Я видел, как парень проскользнул в жилой дом, а Кейдж последовал за ним.
— Нет, нет, нет, — пробормотал я себе под нос.
— Твою ж мать, Джонс, лучше бы тебе никому не позволить…
— Может, парни, вы все уже отвалите? — хрипло предупредил Ян, и его грубый, будто терпкий виски, голос принес долгожданное облегчение. — Вы же и так в курсе, что у Миро все схвачено. Он не дурак и знает, что делает. Продемонстрируйте чуть больше гребаной веры в человека!
Хорошо, что на моей стороне был тот, кто не сомневается в моих умственных и физических способностях и кто станет отстаивать меня перед остальными. Но в этом не было ничего удивительного: я всегда мог рассчитывать на Яна. Мгновение тишины, последовавшее за его вспышкой, было успокаивающим.
— Но Кейдж же у тебя в поле зрения, верно?
— Ян! — взвыл я из-за такого предательства.
— Я просто спрашиваю! — оправдываясь, крикнул он в ответ.
— Вы все можете катиться прямиком в ад! — проорал я и ворвался в парадную дверь многоквартирного дома, вбегая по лестнице вслед за Кейджем, преодолевая пролеты один за другим. Все это время Ян присутствовал в моем ухе вместе со всеми остальными.
— Ты слишком чувствителен, Ми, — заметил Элай.
— Поцелуй меня в задницу, — парировал я, сворачивая за угол и следуя за Кейджем все выше и выше.
Забавно, как сильно мы сблизились с Элаем с ноября по март, от Дня благодарения до Дня Святого Патрика, наша дружба прогрессировала, и он превратился из Кона в Элая.
— И Ян, ты можешь…
— Ты все еще на улице? — настаивал Элай.
— Где, блядь, Ян?
— Он отключен. Команда ГСО проводит вторичную зачистку внутри склада, — сообщил нам Дорси. И хотя я не был в восторге от этого, он хотя бы не возглавлял эту команду.
— Миро, где ты, блядь, шляешься, потому что GPS сейчас показывает…
— Заткнись на хер, — оборвал Дорси, когда Элай заговорил. — Миро, ты куда-то свернул? Потому что, похоже, мы потеряли тебя на последнем повороте.
— Какого хрена ты имеешь в виду, потеряли… Миро, где ты, черт возьми? — закричал Беккер.
Но я бежал за Кейджем по меньшей мере кварталов восемь, а теперь мы оказались на пятом этаже. И я больше не был в состоянии произносить слова.
Услышав, как Кейдж вынес дверь, ведущую на крышу — звук открытия аварийного выхода, похожий на звук гигантского резинового штампа, было трудно не услышать, — я выскочил на открытое пространство вслед за ним, отставая от него примерно на десять футов, а звук ботинок на кожаной подошве, скребущих по шершавому бетону, походил на скрип ногтей по классной доске, и этот звук только усиливал мой быстро нарастающий страх по мере того, как они подбирались к краю крыши.
Я думал, Кейдж остановится.
Он не мог не остановиться.
Сколько раз я слышал от него: «Маршалы не прыгают со зданий, Джонс», — я готов был поставить свою жизнь на то, что, когда другой парень сиганет с разбегу в сторону соседней крыши, Кейдж остановится. Но нет. Он последовал за ним, а я был так поражен, что на мгновение потерял контроль и неуклюже заскользил ногами по гравию, размахивая руками в попытке восстановить равновесие и остановившись лишь на краю здания, с которого мне тоже предстояло прыгнуть, как это только что сделал Кейдж.
А потом наступил тот самый момент, когда вся жизнь пронеслась перед глазами размытым пятном, и я понял, что единственного человека, на которого всегда мог положиться… не стало.
Никто, кроме Яна, не в состоянии был понять, что Кейдж для меня значил. Да, это клише, но у меня никогда не было отца; рядом никогда не было мужчины старше, который взял бы меня под свое крыло, никогда не было того, кто стал бы одновременно и наставником, и опекуном, не только потому, что обязан, но и потому, что сам этого хотел. С этой секунды я уже никогда не буду прежним.
А хуже всего то, что я узнал Кейджа еще лучше после одного неловкого и до нелепости жутковатого ужина в феврале. Всего один странный день святого Валентина, и все изменилось. Не то чтобы мы стали друзьями или я вообще начал понимать, как устроен его мозг, но я наверняка знал, как сильно он любит своего мужа и на что пойдет, чтобы защитить его. Не каждый готов принять пулю за того, кого любит. Мы с Яном знали секрет, о котором было неизвестно остальным, потому что Кейдж ни словом не обмолвился членам своей команды о том, что в него стреляли. Вместо этого он просто взял пару отгулов и появился на работе в следующий понедельник, как будто ничего даже отдаленно интересного не произошло. Поскольку ему нравилось выглядеть пуленепробиваемым, мы с Яном не видели причин вмешиваться и нарушать это восприятие.
Преданность, которую он оказывал своим людям, мне и всем, кто на него работал, распространялась и на его близких. Он беспокоился обо всех: о своей семье, друзьях, команде, и, честно говоря, одно его присутствие успокаивало. Но сейчас…
Сердце замерло в груди, желудок скрутило в тугой узел, а дыхание перехватило, когда я на секунду закрыл глаза и попытался примирить то, во что всегда верил — его непобедимость, — с тем, что только что видел — его кончиной, — прежде чем подойти к краю и посмотреть вниз.
Там, ухватившись за тонкую кромку того, что можно было бы назвать лишь полетом фантазии архитектора — не более чем декоративная лепнина на здании, — на одной руке висел Кейдж, мертвой хваткой держа преследуемого парня над пятидесятифутовым провалом.
Я чуть не упал замертво.
— Держи его, — процедил Кейдж, подтягивая парня ко мне.
Я бы не смог этого сделать. Ян не смог бы этого сделать. Для этого требовались мышцы, которыми ни один из нас не обладал, и способность поднимать по меньшей мере фунтов двести. И Кейдж делал это, по сути, одной рукой.
Я был силен, но не настолько, и не мог представить себе концентрацию силы, необходимую, чтобы удержать парня от падения.
Я схватил беглеца, осознавая, что передо мной не кто иной, как Кевин Гэннон — ну конечно же, именно поэтому Кейдж и бросился за ним, — затащил его через край и надел на него наручники.
— Не двигайся, — предупредил я. Обычно я прижимал подозреваемого коленом к земле, но этот беглец не сопротивлялся и не двигался. Он просто лежал, абсолютно обмякнув.
— Нет, — выдохнул он, — не двигаюсь.
Вновь склонившись над краем крыши, я увидел, как Кейдж держится обеими руками за ее верхний край, и подался вперед, чтобы предложить ему руку.
— Держи своего пленника, Джонс, — хрипло приказал он, затем подтянулся, повернув корпус, уселся на выступ, и, перекинув ноги, встал.
Я отступил, наблюдая, как он быстро отряхнул свой темно-синий костюм, поправил галстук и повернулся ко мне.
И я просто не мог перестать глазеть на него.
Кейдж нахмурился.
А я понятия не имел, что сказать.
— Никому не говори, — предупредил он, и затем направился к выходу с крыши.
Никому не говори? Он что, издевается? Я был едва в состоянии дышать!
Ебаный в рот.
Пришлось сосредоточиться на том, чтобы восстановить дыхание.
Как только легкие снова смогли функционировать — Господи Иисусе, а я-то думал, что только Ян умеет останавливать мое сердце, — я наконец повернулся и посмотрел на своего пленника.
— Этот мужик реальный псих, — заметил Гэннон.
Я серьезно кивнул.
— Но зато, знаешь, — резко выдохнул он, — просто потрясающий.
На этот раз он заслужил от меня небольшую улыбку.
Кейдж подождал нас у последнего лестничного пролета и открыл дверь, столкнувшись с семерыми полицейскими в форме. Поскольку теперь его лицо было узнаваемо, как и лица мэра, суперинтенданта и прокурора штата, копы убрали оружие в кобуру, вытянулись по стойке смирно и стали ждать приказа.
Кейдж лишь нахмурился и велел им отойти в сторону, чтобы мы могли пройти. Когда мы приблизились к складу, я увидел Чинга и Беккера, поджидающих нас вместе с Дорси, Райаном, Шарпом и Уайтом. Яна нигде не было видно, но так как район операции кишел правоохранительными органами, меня это не волновало. Ковальски и Элая тоже не было, они вернулись в офис на дежурство для проверки ордеров, и чтобы быть связными для тех, кто оказался на выезде. Формально, дежурить должны были мы с Яном, но к Элаю приедет кузен Айра из Сан-Франциско, и он не хотел застрять на задании, когда нужно будет забирать парня из аэропорта О'Хара. С нашей работой все может пойти наперекосяк в любой момент. Легче просто не вступать в бой, чем пытаться из него выбраться.