– Я уже начинаю жалеть, что не сумел убедить тебя передумать, – вздохнул Пол, с задумчивым видом сидевший перед зеркалом.

Он пытался привести в мало-мальский порядок свои только что вымытые волосы, но получалось не слишком хорошо даже при помощи дорогого геля, который Клодия купила накануне.

Клодия разгладила воображаемую морщинку на сером атласном платке.

– Если тебе так не хочется, я могу позвонить Беатрис и сказать, что мы не приедем. Она поймет.

Клодия залюбовалась тем, как он приглаживает тонкими пальцами свою буйную шевелюру. Меньше всего на свете ей хотелось бы причинить ему боль. Даже помыслить об этом было страшно.

– Не обращай на меня внимания, – отмахнулся Пол и, в последний раз поправив падавшую на лоб прядь, повернулся к ней и наградил своей магической улыбкой. – Это не более чем ребячество, Клод. Я хочу вспомнить, правда, хочу, но эгоистичная часть меня не хочет ничего вспоминать. – Улыбка потеплела, и озабоченность обратилась в желание. – Чтобы навсегда остаться с тобой.

Клодия уронила платок и чуть ли не бегом ринулась к нему. Она не могла говорить. Сказанное Полом отражало глубинное желание, которое она старалась не облекать в слова даже себе самой из страха захотеть слишком многого. Но и ей было не под силу скрыть реакцию тела и на него, и на то, как он впервые с такой неподдельной нежностью назвал ее «Клод».

Сегодня он выглядел так изумительно, а ведь еще даже не облачился в свой щегольский костюм. Завершив туалет, Пол надел самый любимый Клодией халат из принадлежавших Джеральду, темно-красный, длинный и роскошный, с широким стеганым воротником и поясом с кистями. Муж всегда называл его «халатом Шерлока Холмса». Полу же халат придавал шарм франтоватого молодого профессора, что прекрасно сочеталось с его поразительными математическими способностями. Плохо только, что в эту минуту одежда скрывала куда более привлекательную плоть.

Пол развернулся на вертящемся стуле лицом к ней, и Клодия инстинктивно опустилась перед ним на колени.

– Ох, Пол, – выдохнула она, спрятав лицо в тяжелых шелковых складках и вдыхая мужской запах.

Скоро придет машина, чтоб отвезти их на бал-маскарад к Беатрис, но ей вдруг всем сердцем захотелось, чтобы время остановилось. Чтобы Пол, со всей его загадочностью и таинственными познаниями, смог и вправду остановить часы и остаться здесь, с ней, навсегда. Глядя на него снизу вверх, она почти верила, что это в его власти. Глаза его сияли, как летняя небесная лазурь, однако все в нем, за исключением похоти, было эфемерным.

Не задумываясь, она раздвинула полы тяжелого халата и обнажила его, обнаружив, к своему восторгу, что он еще не надел ничего из одежды, даже те трусы, которые они с Мелоди привезли из магазина. Не ограниченный в движениях, его бодрый конек тут же поднялся из темной поросли, чуть ли не подпрыгивая в решительном стремлении к прикосновению. Только сегодня утром она наблюдала, как Мелоди берет этот сказочный орган в рот, и с тех самых пор Клодии, как она теперь поняла, хотелось сделать то же самое. В эти минуты подруга была занята чисткой заляпанных туфель Пола, про которые они почему-то забыли, а посему у Клодии появилась возможность исполнить желание.

Она медленно приблизила к нему лицо, затем позволила самому кончику плоти коснуться ее щеки. Почувствовала капельку влаги на коже и улыбнулась про себя, подумав, что добавляет еще один пункт к списку дел, которые нужно будет успеть до отъезда. Быть может, мастерица на все руки Мелоди поможет ей подправить макияж?

Пол издал горловой низкий звук, почти рычание, и ткнулся разбухшей плотью в ее накрашенные губы. Клодия чуть-чуть приоткрыла рот и, взяв кончик, покатала его между зубами.

– Господи помилуй! – прошипел Пол, приподнявшись со стула.

Она почувствовала, как он устраивается поудобнее, чтобы получить побольше удовольствия: одна рука опирается о стул для поддержки, другая у нее на затылке, чтобы направлять.

«Теперь еще и волосы», – мечтательно подумала она, трогая уздечку. Он стиснул ее пальцами. Когда ногти вонзились глубже, она толкнула языком в вершину.

– О боже! О боже мой! – пробормотал Пол, когда Клодия, терзая его и играя, одной рукой обхватила кий, а другой нашла шарики.

