Джастин сделал паузу и со вздохом продолжил:
– Кларисса привыкла быть в центре внимания и получать все, что хотела. По малейшему поводу она впадала в бешенство. Никто никогда не знал, что может вывести ее из себя.
Он почувствовал, как Джина крепко сжала его руку, и этот жест ободрил Джастина.
– Возможно, если бы я был старше, я мог бы с ней справиться, но у меня недоставало жизненного опыта. Во время своих припадков она представляла опасность для окружающих, особенно для тех, которые, как она считала, не могли дать ей отпор, то есть для слуг. Или для мальчика, который, несмотря на свои одиннадцать лет, был очень щуплым и маленьким.
– Твоего брата? – ахнула Джина.
– Да, она ненавидела бедного Генри. Через несколько месяцев после нашей женитьбы она в очередном припадке ярости попыталась заколоть его кинжалом.
– Боже правый! – воскликнула Джина, округлив в ужасе глаза.
– И ей бы это удалось, если бы я не услышал крики. Мне удалось ее оттолкнуть, и тогда она ранила меня.
Джина высвободила свою руку из его руки и дотронулась до шрама на его плече.
– Так вот как ты это получил!
Джастин кивнул. Джина наклонила голову и поцеловала шрам. Это был такой нежный, полный любви жест, что он с трудом удержался, чтобы не прервать свой рассказ и не заняться опять любовью, но заставил себя продолжить.
– Чтобы избавить Генри от опасности, я хотел отправить его в Лондон, к отцу и мачехе, но та воспротивилась.
– Как бессердечно с ее стороны! – воскликнула Джина. – Нет ничего удивительного в том, что ты ее не любишь.
– Позже, анализируя все, что произошло, я понял, что Кларисса скорее всего ревновала к Генри, потому что я любил его. Ее поведение убило во мне все чувства, которые я когда-то питал к ней, скрывать мое истинное отношение мне удавалось плохо.
Джастин посмотрел Джине в глаза:
– Я не для того ограничил ее расходы, чтобы пользоваться ее состоянием самому. Я сделал это, лишь чтобы сохранить его.
– Ты не должен объяснять свои поступки, Джастин. Я знаю, что ты старался сделать как лучше.
Глубоко тронутый ее поддержкой, он с любовью провел пальцем по ее щеке.
– Спасибо, но, как я уже сказал, между нами не должно быть секретов. Кларисса была самой ужасной мотовкой, которую я когда-либо знал. Она истратила такие огромные суммы на безделушки и наряды в первые три месяца нашего брака, что мне пришлось положить этому конец. Иначе она бы потратила все до конца в следующие три месяца.
Он уронил руку на постель и умолк. Только пение какой-то птицы за окном нарушало тишину.
– И я не забирал у Клариссы ее драгоценностей. Это были фамильные украшения Рэвенстонов, которые были переданы мне и должны были перейти моим наследникам после моей смерти. Я забрал их у нее, когда она попыталась их заложить в отместку за то, что я ограничил ее расходы.
Джина взяла его за руку и опять сочувственно пожала.
– Она хотела, чтобы я отвез ее в Лондон, но я не мог оставить Рэвенкрест. Я отчаянно пытался поддержать хозяйство, в то время как мой отец выдаивал его досуха, просаживая все, что можно, за игорным столом или тратя на молодую жену. Вот почему Кларисса обвиняла меня в том, что я держу ее пленницей в Рэвенкресте.
Джина была явно озадачена.
– Ну зачем женщина стала бы так себя вести?
– Я долго раздумывал над этим вопросом и должен поблагодарить тебя, потому что ты помогла мне найти правильный ответ.
– Я? – удивленно спросила Джина. Джастин кивнул.
– Да, ты помогла мне понять, какое чувство беспомощности испытывают женщины, от которых ничего не зависит в их собственной жизни. Я стал понимать, что дело заключалось именно в этом. С самого детства Кларисса привыкла всего добиваться слезами и капризами – до того, как встретила меня.
– Но к этому времени такое поведение уже вошло у нее в привычку, – предположила Джина. Джастин кивнул.
– Кларисса не отличалась особенным умом и не смогла понять, что со мной эти капризы принесут ей больше вреда, чем пользы.
– Джастин, как тяжело тебе было! – Джина повернулась к нему и обняла с такой силой, что он подумал, не собирается ли она выжать из него последние капли горечи, оставшейся от жизни с Клариссой.
Затем Джина стала целовать его. Он быстро забыл обо всем, кроме того, как возбуждающе ее соски щекотали его грудь, ее губы сливались с его губами, а аромат гардении, исходящий от нее, возбуждал Джастина.
Они ласкали и любили друг друга дико, бешено, пылко, и это привело к ослепительному, блаженному взлету, который потряс их, как землетрясение.
Потом Джастин лежал, обняв ее, все еще не разъединяясь с ней, не желая разорвать эту связь.
– Я так тебя люблю, – прошептала она.
Он готов был сделать все, что в его власти, чтобы она стала счастливой. Никогда он не чувствовал такого сильного желания защищать и оберегать женщину – или вообще кого-либо, – с тех пор, как его брат Генри вырос. Но то, что он чувствовал по отношению к Джине, превосходило все его чувства, даже его любовь к брату.
Он любил ее яростно, самозабвенно, нежно.
Осознание этого ошеломило Джастина. Он, который всегда смеялся над существованием любви, был по уши влюблен в Джину. Каким дураком он был, что не сразу распознал то, что испытывает к ней!
Однажды он обвинил ее, что она путает желание с любовью, но теперь понял, что был не прав.
Джастин улыбнулся, вспомнив торжественную клятву Джины разрушить стены вокруг его сердца. Она добилась своего. Желая поскорее поведать ей о своей любви, он открыл было рот, но сразу же передумал, увидев, что она уснула. Он лежал, глядя ей в лицо, которое во сне казалось совсем юным. Его сердце пело от радости и любви к ней.
Провести всю жизнь рядом с ней – и этого было бы мало! Он не представлял себе ничего лучше, чем просыпаться каждое утро и видеть ее великолепную улыбку. Какая ирония: он столько лет отрицал существование любви, что не узнал ее, когда любовь вошла в его жизнь, одетая в алое платье и алую пелерину.
Джорджина мгновенно проснулась. Джастин лежал на боку лицом к ней, мягкая улыбка играла на его губах.
– Ты проснулась? Мне пришло в голову, что я еще не сделал тебе настоящего предложения, и я, конечно, исправлюсь, но сначала...
Он обнял ее и поцеловал мягко, но страстно. Затем он сказал с улыбкой:
– Я знаю, что мне следует преклонить колено, чтобы сделать предложение.
Ее глаза весело заблестели.
– Ну да, особенно в таком виде. Признаюсь, я никогда еще не видела голого мужчину, преклоняющего колено.
– И сейчас не увидишь. Я предпочитаю держать тебя в объятиях.
– И я это предпочитаю, – заявила она. – Я люблю чувствовать тепло твоей кожи – как и все остальное в тебе.
Он улыбнулся.
– Как и я люблю все в тебе.
Тень печали набежала на ее лицо.
– Ты любишь все во мне по частям, но не любишь целое.
– Моя дорогая, обожаемая Джина, я люблю тебя...
На мгновение она усомнилась, не послышалось ли ей это.
– Я хочу, чтобы ты была моей женой, Джорджина Пенфорд, и даже более того. Я хочу, чтобы ты была моей возлюбленной, лучшим другом, доверенным лицом и самым авторитетным советчиком, как твоя мать для твоего отца. Будешь ли ты всем этим для меня так, как я постараюсь быть для тебя? Выйдешь ли ты за меня, моя единственная любовь?
Так ей не послышалось! Джастин действительно предлагал ей свою любовь и брак, о котором она мечтала. Наконец она вновь обрела голос.
– О да, Джастин, я выйду за тебя. Я очень тебя люблю и постараюсь оправдать твои надежды.
Они обнялись, и Джастин легонько ущипнул губами мочку ее уха.
– Только никаких больше «экспериментов» с другими мужчинами. В тот вечер я готов был убить Роджера Чедвика! Я чуть с ума не сошел от ревности.
– А, так вот почему ты позволил мне себя соблазнить, – поддразнила его она.
– Я решил завладеть тобой во что бы то ни стало, любовь моя. «Любовь моя». – Как эти слова воодушевляли ее!
– Уверяю тебя, у меня не осталось ни малейшего интереса к экспериментированию с кем-либо, кроме тебя. – Она ласково погладила его по щеке. – У тебя не было причины ревновать меня к Чедвику, потому что это неопровержимо доказало на практике, что я не могу испытывать с ним того, что с тобой.
Джастин застонал.
– Если бы я знал это тогда!