— А где все?
— Джереми ушёл с Полом и Беном.
— Ещё не вернулся?
— Наверное, рыба не клюёт. А если посмотришь влево — увидишь миссис Кемп с Беллой и Софи, они возвращаются с пляжа.
— Точно. А папа?
— Он вот-вот вернётся.
— Встреча акционеров банка?
— Да.
Дальше они шли молча, а у ворот остановились подождать миссис Кемп с её подопечными. Ветер трепал им волосы и раздувал юбки.
Удивительно, что у брюнетов, Росса и его жены, выросла такая яркая блондинка — Клоуэнс. Она родилась светлой и, взрослея, нисколько не потемнела. Ребёнком Клоуэнс всегда была пухленькой, но за последнюю пару лет, покинув школу для молодых леди миссис Граттон, она вытянулась, похорошела и стала тоньше, только лицо ещё оставалось круглым. Рот решительный и чётко очерченный, серые глаза смотрели чистосердечно, открыто и искренне, что в то время считалось не вполне подобающим для юной леди. Клоуэнс быстро загоралась, заинтересовавшись чем-то, но так же быстро остывала.
Она дважды сбегала из пансиона — не потому, что он ей совсем не нравился, просто дома было интереснее. Она принимала все события своей жизни такими, как есть, без страха и сомнений. Демельза говорила Россу, что лицо дочери напоминает ей только что распустившуюся маргаритку, и горячо надеялась, что её никогда не ранит холодный дождь.
Что же касается самой Демельзы, она совсем недавно отметила сороковой день рождения и старалась — до сих пор довольно успешно — гнать прочь мысли об отдыхе у камина. Для «плебейки», как называл её преподобный Осборн Уитворт, она выглядела моложе своих лет, гораздо лучше многих высокородных ровесниц. Правда, на лице появилось несколько морщинок, которых не было пятнадцать лет назад, но в основном — от улыбки, не особенно заметных на её лице, обычно доброжелательном и приветливом. На висках Демельзы проступила седина, однако втайне от Росса, утверждающего, что ненавидит крашеные волосы, она покупала маленькую бутылочку какого-то зелья у мистера Ирби в Сент-Агнесс и аккуратно наносила на волосы раз в неделю после мытья.
На свой возраст, и даже старше, Демельза выглядела во время приступов головной боли, случавшихся обычно раз в месяц. За двадцать шесть дней хорошего самочувствия она всегда набирала вес, а за два дня мигрени — теряла всё лишнее, сохраняя таким образом равновесие.
Белла издалека узнала мать и сестру и помахала им, а те помахали в ответ.
— Мама, — спросила Клоуэнс, — а почему Джереми с друзьями так часто ходят на рыбалку и ни разу не поймали ни одной рыбы?
— Но они ловят рыбу, дорогая. Мы постоянно её едим.
— Маловато. Они уходят после завтрака и возвращаются к ужину, а улов у них — ты или я столько за пару часов с лодки поймаем.
— Наверное, они не особенно стараются. Просто целый день сидят на солнышке и мечтают.
— Может быть. Я как-то у него спрашивала, он ответил, что в этом году у побережья мало рыбы.
— Хочешь сказать, что это неправда?
— Просто для рыбаков Сола это, похоже, не так.
Они прошли еще несколько шагов.
— А знаешь, — сказала Клоуэнс, — я насобирала для тебя наперстянок. Они красивые.
— Спасибо. Ты навещала Энисов?
— Нет, мама... Но я встретила одного твоего друга.
Демельза улыбнулась.
— Что ж, это многое объясняет. Но это и в самом деле друг?
— А что?
— Ты так это сказала...
Клоуэнс стряхнула пылинку с юбки.
— Это сэр Джордж Уорлегган.
Она старалась не смотреть на мать, но хорошо понимала, что означает её молчание.
— Где? — спросила Демельза.
— В Тренвите. Я впервые увидела дверь открытой и зашла посмотреть, а он оказался там, в большом зале, сидел перед догорающим камином, с погасшей трубкой и таким мрачным видом, как будто ежа проглотил.
— Он тебя видел?
— Да, конечно. Мы даже поговорили! Он спросил, какого чёрта я там делаю, а я ему ответила.
— Ответила что?
— Что там самые лучшие наперстянки в округе, особенно бледно-розовые, у живой изгороди возле пруда.
Демельза пригладила рукой волосы, но ветер тут же снова их растрепал.
— И что дальше?
— Он очень грубо разговаривал. Сказал, что я нарушила права владения и меня нужно привлечь к ответственности. Что он позовёт своих людей и меня выгонят за ворота. Ну и всё такое, рассердился.