«Спокойно, мальчик, не перегори!» – подумала она и легонечко пососала, потом вновь очень деликатно лизнула, отыскав пальцем анус.

Пол замотал головой из стороны в сторону. Он был уже очень близок к оргазму. Несмотря на собственное горячее желание, Клодия испытывала странный порыв пожертвовать ради него удовольствием. Это будет подарком ему – ее неудовлетворенность, ее дискомфорт на протяжении предстоящего вечера. Каждый болезненный спазм ее жаждущей разбухшей плоти будет напоминать о красоте этих мгновений. Чувствуя себя почти святой, она проникла пальцем глубже.

Утонувший в волне оргазма, Пол грязно выругался, но брань прозвучала как нежнейшая из похвал. Он дернул вперед и приподнялся, изливаясь в нее, потом обмяк, и Клодия почувствовала, как тело его сотряслось от стонов. Выпустив угощение, она обняла его за бедра.

– Все хорошо, милый. – От него шел острый, чистый запах свежего молодого семени. – Все хорошо.

Он наклонился, прильнул к ней, обхватил за голову и прижал к своему плоскому животу.

Теперь, похоже, настал черед Пола лишиться дара речи, но грубоватая пылкость его объятия сказала все, что было нужно. В эту минуту Клодии не хотелось ничего: никаких вечеринок, никаких интриг, никаких откровений. Самого этого мгновения было достаточно; даже ее желание странно притупилось. Простые объятия были ее самой насущной человеческой потребностью.

– Клодия, – пробормотал он, наконец, и, немного отстранившись, она заглянула ему в лицо. В нем смешались удовлетворение и замешательство. – Я… я хочу сделать что-нибудь… что-нибудь для тебя, – продолжил он с неожиданной застенчивостью, неопределенно кивнув вниз.

– Некогда и незачем, – мягко ответила она.

Поднялась и встала перед ним, зная, что в сорочке и длинной пышной нижней юбке, надетой под эдвардианское бальное платье, приобретенное через знакомую Беатрис, выглядит великолепно. Сорочка была белоснежной, а глубоко декольтированный верх и кайма обрамлены роскошной пеной из кружев. Такая красота, что у нее даже появилось желание пойти на вечеринку без положенного к белью платья. Останавливала только прозрачность крепдешина. Без корсета он демонстрировал больше, чем прикрывал.

– Потом наверстаю, – сказала она, поправляя волосы.

– Но я хочу посмотреть, как ты кончаешь, – почти капризно заявил Пол.

Он поднялся, не обращая внимания на расстегнутый халат и болтавшийся пенис, и с силой прижал ее к себе. Клодия попыталась вырваться, но безуспешно; его руки оказались сразу повсюду, щупая, хватая сквозь тонкую, скользкую ткань нижней юбки. Только стук в дверь остановил его чувственный набег.

– Да-да, Мел, входи! – крикнула Клодия, разворачиваясь. А Полу прошептала одними губами: – Еще не вечер!

Глава 16

Бал-маскарад

– Ты готов? – спросила Клодия, когда машина плавно остановилась.

– Более или менее, – ответил бледный Пол.

Заметно нервничая, посмотрел сквозь тонированное стекло, словно им овладели дурные предчувствия. Настойчивый любовник, каким он был всего час назад, испарился.

– Не волнуйся, – успокоила его Клодия, когда шофер открыл дверцу и помог ей выйти из лимузина, присланного за ними Беатрис. – Нам необязательно оставаться до конца. И помни, это же бал-маскарад, так что у тебя всегда будет за чем спрятаться, если потребуется.

– Ты права, – отозвался Пол, легко шагая позади нее.

Когда Клодия обернулась, он одернул сюртук и жилет, жестом напомнив ей, как идет ему костюм, в котором она впервые его увидела. Щегольский, изящного покроя сюртук из черного бархата вернулся из химчистки как новенький, а широкий воротник белой рубашки и тяжелый шелковый жилет, казалось, превратили его в человека из другой эпохи. Сейчас, по крайней мере, частично восстановив выдержку и самообладание, Пол даже больше, чем когда-либо, походил на эдвардианского денди. И, если повезет, сегодня он восстановит еще какую-то часть себя.

– Я дурак, – продолжил Пол самоуничижительно. – Мне следовало благодарить свою счастливую звезду за возможность куда-то выбраться в такой чудесный летний вечер, – он указал на небесный свод, только-только начавший темнеть до сумеречной лазури, – с такой красивой женщиной.