– Да, а потмонет ваш, Иван Иванович, у меня лежит, для пущей сохранности. – Митрич пошарил в ящике стола и достал кожаный кошелек. – Вот. В нем все на месте. Я только после похорон со сродственниками делюсь.
Ольга увидела кровь и испугалась.
– А мне сейчас плохо будет.
Врач слабо показал рукой.
– То-о тут от, налево, в у-унитаз.
Нина тоже ощутила подступающую муторность.
– И мне… налево.
К Нине подскочил Иван, похлопал ее по лицу и спине, приводя в чувство.
– Ой, Ваня, как мне плохо-то. Надо скандал закатить, я ведь здесь всех знаю, а сил нету.
– Не надо скандалов, решим по-тихому. Значит так, доктор. Нас тут не было. Давайте сюда разнарядку на нашу компанию трупов. Разорвем и забудем. – Он повернулся к санитарам и ласково добавил: – Цепочку нужно вернуть. И крестик с бриллиантами. Леха, пообщайся.
Алексей сделал шаг к санитарам, сказал: «Ну» и протянул руку. Рыжий санитар достал цепочку, темноволосый отдал крест. Иван тут же проверил наличие денег.
Отведя доктора под локоток в сторону, Иван передал ему несколько купюр. Митрич заволновался.
– А мне деньги?
Иван положил купюру и в карман Митрича. Сторож, интересуясь, вытянул краешек купюры и тут же, невероятно счастливый, засунул ее обратно.
Врач все еще размышлял, как он будет оправдываться.
– Такси вызови, доктор. И цену не жми, нам домой надо, родственники с ума сходят.
– Я зараз, – засуетился врач. – Я вас лично до Кашникова свезу. От греха подальше. Только давайте быстренько сдадим кровь на анализ. Надо ж знать, с чего вы чуть коней не двинули.
– Это правильно, – согласился Иван. – Это можно.Анна молча сидела на стуле и раскачивалась, прижавшись подбородком к голове Сашеньки, который устроился у нее на коленях. Отревевшись ночью, она уже не плакала. Не могла.
Вера Трофимовна, опухшая от слез, стояла посередине комнаты и причитала:
– Из морга, говорит, звоню. Везем ваших обратно домой, а то они буянют. Великий Боже, я думала, до утра не доживу.
В пухлой руке Вера Трофимовна держала мятый носовой платок. Нина и Оля сначала тихо плакали, но при ее словах начали истерически хихикать.
На диване лежал бледный Иван. Алексей, уже принявший душ, вытирал голову.
– Вода очищает. – Оглядев жену и Нину, Алексей перевел взгляд на тещу-домоправительницу. – Вера Трофимовна, а нет ли чего покушать?
Ольга при упоминании о еде прикрыла рот рукой и побежала в туалет.
Трофимовна споренько накрыла на стол.
– Милку утром арестовали. Ваши анализы показали – синильная кислота. Наливка ейная не пять, как она вам врала, а все пятнадцать лет простояла. Вишневая, да с косточками. Верный путь или в больничку, или на погост. Милка на всю улицу орала, насколько ненавидит всех вас, включая зажиревших гостей из Москвы. Короче, призналась… – Трофимовна на пару секунд задумалась. – … в преступном умысле.
Пристально глядя на куриную ногу, Алексей раздумывал, хочется ему есть или нет. Нет, лучше выпить. Водочки. Для дезинфекции. И он налил себе стопочку.
Очнулась от своих мыслей Анна.
– Это я «Скорую» вызвала. А ты, Лешка, пока медики ехали, еще на ногах был.
– Я помню. Ребята, а сейчас мы восстановим картину. – Он ткнул куриной ногой в сторону Нины. – Ты за столом заснула, Ольга у стола в обморок упала, я до дивана дополз. Хрипеть начал, как раз тетя Аня проснулась. А Ивана в доме не было, его в беспамятстве прямо с Милки сняли. Она ж его до своего дома дотащила. А как он совсем вырубился, так она и испугалась.
– Что? – Нина обернулась к глупо улыбающемуся Ивану. – В моей же деревне? В соседнем доме?.. Низкий тебе поклон, Ваня.
Нина хотела изобразить низкий поклон и упала на диван рядом с дантистом.
– Да я ничего не соображал, Нина, думал, это ты… – Иван стал гладить Нину по плечу. – Перепутал Милку и тебя…
– Перепутал? Меня? – Все внутри Нины дрожало от ненависти. Хотелось с размаху, от всей души, залепить наглецу пощечину. Да так, чтобы голова на сторону свернулась и кровь из носа потекла. Чтобы он понял, как ей сейчас больно. И она зашипела ему в лицо: – Меня, пусть не самую идеальную, сравнить с последней шлюхой?
То ли еще бродили остатки яда в мозгу, то ли сыграло нежелание оправдываться перед практически чужой для него женщиной, но, посмотрев на Нину, Иван вдруг пошутил:
– Действительно, Милка, она похудее будет и повыше. То есть постройнее.
И Нине стало неприятно… Чего она, собственно, гоношится? Из-за кого? Ну переспал мужчина с женщиной по собственному желанию. Ну она, Нина, не нравится ему. Чего беситься? Она себя, между прочим, не на помойке нашла. Хочется ему с дояркой попробовать, имеет право…
Глядя в лицо Нины, Иван стал бледнеть, понимая, что переборщил с шуточкой. Он, конечно, не обязан отчитываться перед медсестрой своей поликлиники, но, зная, насколько болезненно женщины относятся к вопросам излишнего веса, понял, что чисто по-человечески поступил жестоко… Сейчас она выдаст… Вроде бы настроилась на драку… А у него отвечать не было ни сил, ни желания.
– Извините, Иван, я не имела права повышать на вас голос, – неожиданно неприятно сдержанным голосом сказала Нина. – Извините.
Отвернувшись, она вышла из комнаты. Ее голова, обычно высоко вскинутая, и прямые плечи обидчиво опустились.
Теперь Иван понял, что его ошибка оказалась гораздо серьезнее. Все-таки он не настолько равнодушен к Нине, насколько старался себе врать.
– Нина!
Не оборачиваясь, Нина покачала головой.
– Встретимся в понедельник на работе.
Подхватив Сашку, вслед за дочерью вышла Анна.
– Выздоравливайте. И не ругайтесь. С того света вернулись, а по мелочам лаетесь. Пьяные, наверное, еще.Они шли по полю втроем. Анна ахала и охала, заново переживая случившееся. Она даже испугаться не успела, о смерти близких им, к счастью, не сообщили. Нина, все еще плохо себя чувствующая и обиженная на Ивана, шла, шатаясь. Сашка, бегая кругами, ловил ладонями не успевших заснуть бабочек.
– Ой, мам. – Нина с размаху легла на подсыхающую к осени траву. – А все равно хорошо. Ну их к лешему, мужиков.
Анна легла рядом с дочерью, уставившись в небо.
– Бабьим летом всегда хорошо. А без мужика плохо. Прости его. Милка затащила.
Не отвечая, Нина встала, подала матери руку.
– Всего один день свободы остался. Завтра пора ехать в Москву.
– С Иваном на Лешкиной машине не поедешь?
– Нет. Да он уже уехал давно, я машину на дороге видела.
– А заявление-то на Милку так никто и не написал.
– Никто, мама, и не будет писать. Она сама себя наказала. Все бабы и так на нее за своих мужиков обиженные, теперь ей в деревне житья не дадут, – подхватив на руки сына, Нина прижала его к себе сильно-сильно, и Сашка засмеялся, отпихивая маму. – Сашка, не брыкайся, милый. Мам, ты меня вымоешь, а то сил совсем нет?
– Конечно. – Анна погладила дочку по голове. – Я и платье твое домашнее приготовила.
Проходя мимо Милкиного дома, Нина неожиданно для себя плюнула на землю пред забором и прошептала:
– Сгинь, нечистая, б… шерстистая.
– Ты чего? – неприятно удивилась мать. – Второй день злая ходишь.
– Правда? – Нина удобнее устроила Сашку на руках и нахмурилась. – Нет, у меня настроение хорошее. Просто в Москву не хочу возвращаться. Лучше нищей, но здесь.
Но на самом-то деле она понимала, что меняется и в деревне сможет только отдыхать – собирая грибы или работая на прополке. Но скоро ей станет скучно. Теперь ее тянет в Москву. Она нашла для себя уникальную работу, она получает такие деньги, о которых неудобно говорить в деревне. И еще… нет, она найдет кого-нибудь поинтереснее.Вечером неожиданно появился Алексей. Вошел в дом, стуча военными ботинками.
– Ни хрена ваш телефон не берет, а пьяным я за руль не сажусь. Пришлось пешком топать. Теть Ань, Нина. Теще моей плохо стало, Ольга ее в город на обследование повезла. А я с ребенком не умею обращаться.
Анна сидела на диване, смотрела телевизор.
– Наломалась я, Леша, за три дня, устала. Пусть Нинка идет. Ты как, доча, себя чувствуешь?
– Хреново, – честно ответила Нина. – Но, если надо, пойду.В огромной усадьбе Ольги было тихо. От хозяйственных построек и гаража доносились голоса работников. А в доме – тишина.
Быстро приготовив молочную смесь и сок, Нина поставила бутылочки на стол.
– Следующее кормление через три часа. Я прилягу, Леша, в гостиной. Ладно?
– Ложись.