лицом отца, поэтому Джеффри без колебаний доверил ему деликатную информацию о своем законопроекте, которую тот сразу выложил графине.

Что, если отец поделился сведениями о своих делах с Чарлзом Клэрмонтом с Джоссом? Если у Джосса были проблемы за игровым столом, не попытался ли он присвоить сокровище или деньги? Мог убить своего брата и отца Лилиан ради сокровища?

Джеффри зажал ладонью рот, почувствовав приближение рвоты.

Годдард поднял морщинистое лицо.

– С вами все в порядке, Стратфорд?

Джеффри сглотнул.

– Конечно. Просто я понял, что мне пора отправляться в постель.

«И к моему двуличному дядюшке».

Глава 27

– Вы не могли бы лично проследить, чтобы кобыла благополучно вернулась в конюшню графа Стратфорда? – Лилиан вложила монету в руку юного грума. – Но только в конце дня. Скажите мистеру Ричардзу, что вам обещана еще одна монета, когда лошадь будет возвращена в конюшню, и вы ее получите. – Она говорила низким голосом, натянув шляпу на лоб, чтобы скрыть лицо, и была абсолютно уверена, что ей удалось скрыть свою принадлежность к женскому полу.

Мальчик кивком выразил свое согласие и убежал, чтобы привести лошадь, которую она арендовала для дальнейшего путешествия.

Лилиан вовсе не собиралась брать Амиру, но когда утром пришла в конюшню, там был Ричардз – чистил стойла. Решив, что девушка отправляется на обычную утреннюю прогулку, он быстро оседлал для нее лошадь и пришлось выехать из конюшни на ней. Отказаться – значит вызвать множество вопросов. Хорошо, что она догадалась спрятать за пределами конюшни саквояж с одеждой и едой.

Лилиан ласково погладила Амиру по носу.

– Прощай, принцесса. Не сомневаюсь: парнишка позаботится о тебе.

Обещание двойной оплаты должно было обеспечить хорошее обращение с лошадью, хотя, конечно, каждое пенни у нее было на счету.