Елена Гонцова - Ниточка судьбы

— Да нет, все нормально. Сама виновата!

— Да в чем же дело? — все больше удивлялась Танечка. — Мировая слава, успех — это же не хухры-мухры. Я слышала сообщение, что о тебе снят целый фильм. Ты ехала на конкурс в таком музыкальном облаке, за которым следят в тысячу биноклей. Естественно, это утомительно для столь нежной барышни. Но привыкай, привыкай. То ли еще будет! А что тебя немного этот процесс подкосил, не страшно. Как-нибудь развеешься. В мальчонку влюбись какого-нибудь, простого, без всяких интеллектуальных наворотов. В конце концов, жизнь прекрасна!

— А эти странные личности на снимке? — не унималась Вера. — Это же нечисть какая-то. Вот это что за статуя?

Стрешнева указала на бравого молодца, как две капли воды похожего на блондина из авиалайнера, которого только что видела на другом снимке. Но это был другой человек, рассеянный, безразличный ко всему, точно с похмелья.

— Какая-то зловредная мистификация. Я окружена двойниками. Где мой дом, где мой сад? Можно я маме позвоню? Она меня, наверное, потеряла.

Марта Вениаминовна, казалось, ждала звонка именно в эту минуту.

— У нас гроза, — издалека говорила она. — Ты обещала позвонить сразу, как прилетишь из Норвегии. Что-нибудь случилось?

— Нет, — заверила мать Вера и сама внезапно успокоилась, точно эти двести километров рассеяли ее тревоги по туманному ландшафту.

— Заболел твой учитель, — ровным голосом, как бы укоризненно, говорила мать. — В тот самый день, когда ты получила приз. Куда-то делся Алексей. Он больше не преподает в училище — оказывается, давно. Никто не знает, где он. Ходят разные слухи. Что еще? Все говорят только о тебе. Ты стала, так сказать, почетным гражданином нашего города. Спрашивают, когда приедешь. Собираются тебя наградить. Кстати, а когда ты будешь у нас? Мне кажется порой, что уже никогда.

— Не знаю, мама, — честно призналась Вера. — Я ничего на этот счет сказать не могу. Пожалуй, на некоторый срок я уйду в подполье. Как ты думаешь?

— Это проще сделать дома, — не очень уверенно произнесла Марта Вениаминовна.

— Нет, это будет сложнее. Думаю, что меня как слона будут водить на показ. В Москве таких, как я, навалом, и тут спрятаться проще.

— Ты что-то недоговариваешь, — укоризненно заметила мать. — Впрочем, ты всегда была очень скрытной. Я тебя люблю. Целую тебя, деточка моя. Все же звони каждый день, ладно? Может быть, я что-то забыла.

— Мамочка, ты права, — сказала Вера напоследок. — В том смысле, что проще спрятаться дома, в пещере наконец, как-никак восемьдесят километров этих самых пещер — и прямо под городом.

— Вот то-то же, — засмеялась Марта Вениаминовна. — Ты умнеешь прямо на глазах.

Закончив разговор, Вера заметила, что подруга напряженно смотрит на нее, словно что-то придумав.

— Как видно, — сказала Вера, — придется нам с тобой расстаться.

— Навсегда? — спросила Танюша как бы издали. — Я скоро перестану тебя понимать. Что вообще с тобой происходит? Я что, не человек? Ты думаешь, что мне от тебя что-то нужно?

Она вертела в руках красивую мягкую игрушку, мышонка в испанской шляпке и красном кафтанчике.

— Что за прелесть! — восхитилась Вера.

— Ты угадала, это мой тебе подарок, бери и помни. Однако, что мы собираемся делать? — спросила Ключарева.

— Да ничего особенного. Можешь подбросить меня в мою нору. А сама-то как будешь строить жизнь?

— Есть небольшой планчик, после расскажу, если хоть что-то выгорит.

Автомобиль Таня вела с особенной сосредоточенностью, всю дорогу молчала.

Вера пыталась рассмешить подругу, но та лишь загадочно улыбалась.

— Ты сейчас похожа на одну шофершу с эстонской границы. Там такие маленькие автобусики, они ходят по проселкам, собирая людей с грибами, поросятами и прочей живностью, и этими автобусиками управляют сосредоточенные женщины разбойничьей внешности, у них такие перчатки стильные, из которых торчат лишь кончики пальцев, они как бы перебирают невидимые клавиши, когда крутят баранку. Ты меня слышишь?

— Ага, — ответила Таня. — Крепче за шоферку держись, баран. Мне очень лестно это слышать. Я такая и есть. Быть может, истинное мое призвание водить такие автобусики, прочно сидя в эдаком седле и двигая пыльными бровями. Эх, задала ты мне задачку! — неожиданно завершила Ключарева.

Что Таня имела в виду, Вера уточнять не стала. Бывают слова, которым доступны многие смыслы сразу, но какого-то определенного значения эти фразы не имеют. Потому без определенных побуждений Вера попросила подругу остановиться за несколько кварталов от улицы Гончарова. Они деловито попрощались, и Танюшин «Ситроен» стремительно исчез в неизвестном направлении.

Вера была уверена на сто процентов, что подругу ждали, но кто и зачем, Таня, похоже, ни за что бы не сказала. Вероятно, она спешила на свидание. Слово «свидание» вызвало у Веры недоумение и тоску. Это было теперь слишком далеко от ее забот и тревог. «Москвичи, — думала она, — отчасти напоминают норвежцев, все-таки мы живем в северной стране, как-то раньше я не замечала этого. Медленная северная страна, в которой жить нужно обстоятельно, долго и без суеты». Так ли жила она сама, понять было трудно. Но похоже, что ответ готов был явиться в самом близком будущем.

Девушка зашла по дороге в несколько магазинов, купила продукты, долго рассматривала забавную мебель, заранее думая о том, какой подарок сделать родителям. То, что надо съездить в Высокий Городок, впервые за последний год не вызывало сомнений. Вера купила новый замок, выбрав совершенную, на ее взгляд, игрушку из огромного арсенала. Ее развеселили многочисленные несгораемые шкафы разных габаритов — от огромных до миниатюрных, в которых можно было бы хранить деньги и украшения, если бы она была по-настоящему состоятельной.

Когда Вера подходила к дому, из двора вывернул кремовый джип с затемненными стеклами, отчего он казался загадочным маленьким домиком на колесах. «Странно, — подумала Стрешнева, — у соседей машина была с простыми, прозрачными стеклами, да и жена хозяина джипа терпеть эти укромные стекла не может. Верно, это приезжал мой таинственный ночной визитер».

Про него-то девушка и вспомнила, когда вошла в совершенно разгромленную квартиру, беспомощно опустилась в кресло и заплакала. Все вещи были разбросаны, несколько цветочных горшков разбиты, на полу валялись ноты вперемешку с землей и цветочными лепестками. Вера позвала Штуку, но та не откликнулась. Заглянув во все углы, на кухню, в ванную и в туалет, Вера убедилась, что кошки нет, и похолодела. На старинной люстре висел кусок персидской парчи, из которой она так и не удосужилась сшить наряд. Девушка сняла ткань, взобравшись на стол и думая о том, что злоумышленник был высокого роста.

— Спокойно, — приказала она себе. — Ничего не трогать и позвонить участковому. Самое ужасное, что нет Штучки. Это для меня важнее всего. Не хватало еще, чтобы с ней что-нибудь случилось…

Стрешнева была уверена, что во всей этой зловещей акции таилось что-то нечеловеческое.

Она позвонила капитану Кравцову, который как будто ждал ее звонка. Сказал, что будет с минуты на минуту, и попросил ничего не трогать. Голос «шерифа», как Вера окрестила Павла Сергеевича, ее успокоил. Как бы там ни было, она все делает правильно.

Девушка причесалась перед зеркалом в ванной, в которую, как видно, учинившие разгром вовсе не заглядывали, и тут же в дверь позвонили.

Вера бросилась к двери, думая, что это ее «шериф». А увидела перед собой двух девчонок из соседнего подъезда и свою кошку, задумчиво глядящую на хозяйку.

— Она гуляла сама по себе, — сказала первая девочка.

— А это для нее нетипично, — добавила вторая.

— Киска сбежала от разбойников, — ответила Вера, улыбаясь.

Штука протянула в ее сторону лапу, как маленький медвежонок, и замурлыкала в черные усы.

В это время возник капитан.

— Кошку, как вещественное доказательство, тоже не трогать, — мрачно пошутил он. — Она, конечно, все видела, но рассказывать ничего не собирается. Хотя одна смешная семья, мои друзья, филологи из Тарту, очень ловко переводят на человеческий язык всяческие изречения их замечательного кота. Однако у него другая жизнь.

Между тем они вошли в квартиру, которую участковый окинул профессиональным взором.