Анна Тодд - Никак не меньше

– Карамельный латте с молотым льдом, – произносит Дакота. Она бросает взгляд за спину Поузи. Эйдена, что ли, ищет? Не знаю, сказать ей, что он уже ушел?

Попутно ее взгляд падает на меня. Не скажу, чтобы там появилась особая неприязнь – нет, взгляд вполне дружелюбный, просто уже не такой, как в старые добрые времена.

– Привет, – говорю я, и мои руки приходят в движение. Я выхватываю стаканчик у Поузи, сую черпак в емкость со льдом.

Поузи бросает на меня понимающий взгляд и удаляется в подсобку. Не знаю, чего мне сейчас больше хочется: поблагодарить ее или крикнуть вслед, чтобы вернулась.

– Как дела? – спрашивает Дакота.

Мельком на нее взглянув, отсыпаю из ковшика часть льда. В суете зачерпнул больше, чем нужно для блендера.

Как дела, значит? Тут все очень неоднозначно.

Тесса страдает. Я практически завалил «психологию обучения», тоскую по Норе и немножечко по Дакоте. То, что у нас нет перспектив, еще не значит, что я на раз плюнуть могу от нее отвыкнуть. В глубине души мне всегда будет небезразлична ее судьба. Может, потом, через несколько лет, когда она выложит фоточки с обручальным кольцом, выйдет замуж, обзаведется детьми, я с улыбкой осознаю, насколько же рад за нее, и с меня свалится груз ответственности, но пока…

Останавливаюсь на кратком варианте ответа.

– Хорошо. А у тебя?

Пшикаю в стакан две струйки карамельного сиропа, включаю блендер. Пока он шумит, мы молчим. Наконец, я вручаю Дакоте готовый напиток.

Она делает долгий глоток.

– Все так же. Мне перезвонили по поводу съемок рекламы.

Вижу, что ее так и распирает от счастья. Я и сам, глядя на нее, заулыбался.

– Здорово!

Дакота поворачивается ко мне боком, и я в открытую ею любуюсь. Она распрямила волосы и сколола их за ушами в тугой маленький пучок. На лице ни грамма макияжа, выглядит просто отпад.

Спрашиваю ее, какая реклама. С застенчивой улыбкой она отвечает: реклама спортзала, и у нее назначена встреча с хозяином этой сети на предмет съемки целого видеокурса по фитнесу.

Пригубив напиток, Дакота мягко уводит разговор в сторону. Не хочет обсуждать свою жизнь.

– Можешь присесть на минутку?

Убедившись, что в фойе пусто, иду с Дакотой к дальнему столику. По пути любуюсь ее волосами. Они выглядят совсем иначе, не так, как я привык, реально шикарно . На толстовке – котенок, белый пушистый клубочек в забавных хипстерских очках. Приятно ненадолго переключиться.

– С утра заезжала Нора. Забрала какие‑то вещи из того, что осталось, – сообщает Дакота.

Только, пожалуйста, не говорите, что она заявилась сюда, чтобы устроить очередной скандал из‑за Норы.

Я беспомощно пялюсь на дверь.

– Я думала, вы давным‑давно съехались. Поэтому удивилась, что она с тем же водителем. И мне непонятно, почему она забралась так далеко от города.

Я и сам без конца размышлял, что теперь с Норой. Догадывался, что она начнет больше времени проводить в своем скарсдейлском особняке. Так и есть.

– Ну да, а куда ей еще податься?

Я без конца о ней думаю. Нашелся ли компромисс с мужем и родственниками? Родила ли Стейси? Чем Нора занимается? Сидит с ним в огромном пустом доме? Я не ревную, мне всех их жалко. Ситуация патовая, и Нора, как видно, человек недюжинной воли. А я еще, помню, считал себя сильным. Да в сравнении с этим титаном, я – податливый алюминий.

– Логично. – Дакота подтягивает ногу на стул. – О тебе у меня тоже бывают мыслишки.

Ну вот, приехали…

– Правда? – спрашиваю с настороженной улыбкой.

Она трясет головой. Я так привык к ее прыгучим кудряшкам, что странно видеть ее с распрямленными волосами.

– Да не в этом смысле, – говорит Дакота, подтолкнув меня локтем.

Поузи поглядывает на нас из‑за прилавка. Жаль, что она уезжает, я буду скучать по ней. Помню, она известила меня – мол, надо понянчиться с племянницей. Ее бабушка совсем сдала, и ей все труднее ухаживать за непоседой, больной аутизмом. Поузи – редчайшей души человек, как ни крути.

– А ты все еще с Эйденом? – спрашиваю я, не дожидаясь, пока Дакота начнет распространяться о своих «мыслишках» на мой счет.

Откинувшись на спинку стула, она отвечает с улыбкой:

– Ну типа.

– М‑м‑м. – Я считаю, что если добрых слов в чей‑то адрес у тебя не нашлось, то лучше промолчать.

– Нора сказала, что ты ей совсем не звонишь.

Почему Дакота сидит тут со мной и разговаривает о Норе? Как‑то странно все это.

Можно, конечно, представить – на минуточку , – что мы и вправду доросли с ней до таких отношений. То есть я не хотел бы расстаться врагами, как часто бывает. Я же не просто так ее полюбил, на то имелась причина. И как бы теперь ни обстояли у нас дела, когда‑то она была мне близка. Мне вообще непонятны такие типчики, которые поливают грязью своих бывших. Вчера она слыла чикой номер один и офигенной телкой, а сегодня не достойна и не красива.

– Почему ты ей не звонишь?

В кафешку заходит клиент, я встаю.

– Вот и все, посидели, мне надо работать.

Подхожу к стойке, приподнимаю загородку, и вслед доносится голос Дакоты:

– Ты ей позвони.

Я сбит с толку, сконфужен и озадачен.

Так не бывает, чтобы стервозная бывшая помогала спасти отношения с нынешней, особенно, если она ее ненавидит.

Нора

Обед почти готов. На кухне сработал таймер, и я выкатываю Амира в коридор. Здесь опять отирается Дженнифер, хотя я просила ее побыть наверху. Потихоньку привыкаю обходиться без помощи. В этих стенах вдруг стало чересчур просторно, раньше мне так не казалось. С трудом представляю себе, каково это – быть человеком, которому для полного счастья нужен такой громадный дом. Держась за угол коляски, везу Амира по изысканному пандусу из темного дерева, установленному специально для этой цели.

Невыносимо смотреть в исполненное отчаяния лицо его матери. Мне жаль и ее, и Амина, и Педру. Мне как‑то до всех было дело, а на себя времени не находилось. Я так и не успела оплакать утрату. Есть еще кое‑что, в чем не хочется себе признаваться. Если бы не авария, мы с ним разбежались бы. Развелись и жили бы счастливо, каждый сам по себе, оставаясь друзьями до скончания веков. Он женился бы, завел детей, и я была бы за него очень рада.

При мысли о детях засосало под ложечкой. Не хочу о них думать, ни мне, ни ему не станет легче от моих лишних терзаний. Я просто должна быть с ним рядом. Надеюсь, от моего присутствия Амиру немножечко легче.

После аварии я несколько месяцев была как прикованная. Ночевала в больнице, не отходя от постели, а потом мы переехали в особняк. Этот дом считался подарком на свадьбу от его родни, хотя на ту пору мы были женаты уже два года.

– Я приготовила капусту и испекла хлеб, – рассказываю ему, не зная толком, слышит ли он меня. Дженнифер уверена, что он все слышит и понимает, но откуда ей знать? По‑моему, это что‑то из области благих надежд.

Отдергиваю шторы, распахиваю ставни. Когда он в последний раз был на улице? Надо спросить у Дженнифер.

Сую в духовку квадратики с кленовым сиропом. Бывает, наложу себе тарелку еды и думаю: как жаль, что он не может полакомиться вместе со мной. Мне не хватает живости и оптимизма Амира. Я люблю рассказывать ему о нашем прошлом, вспоминать, какими мы были шальными. Вы не поверите, но как‑то раз он даже улыбнулся.

С тех пор как мы в последний раз виделись с Лэндоном, я много думала обо всем. Просто бывает, что мы до конца жизни привязаны к людям судьбой. У Лэндона есть Дакота, у Стейси – Амин, у Тессы есть Хардин, а у Амира есть я.

По кухне разносится запах капусты, и я с трудом прогоняю воспоминания, как целовала Лэндона после каждого съеденного кусочка. Мне нравилась вся эта чепуха. С ним вообще было классно.

Он дарил мне надежду. Не знаю, на что именно, это так запросто не объяснишь.

А когда‑то Лэндон уважал лишь стряпню своей матери и не притрагивался к тому, что готовила я. Забавно, ведь его мать – худшая повариха на свете. Боже, она даже жареный сыр умудрялась спалить.