Сэнди Блэр - Незнакомец в килте

Наложив повязку, Бет выпрямилась, вытерла с глаз пот и слезы и только тут заметила, что Ангус не отрывает от нее взгляда.

– Пора обработать рану на плече, – сказала она ему.

Ангус молча перекатил Дункана на бок.

Понимая, что ей придется вскрыть рану, чтобы убрать гной, Бет бросила взгляд на кинжал Ангуса и протянула руку:

– Дайте сюда.

Ангус, прищурившись, взглянул на нее, потом прошептал что-то Айзеку. Айзек шепотом ответил, и тогда Ангус нехотя протянул Бет оружие рукояткой вперед.

На несколько секунд погрузив кинжал в горячую воду, Бет вытащила его и прикусила губу: руку жгло огнем.

Она взглянула Ангусу прямо в глаза и кивнула. Тот крепко ухватился руками за Дункана. Глубоко вздохнув, Бет полоснула по шву, которым была стянута рана на плече Дункана, и в тот же миг по спине Дункана, словно расплавленный мед, потек гной. Бет почувствовала, что сейчас ее вырвет. Взглянув на своего помощника, она заметила, что тот тоже едва сдерживает позывы рвоты.

С трудом справившись с собой, Бет пробормотала:

– Еще горячей воды.

Рейчел, следившая за происходящим вытаращив глаза, шепотом проговорила:

– Oui, madame, – и выскочила из комнаты.

После этого Бет принялась нажимать на кожу рядом с раной, чтобы весь гной, скопившийся под ней, вышел наружу. Занимаясь этим, она горячо молила Бога о том, чтобы ее муж открыл глаза или хотя бы застонал. Но он никак не реагировал, и с каждой секундой Бет все больше теряла присутствие духа – которого и вначале-то было не так уж много. Руки у нее начали трястись. Что, если предпринимаемых ею усилий недостаточно либо она предприняла их слишком поздно? Она ведь не врач, и у нее нет никаких антибиотиков, ни даже градусника, чтобы измерить температуру.

Глаза ее вновь начали наполняться слезами, но тут в комнату вошла Рейчел со свежим кипятком. Бет вновь окунула руки в обжигающую воду. Она сделает все от нее зависящее, применит на практике все свои скудные знания, почерпнутые из канала «Дискавери» и от друзей, а потом придется вручить жизнь Дункана в руки Господа.

Очистив рану от гноя, Бет принялась мучительно размышлять над тем, стоит ли ей зашивать рану. Из своего небогатого опыта она знала, что швы должны быть наложены не позднее двенадцати часов после получения травмы. Однако по словам присутствующих, Дункан был ранен не несколько часов, а несколько недель назад.

Послышался громкий шепот, и Бет, подняв голову, увидела, что в дверях с озабоченными лицами толпятся соратники Дункана.

«Думай, Бет, думай. Помнишь, врачи сказали Линде, что после операции по удалению гнойного аппендикса не могут зашить ее сыну рану? Им пришлось накрыть рану марлей, пропитанной соляным раствором, и оставить так до полного заживления. Линда тогда еще заметила, что после этого остался ужасный шрам, но мальчик выжил».

– Рейчел, мне нужна соль. – Бет понятия не имела, какой концентрации должен быть соляной раствор, и решила, что лучше послабее, чем чересчур насыщенным.

– Соль, мадам?

– Да, соль. И скажи этим людям, чтобы ушли, – они мне мешают.

Как только она закончит возиться с его раной, ей необходимо остаться с Дунканом наедине, чтобы обтереть его тело холодной водой, помогающей снять жар. Именно так поступала Тэмми всякий раз, когда у ее малыша начинало болеть ухо и в результате поднималась высокая температура. Правда, она еще давала ему тайленол и антибиотики…

* * *

Наблюдая за тем, как спокойно вздымается грудь Дункана, Бет невольно вдыхала и выдыхала с ним в такт. И с каждым его вдохом росла ее надежда, а с каждым выдохом ей казалось, что это последний. Он так и не пришел в сознание, так и не пошевелил ни рукой, ни ногой за все то долгое время, пока она сидела возле его постели. Ее прекрасный призрак, обретший плоть и кровь, сильные мышцы, красивое лицо с широкими бровями и четко очерченным ртом, прилагал титанические усилия, чтобы умереть в ее присутствии, несмотря на то что она изо всех сил пыталась сделать все возможное, чтобы он еще пожил на этом свете. Это причиняло Бет нестерпимую боль, такую острую, что ей самой хотелось умереть.

Она никак не могла понять, что с ней такое происходит, – ведь он ее терпеть не может и даже считает сумасшедшей. Тем не менее она испытывает к нему непреодолимое влечение, такое сильное, что стоит ему открыть рот и заговорить, как у нее подкашиваются ноги.

Это было очень странно, тем более что в отличие от Дункана-призрака из двадцать первого века, так мило утешавшего ее, женщину, пережившую нервный стресс, после того как одного из электриков ударило током и ей пришлось его спасать, живой Дункан из пятнадцатого века лишь кричал на нее.

И все же, судя по обеспокоенным лицам его подданных, по их слезам, он по природе своей человек, умеющий сострадать. Вот только на нее его сострадание не распространяется.

Кто-то тронул Бет за плечо, и она, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Рядом стояла Рейчел.

– Très honorée dame, пожалуйста, идите спать. Я посижу возле господина.

Выпрямившись, Бет вытерла глаза, на которые навернулись слезы, и ответила:

– Спасибо, Рейчел, не нужно. Я сама с ним посижу. – Она осторожно пощупала лоб Дункана и вновь почувствовала, как сердце тревожно забилось у нее в груди: температура опять поднялась.

Бет тяжело вздохнула. Она не понимала, почему вдруг из настоящего перенеслась в прошлое, но подозревала, что это произошло оттого, что Дункан слишком рано умер. Она не позволит ему дважды совершить одну и ту же ошибку.

– Мне нужно еще холодной воды.

Рейчел вздохнула:

– Вам нужно поесть, если уж не хотите поспать.

– Нет. – Меньше всего ей сейчас хотелось есть. Ее все еще подташнивало, а в запертой комнате, как Бет подозревала, полным-полно микробов. – Принесите скорее воды.

Как только Рейчел вышла, вернулся Ангус.

– Как себя чувствует милорд? – Он положил руку Дункану на лоб.

– Пока еще не могу вам сказать.

– Но он не умрет?

– Надеюсь, что нет.

Ангус вновь занял свое место, на котором находился с того момента, как она начала возиться с больным. Прислонившись к стене, он поднял ногу, уперся ею в стену и скрестил руки на груди. При этом он стал похож на задиристого городского подростка.

– А вам разве не все равно? – внезапно бросил он.

И в самом деле, какая ей разница, умрет или останется в живых человек, который с самого ее появления в замке только и делал, что кричал на нее?

– Конечно, нет. Он мой муж.

– Но вы его не любите. – Ангус еще больше нахмурился. – Вы ведь еще не спали с ним, так что, если он умрет, вы не станете наследницей.

Откуда, черт подери, Ангусу все это известно? Ведь только она, невзрачная девица, вышедшая замуж всего два… нет, уже три дня назад за красавца мужчину и до сих остававшаяся девственницей, может знать правду. Впрочем, какая разница…

Чувствуя, как в ее груди поднимается волна гнева, Бет встала и с ненавистью взглянула на Ангуса.

– Спали мы или нет, не ваше дело, черт подери. Это первое. – Она бы с удовольствием выставила нахала из комнаты, если бы он ясно не дал ей понять, что не оставит ее наедине с хозяином. – И второе. У меня есть собственный замок, намного красивее и больше этого, так что не смейте даже предполагать, что я намереваюсь убить Дункана, чтобы завладеть тем, что принадлежит ему по праву. – Она скрипнула зубами от злости. – Я ясно выразилась?

– Вполне, – ответил Ангус и, в свою очередь, тоже с ненавистью взглянул на нее.

– Рада, что мы поняли друг друга. – Раздраженно фыркнув, Бет уселась на стул с высокой спинкой, который принесла для нее Рейчел, и внимательно оглядела свои руки: они сильно болели, несмотря на то что Рейчел смазала их какой-то мазью, и были сплошь покрыты крошечными пузырьками, похожими на зерна початков кукурузы. Слезы навернулись ей на глаза – единственная часть тела, которую Бет считала красивой, теперь будет покрыта шрамами.

Дункан почувствовал, что его сейчас вырвет: по горлу его полилась какая-то отвратительная соленая жидкость, во рту стоял мерзкий привкус. Он закашлялся, пытаясь выплюнуть ее.

– Ш-ш, Дункан. – Чья-то прохладная рука коснулась его лба. – Ты должен это выпить.

Он с удивлением узнал голос жены. Ну почему эта женщина никак не оставит его в покое?

Дункан попытался отвернуть голову, и в ту же секунду левую руку и спину пронзила острая боль. Он с трудом открыл глаза и дрожащим голосом прошептал: