– Я люблю тебя. Удачи, – прошептала она.
К ее радости, Дункан все понял, и по движению его губ она догадалась, что он прошептал в ответ:
– Я тоже тебя люблю.
В этот момент затрубили трубы, возвещая о начале поединка. Толпа возбужденно загудела, и воины, опустив забрала, помчались навстречу друг другу.
Бет сидела ни жива ни мертва, затаив дыхание. Послышался оглушительный грохот – копья вонзились в щиты.
В следующую секунду Бет показалось, что сердце ее остановилось: от удара Брюса щит Дункана раскололся пополам. Страх стал совсем невыносимым, когда Дункан, отшвырнув ставший бесполезным щит в сторону, развернулся и направил своего коня к противоположному концу арены.
Подавшись вперед, Бет пожирала глазами Брюса – он стоял на противоположном конце арены, и, хотя его щиту тоже изрядно досталось, Брюс по-прежнему держал его в левой руке.
Бет лихорадочным взглядом обвела толпу, выискивая людей из клана Макдугала.
– Где Ангус? Почему он не принесет Дункану другой щит? – воскликнула она. Ей было отлично известно, что плечо ее мужа еще не до конца зажило. Если Брюс ударит в него – Дункану конец. Бет ужасно хотелось увидеть его лицо, понять, больно ему сейчас или нет.
Кемпбелл ухватил ее за локоть и заставил сесть.
– Достопочтенная леди, люди Дункана ничем не могут ему помочь. Он должен продолжать сражаться, иначе его признают побежденным.
– Нет! – Кровь отхлынула от лица Бет, голова закружилась, в глазах потемнело.
Внезапно она почувствовала, как Рейчел обняла ее за талию.
– Дорогая, вы слышите меня?
Бет открыла глаза.
– Да, кажется… – Оттолкнув кубок, который Кемпбелл поднес к ее губам, она энергично заморгала: – Говорю же вам, со мной все в порядке!
Бет выпрямилась, чувствуя, что пелена, застилавшая глаза, пропала и она вновь отчетливо видит лица людей, напряженно наблюдающих за ходом поединка.
Внезапно все они почему-то вскочили со своих мест, и окрестности огласились оглушительными воплями.
– Победа или смерть! – крикнул Дункан и пришпорил своего боевого коня. Рэнсом фыркнул и вихрем помчался вперед.
Дункан отпустил поводья и крепко обхватил бока лошади – он не сомневался, что на сей раз Брюс нанесет удар как можно ниже, под нагрудник, надеясь тем самым выбить его из седла, и поэтому, подъехав почти вплотную, когда Брюс уже не мог изменить направление удара, резко пригнулся. При этом Дункан поднял копье и нанес в правое плечо противника удар такой сокрушительной силы, что тот закачался и взмахнул руками.
Толпа ревела так, что он не услышал звука падающего тела, а потому не знал, сидит ли Брюс по-прежнему в седле или лежит на земле. Как только Рэнсом замедлил шаг, Дункан повернулся в седле: Брюс и в самом деле лежал на спине посередине арены, весь в пыли, и из груди его торчало сломанное пополам копье.
Отчаянная радость захлестнула Дункана – теперь подонок был всецело в его власти. Отбросив то, что осталось от копья, он пришпорил коня и развернул его. Когда взволнованное животное наконец перестало гарцевать, Дункан перебросил правую ногу через луку седла и соскочил в вытоптанную траву. Приземлившись с громким стуком, он вытащил короткий палаш и направился к Брюсу.
Стоя над поверженным противником, Дункан приставил острие палаша к его груди. Толпа вновь взревела.
В ясных голубых глазах Брюса, видневшихся в прорезях шлема, отразились сначала страх, а потом покорность судьбе. Дункан улыбнулся. Острием палаша он поднял забрало противника и проговорил:
– Ну что, чертов ублюдок, теперь ты за все ответишь!
Бросив взгляд на грудь Брюса, он заметил, что она залита кровью. Похоже, он нанес неплохой удар.
Поскольку инициатором поединка был Брюс, Дункан в случае победы имел право прикончить врага. Если бы сейчас на его месте находился Джон Брюс, он непременно воспользовался бы этим правом и без колебания прикончил бы его.
И все-таки Дункан медлил.
Он взглянул на Олбани, разодетого в пух и прах, и увидел, что тот усмехается. Потом Дункан оглядел толпу: люди возбужденно кричали – они явно жаждали крови. Он отыскал глазами Бет – она смотрела на него широко раскрытыми глазами, лицо ее было белее снега. Одну руку она прижимала к губам, а другую – к животу. Дункан сжал губы, чувствуя, что гнев начинает охватывать его с новой силой.
