– Иди за мной, – велела она и, встав, приподняла длинную юбку, готовясь побежать по узкой тропинке, ведущей через рощицу.

– С радостью, – пробормотал Трэвис, следуя за ней. Здесь, в гуще деревьев, было темно, но лунный свет проникал и сюда, серебря платье Ким. Ему нравилось наблюдать, как она бежит.

Трэвис так сосредоточился на ней, что едва не наткнулся на какую-то стену. Старый домик для игр! Высокая башня казалась жилищем злой феи из волшебной сказки.

– Сюда, – прошептала Ким, открыв дверь.

Трэвис поискал выключатель, но Ким поймала его руку и прижала к губам палец, призывая к молчанию. Потом знаком велела ему отойти от окна.

Он прислонился к двери, рядом с Ким.

В роще переговаривались подростки.

– Иди сюда, я здесь, – громко прошептал парень.

– Поймают, – возразила девушка.

– Кто? Доктор Трис уже уехал в свадебное путешествие.

Послышался звук поцелуя.

– Бьюсь об заклад, сейчас он делает то, чем хотим заняться мы.

– Я бы поменялась с ней местами, – мечтательно проговорила девушка.

Ким с Трэвисом переглянулись и дружно поморщились. Зря она это сказала!

– Значит, я недостаточно хорош для тебя? – взвился парень.

– Я только хотела… – бормотала девушка… – О, не важно. Вернемся в палатку. Ма, должно быть, ищет меня.

Кто-то, очевидно, парень, загремел дверной ручкой.

– Чертова дыра все равно заперта, – буркнул он.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнула девушка. Послышался топот убегавших ног.

Когда все стихло, Ким перевела дыхание, глянула на Трэвиса. Оба рассмеялись.

– Завтра все подростковое население Эдилина будет гадать, какой парочке повезло первой запереться в домике.

– А это всего-навсего мы, старичье, – притворно вздохнул Трэвис.

– Говори о себе! Это тебе вот-вот будет тридцать! А мне до такого ужаса еще годы и годы!

Она шагнула направо.

– Проходи сюда, только пригнись, притолока низкая.

Они оказались в очень маленькой комнатке с коротким, встроенным в стену топчаном.

Ким показала на топчан:

– Считай это столицей любви Эдилина.

– Если в городе имеются два топчана таких размеров, Эдилин вполне может считаться романтической столицей мира.

– Приходится находить интересные занятия в городе, где нет даже «Уолмарта».

Трэвис рассмеялся. Ким села на один конец топчана и жестом велела ему устраиваться на другом. Длинные ноги не давали Трэвису усесться как следует.

– Можешь даже вытянуться. Смотри, как мы подходим друг другу, – улыбнулась она. Их ноги соприкоснулись.

– Мы всегда прекрасно друг другу подходили, – заверил Трэвис.

Ким была рада, что в темноте не видно выражения ее лица.

«Мы друзья», – напомнила она себе.

– Расскажи о Джо Лейтоне, – попросил Трэвис серьезно.

– Я не слишком хорошо его знаю, но когда мы учились в колледже, он не давал Джессе шагу без него ступить. Но если по справедливости, так поступали все наши родители. Взять хотя бы мою маму! Она требовала рассказывать, с кем я встречаюсь и разослала ли свои резюме.

– Похоже, она очень тебя любит. Как она сейчас?

– Требует, чтобы я рассказывала, с кем встречаюсь, когда прихожу домой и каков еженедельный доход от моего магазина.

– А твой па? – засмеялся Трэвис.

– Мой па сделан из чистого сахара. Самый славный и милый человек на свете. Мои родители и младшая сестра Анна отправились в длинный круиз. Вернутся только осенью.

– Так ты в городе одна?

– Нет, здесь мой брат Рид, и у меня есть кое-какие родственники.

Как он вежлив: расспрашивает о ее жизни, хотя ему не терпится узнать побольше о человеке, за которого его мать собирается замуж.

– Думаю, мистер Лейтон – хороший человек. Но все зависит от твоей матери. Верно? Судя по тому, что ты сказал, она не слишком умеет за себя постоять.

Трэвис ответил не сразу:

– Моя мать всегда была очень тихой и незаметной. Думаю, она поняла, что спорить с отцом – только делать хуже себе. Если она оставалась в тени, у него создавалась иллюзия полного контроля над ситуацией. Тогда ему не было нужды вновь укреплять свой авторитет.

– А ты? Как живешь ты?

Трэвис пытался переменить позу, но места не было.

– Я сейчас упаду с этой штуки. Твои ноги… не возражаешь?

Он поднял ее ноги и положил себе на колени.

Ким скорее бы умерла, чем запротестовала.

– Ой! Прости, но у тебя такие острые каблуки…

Ким молниеносно сбросила модные босоножки на высоких каблуках и снова положила ноги ему на колени. Казалось вполне естественным, что он стал массировать ее ступни. Ким поблагодарила Духов Спа за то, что только вчера сделала маникюр и педикюр. Пятки были гладкими, как стекло.

– Так на чем мы остановились? – спросил он.

– Э…

Ким никак не могла вспомнить. Ни один мужчина еще не массировал ей ступни.

– Да, ты спрашивала о моей жизни. Правда в том, что ты все изменила.

– Я?

– Я рос не как другие дети. У нас большой дом на ста акрах в северной части штата Нью-Йорк. Дом был выстроен нуворишем в середине прошлого века и стал свидетельством его алчности. Очень высокие потолки и куча панелей темного дерева. Все это прекрасно подошло отцу. Мы жили там в окружении десятков слуг, и все стали для нас родными. Мы почти не видели отца, но его присутствие чувствовалось всегда.

Большие пальцы Трэвиса ласкали левую ступню. А когда проникли между ее пальцами, она почти перестала понимать, что он говорит.

– До того лета, когда отец полетел в Токио, а мать привезла меня в Эдилин, я понятия не имел, что живу иначе, чем другие люди. Ты научила меня жить, как все остальные, и я всегда буду благодарен тебе за это.

– Думаю, ты все это придумал. Трэвис, а где ты выучился этому?

– В Таиланде, думаю. Или в Индии. Где-то там. Тебе нравится?

– Если я потеряю сознание от экстаза, не обращай на меня внимания.

– Но мы этого не допустим, верно? – усмехнулся он и поудобнее уложил ее ноги. – Расскажи еще о Джо Лейтоне.

Ким разочарованно вздохнула, потому что он решительно прекратил массаж, но села прямее.

– Ну что сказать? Джесса много раз жаловалась на отца, но очень его любит. Я точно знаю, что она – свет его жизни. Когда Джесса была моложе, он требовал, чтобы дочь каждую минуту была рядом. Вернувшись из колледжа после первого курса, она должна была умолять отца разрешить пожить у нас хотя бы две недели. И мистер Лейтон лично допрашивал каждого мужчину, на которого Джесса взглянула хоть раз. Она говорит, что Тристан – тот, кто стал ее мужем, – заплатил выкуп за невесту, подарив ее отцу помещение.

– Для метизного магазина?

– Да.

– И магазин уже открылся?

– Нет. Там многое нужно переделать, вернее, перестроить. Друзья мистера Лейтона приехали из Нью-Джерси, чтобы ему помочь. Он и Джесса здорово поскандалили. Она все твердила, что в Вирджинии полно хороших строителей. Но он и слушать не хотел.

– Похоже, он из тех, кто всегда стремится настоять на своем, – нахмурился Трэвис. – Мой отец тоже из таких. Должен в любой ситуации взять верх.

– Думаешь, твоя мать сказала мистеру Лейтону да, потому что… потому что его поведение ей уже знакомо?

– Именно этого я и боюсь. Хотелось бы увидеть их вместе… но только если он не будет знать, кто я.

– Ты прав. Если тебя представят, как сына Люси, мистер Лейтон мгновенно превратится в пай-мальчика. И ты уж точно не узнаешь ничего близкого к правде.

Она вскинула голову.

– А твоя мать согласится…

– Не говорить ему, кто я? Я сам себя об этом спрашиваю. Не знаю. Я постепенно понимаю, насколько непредсказуемы женщины. Мать может рассмеяться и согласиться или рассердиться и спросить, как я смею думать, что разбираюсь в людях лучше, чем она.

Ким невольно рассмеялась.

– Я как будто слышу мистера Спока!

– Это кто-то из Эдилина?

– Нет. Из телесериала. Поколения моих родителей. Ты часто находишь какие-то пропущенные звенья в своем образовании?

– Целые десятилетия, – искренне признался он. – Люди иногда ссылаются на вещи, о которых я в жизни не слышал. Приходится смотреть на окружающих, чтобы знать, смеяться или нет. Однако я научился никогда не спрашивать, что они имеют в виду. Иначе прослывешь кем-то вроде инопланетянина.

Ким рассмеялась, больше потому, что сделала бы то же самое.

– Меня можешь спрашивать о чем угодно, и я постараюсь ответить.