Демельза взглянула на дочь. Та совсем не казалась расстроенной.
— Клоуэнс, зачем ты туда ходила? Мы же велели тебе этого не делать. Ты напрашиваешься на неприятности.
— Ну я же не знала, что наткнусь на него. Но это не важно, ничего страшного не произошло. Мы с ним поладили.
— Хочешь сказать, ты ему ответила?
— Разумеется, но очень вежливо. Я вела себя прилично. Просто сказала — очень жаль, что ему приходится быть грубым с соседями, даже с родственниками — мы же что-то вроде кузенов.
— И что он на это сказал?
— Сказал, что я ему не кузина, у него вообще нет никаких кузин, а я не понимаю, о чём говорю, и лучше мне уйти, не то он позовёт братьев Харри и меня вышвырнут вон.
К ним приближалась миссис Кемп. Белла и Софи ближе к дому прибавили ходу и шли уже ярдах в пятидесяти.
— Не говори отцу, что была в Тренвите, — попросила Демельза. — Ты же помнишь, что он сказал в последний раз.
— Конечно, не скажу, не хочу его расстраивать. Но я не ожидала, что это тебя огорчит.
— Я не расстроена, дорогая. Это... это мутное дело, и мне оно совсем не по душе. Я не могу объяснить тебе ни причины, по которым твой отец и Джордж Уорлегган стали врагами, ни почему пропасть между нами стала такой глубокой. Ты наверняка слышала сплетни...
— Да. Отец и Элизабет Уорлегган в молодости были влюблены друг в друга. Разве это так ужасно?
Демельза, до этого хмуро смотревшая на дочь, рассмеялась.
— Ну, можно сказать, что и нет... Но в каком-то смысле это продолжалось всю жизнь. Понимаешь, с этим ничего не поделать, но...
— А я уверена, всё было совсем не так, как у вас с отцом. Ваши отношения особенные. Мне, наверное, не повезёт встретить человека вроде него, и уж конечно, я никогда не смогу стать похожей на тебя...
Белла Полдарк, тоненькая и темноволосая, подбежала к ним, приплясывая и оживлённо болтая — возле шахты Уил-Лежер они нашли что-то большое, белое и вонючее, похоже, мёртвую рыбу. Она хотела притащить это домой, но миссис Кемп не позволила. Софи Энис, годом моложе, чуть отстала от Беллы, но тоже внесла свой вклад в рассказ. Демельза склонилась над девочками, заговорила с ними, и, воспользовавшись возможностью, незаметно смахнула с глаз влагу. Трудно без эмоций принимать похвалу от детей, а комплименты прямолинейной Клоуэнс ей случалось слышать нечасто. Наконец, к ним присоединилась миссис Кемп, и все вместе пошли домой, Джейн Гимлетт — впереди, чтобы приготовить для девочек чай с печеньем.
Порыв излияний чувств прошел, и Клоуэнс с матерью последовали за остальными в предвкушении чая. Они были одного роста, и дующий в спину ветер ерошил им волосы, как нежные птичьи перышки.
— Но потом тебе позволили беспрепятственно покинуть Тренвит? — спросила Демельза.
— Да, в конце концов мы расстались не так уж плохо. Я оставила ему немного наперстянок.
— Оставила? Ты подарила Джорджу цветы?
— Он не хотел брать. Сказал, пусть завянут на чёртовом полу в проклятом зале, ему всё равно, и тогда я нашла старую вазу, набрала воды и поставила цветы на стол. Какой там огромный стол! Я таких никогда не видела! Думаю, он устоит, даже если весь дом рухнет.
— И он... он позволил?
— Ну, он не мог мне помешать. Проворчал что-то пару раз, как сердитый пёс. Но мне кажется, он только с виду злой — лает, но не кусает.
— Не стоит на это рассчитывать, — сказала Демельза.
— Вот, а после того, как поставила цветы — хотя у меня это пока выходит не так красиво, как у тебя — я очень вежливо пожелала ему хорошего вечера.
— А он зарычал в ответ?
— Нет, только сердито взглянул. А после ещё раз спросил, как меня зовут. Я сказала.
Глава четвёртая
Об Уильяме Уиндхаме, первом бароне Гренвиле, говорили, что страсть к Боконноку, поместью в Корнуолле размером в восемь акров, была единственным изъяном в его выдающейся парламентской карьере. Поместье купил Уильям Питт за часть выручки от продажи огромного алмаза, оно перешло к Гренвилю, когда тот женился на Энн Питт, дочери лорда Кэмелфорда.