Толпа вновь взревела:
– Смерть ему! Смерть!
Он должен был на что-то решиться – исполнить акт мести и уничтожить своего заклятого врага раз и навсегда, заслужив тем самым восхищение членов своего клана и своих союзников, или опустить меч.
Дункан вновь взглянул на Бет, надеясь увидеть в ее глазах восхищение, – оно ему было важнее, чем то, что приказывала толпа. Но нет – скорее в ее глазах был испуг.
Дункан глубоко вздохнул и, молясь Богу, чтобы не сделать непоправимой ошибки, громко произнес:
– Я пощажу тебя, Брюс, ради твоих сыновей. Но если ты или кто-то из твоих родных когда-нибудь осмелитесь ступить на мою землю без приглашения, клянусь, все вы горько пожалеете об этом. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Брюс с трудом кивнул, и Дункан опустил палаш. Толпа разочарованно загудела, однако среди общего шума раздались и одобрительные возгласы, когда он, опустившись на одно колено, сжал правую руку Джона своей рукой.
– Значит, так и порешим. Прошлое забыто.
Чувствуя, что жажда крови покинула его, Дункан поднял голову и увидел, что к нему со всех ног бежит Ангус. Он протянул ему руку, и Дункан поднялся, ухватившись за нее, а затем направился к своему коню. Мимо стремглав пронеслись люди Брюса, спеша к своему поверженному господину.
Стараясь перекричать гул толпы, Ангус крикнул:
– Слава Дункану Макдугалу!
– Скажи это моей жене, – усмехнулся Дункан.
Входя в освещенный факелами большой зал замка Стерлинг, Бет истово молилась Богу, надеясь, что Дункан и Айзек окажутся правы и Олбани в самом деле не знает Катрин Лебо-Демон – свою внучатую племянницу и кузину короля. Преодолевая желание повернуться и опрометью броситься прочь, она незаметно вытерла потные от волнения ладони о юбку, пока Дункан внимательно вглядывался в толпу.
– Сюда, миледи, – прошептал он, увлекая ее в самый дальний угол. – Здесь нас никто не заметит.
Бет изумленно уставилась на него:
– Серьезно? Да ведь ты на целую голову выше всех собравшихся в этом зале. Стоит Олбани взглянуть в твою сторону, как он тотчас же тебя увидит.
«И меня тоже, – сокрушенно подумала она. – Помоги нам, Господи!»
Поскольку Дункан выиграл финальный приз, у него не оставалось выбора: он должен был присутствовать на вечере, устроенном Олбани в честь окончания рыцарского турнира. А так как Бет тоже пригласили, Дункан, Айзек и Рейчел сделали все от них зависящее, чтобы за такой короткий срок как можно лучше подготовить ее к предстоящему событию, втолковывая ей прописные, с их точки зрения, истины.
Но будет ли этого достаточно? Не заподозрит ли Олбани, что она не та, за кого себя выдает? Надеясь, что хозяин турнира будет уже достаточно пьян, когда она предстанет перед ним, Бет повторила про себя все, чему учила ее Рейчел: когда приседать в реверансе, когда улыбаться, какими пальцами есть мясо, а какими – фрукты, и самое важное – три фразы, которые она должна произносить, отвечая на любой вопрос, и которые она вызубрила, как «Отче наш».
Было решено, что Бет будет изображать из себя скромницу, всецело зависящую от Дункана, – в этом случае всем покажется совершенно естественным, если Бет не станет отвечать на задаваемые ей вопросы, а предоставит это мужу. Если же Олбани обратится непосредственно к ней, тогда Дункан подскажет, что именно отвечать, подмигнув, сжав ее руку или обхватив за талию. Они не должны были расставаться ни на минуту, поскольку от этого зависела их жизнь; а еще им следовало вести себя как можно незаметнее, стараться не выделяться из толпы, пока им не представится удобный момент, чтобы сбежать.
Задача была явно непростая, учитывая рост Дункана, его высоченный головной убор и ярчайшее, как оперение павлина, платье Бет – Рейчел определенно перестаралась, готовя свою госпожу к первому выходу в свет.
– А, вот вы где! – приветствовал их какой-то рыжеволосый мужчина. – Его светлость уже про тебя спрашивал. – Он улыбнулся Бет. – А вы, должно быть, леди Макдугал?
Дункан представил его: мужчину звали Робби Стюарт. Бет молча улыбнулась, присела в реверансе и протянула Стюарту руку. Когда Стюарт склонился над ней, Дункан спросил: