– Наконец-то ты здесь, – пропыхтел один из людей в черном, подбегая ко мне.
Он схватил меня за руку и потащил за собой быстрее, чем позволяли мои костыли.
Пока я пыталась поспеть за ним, резинка на конце костыля угодила в проволоку, тянувшуюся по бетонному полу. Костыль задел провод под неудачным углом, так что я качнулась вперед и чуть не налегла всем своим весом на больную ногу. Я опасно зашаталась, но умудрилась удержаться от падения, балансируя на костылях. Ну все! С меня хватит. Основательно разозлившись, я вырвала руку у ассистента.
– Предупреждаю тебя, чувак. Если не перестанешь тащить меня за руку, я загоню этот костыль тебе в зад. Я тебе не собака на поводке.
Наставив на ассистента костыль, я многозначительно поводила им перед лицом этого парня.
– Отвали.
– Que se passe-t-il?[11] – громко сказал кто-то у нас за спиной.
Там, уперев руки в бока, стоял Алек. Черты его лица исказились в сердитой гримасе. Он выглядел смертоносно, словно лев, готовый наброситься на добычу.
– Что все это значит? – в конце концов спросил он по-английски.
– Мистер Дюбуа, ваша модель нерасторопна, и вы ожидали ее уже час назад, – ответил его подручный.
Час назад? Как бы не так! Если ему хотелось, чтобы я встала рано, он должен был поставить будильник или, может, найти более интересный способ меня разбудить. Но поскольку он этого не сделал, виноватой я себя считать была не намерена.
– Imbécile[12], – проворчал Алек достаточно громко, чтобы услышали мы двое, но недостаточно для постепенно собиравшейся вокруг нас кучки зрителей. – У тебя что, плохое зрение?
Ассистент сморщил нос и отдернул голову.
– Зрение? В смысле могу ли я видеть?
– Ты что, заодно и глухой?
На сей раз мужчина решил оскорбиться.
– Послушайте, мистер Дюбуа, вы сами сказали, что модели должны следовать правилам, в том числе приходить вовремя. А она опоздала, сильно опоздала. На целый час. Я просто пытался поторопить ее…
– Достаточно. Ты, – Алек указал на этого доходягу, – идиот. Ты что, не видишь, что у нее повреждена нога и она не способна бегать на костылях?
– Я просто пытался…
– Assez![13] Нет. Закрой рот, прежде чем выроешь себе такую глубокую яму, что уже не выберешься из нее, – проскрежетал Алек.
Он оглядел комнату и поднял руку.
– Так, все, кто меня слушает, а я знаю, что вы слушаете…
Несколько людей отвели глаза, словно хотели скрыть тот факт, что все их внимание было приковано к нам.
– Эту женщину зовут Миа, – Алек указал на меня. – Она – первая и единственная муза для «Любви на холсте». Для вас она столь же бесценна, как любое из моих полотен. Относитесь к ней соответственно. А теперь возвращайтесь к работе.
Он два раза хлопнул в ладоши, после чего пришел мне на помощь.
– Ты в порядке, ma jolie?
– Да, все нормально, он просто меня разозлил. Тянул слишком сильно, так, что я почти упала. Это непреднамеренная оплошность.
– Которую он уже не повторит, – ядовито бросил Алек, после чего заключил меня в объятия. – Как спала?
Заметив открывшуюся возможность, я тут же за нее ухватилась.
– Спала бы лучше, если бы рядом было чье-то теплое тело, – дерзко выпалила я.
Алек остановился и замер, глядя мне в лицо. Его медово-карие глаза потемнели, зрачки расширились.
– В самом деле?
– Я никогда не лгу.
Что было не совсем правдой. Я лгала постоянно, по любому подходящему поводу или когда оказывалась в затруднительном положении. Но хотя повод сейчас был подходящий, в этот раз я не врала.
– Трудно в это поверить, ma jolie, – ухмыльнулся Алек.
Он отнес меня в тот же угол, где мы работали вчера, и усадил в то же кресло.
– Уж поверь, французик, – шепнула я ему на ухо, прежде чем он разжал руки, после чего нежно чмокнула его в щечку.
Всего лишь напоминание о нашем горячем поцелуе пару дней назад.
– Похоже, нам придется срочно что-то делать с нашим спальным местом. Не хотелось бы оставлять твои нужды без внимания.
– Это было бы просто трагично, – широко ухмыльнулась я.
В ответ он подмигнул мне, после чего развернулся и снова вытащил тюбик краски и небольшую кисточку.
– Опять накрашенные губы?
Алек шагнул ко мне и поднял подбородок, без слов требуя, чтобы я развернулась и взглянула на то, что у меня за спиной. Я повернулась в кресле боком, помня о своей больной ноге. И тут я увидела это. То есть не это, а… меня. Две версии меня. Первой было мое черно-белое изображение. Второй – комбинированная фотография на одной половине холста, в то время как вторая оставалась пустой. Ярко-красные губы были единственным цветовым пятном на второй картине. Первое, нарисованное изображение было невероятно похоже на оригинал, даже больше, чем фотография на втором холсте. Я встала и, прыгая на одной ноге, приблизилась к картине. Мазки кисти были крохотными, и нарисованный образ почти идеально копировал снимок. Можно было даже разглядеть стекающую по моему лицу слезу. Печаль в моих глазах, поза и поникшие плечи – все это выдавало глубоко несчастную женщину. Грустную и все же… прекрасную. Запечатленное мгновение.
– Это… Просто не верится… как? – шепнула я и подняла руку, чтобы прикоснуться к картине.
Однако прежде чем я успела дотронуться до холста, Алек перехватил мое запястье и осторожно отвел назад.
– Не трогать. Краска еще не высохла. Я работал над этим всю ночь.
Я охнула, широко распахнув глаза.
– Ох, извини, пожалуйста! Я не сообразила. Как тупо. В смысле я должна была понять, это же логично. Извини, – нахмурившись, повторила я.
Алек протянул руку и нежно погладил прядь моих волос, зажав ее между пальцами. Затем он провел кончиком пальца от моего виска вниз по скуле и к подбородку. По моим предплечьям побежали мурашки, и я вздрогнула.
– Замерзла?
По его губам скользнула тень улыбки. Он точно знал, что со мной делает. Как его прикосновение зажигает что-то внутри.
– Нет.
Я облизнула губы и беззастенчиво уставилась на губы Алека, мечтая о том, как он наклонится и прижмет свои губы к моим. Или к чему-нибудь еще. К чему угодно.
– Что ж, тогда начнем.
Он пальцами расчесал мои волосы и закинул их за плечо. Потом проделал то же самое с другой стороны. Не совсем то, чего я ожидала, но ощущение было приятное, так что пришлось этим довольствоваться.
– Присядь, я хочу накрасить твои губы.
Я разочарованно застонала, но все же проковыляла обратно к креслу, плюхнулась на него и закатила глаза. Алек подошел и опустился передо мной на колени.
– Ты когда-нибудь вообще думаешь о чем-то, кроме работы?
– Это ты сейчас о том, что я хочу целовать тебя до тех пор, пока в твоих легких не кончится весь воздух? Или о том, что, если бы я мог, я сорвал бы с тебя футболку и терзал бы твои розовые соски, пока ты не начала бы умолять меня заняться с тобой любовью?
– Заняться любовью?
Я захихикала, несмотря на то что от его слов по моему телу побежало тепло и странное волнение – ведь они были так горячи и… волнительны.
– Разумеется, chérie. Французы занимаются любовью. Есть множество способов заниматься любовью. Жестко. Быстро. Медленно. Технично. Я планирую проделать все это с тобой и посвятить этому долгие, долгие часы. Но не сейчас. Сейчас время для работы. А после – поиграем.
Я кивнула, не в силах ничего сказать. Мне очень хотелось узнать, что для него означает слово «поиграть». Я была практически уверена, что эта та самая игра, на которую я надеялась. Если будет на то воля Божья. Алек неспешно нанес на мои губы клейкую вишнево-красную краску. Покончив с этим, он поднял меня и перенес с кресла к картине.
– А вот теперь начинается сложная часть. Я хочу, чтобы ты прижалась к полотну губами в том самом месте, где они нарисованы. Я помогу тебе, насколько смогу. Подойди как можно ближе и затем медленно прижми губы к картине, чтобы краска с них перенеслась на холст.
Я мрачно взглянула на него, но, как и вчера, не хотела ничего говорить, чтобы не испортить макияж на губах. Теперь даже сильнее, чем раньше. Алек взял меня за голову, а я уперлась руками в стену по обе стороны от картины. Для начала я придвинулась очень близко к холсту.
– Будь осторожна – не прикасайся к картине ни в каком другом месте, иначе мне придется все переделывать, – предупредил Алек, отчего меня тут же охватила паника.
Я медленно вдохнула через нос, выдохнула и наклонилась почти вплотную к картине. Когда я приняла примерно ту позу, в которой должна была находиться, Алек слегка скорректировал положение моей головы, держа ее обеими руками, а потом чуть подтолкнул, чтобы я двинулась вперед.