Элоиза Джеймс - Ночь герцогини

К его величайшему удивлению, вместо того чтобы отступить назад, Коуп изящным поворотом рапиры умудрился отбить его удар, прежде чем оружие, вылетев из его руки, со звоном упало на пол.

– Неплохо! – Джем разразился хохотом.

Коуп, подняв с пола рапиру, выпрямился. Лицо у него раскраснелось, в глазах горело пламя.

– Вы ударили слишком сильно! – возмутился он.

– А я не собирался нянчиться с вами, – ухмыльнувшись, бросил Джем. – Когда-нибудь – когда вы повзрослеете – настанет день, и вам придется драться на дуэли. Следите внимательно, я сейчас повторю тот же удар. Когда будете парировать, старайтесь держать рапиру горизонтально, а не вертикально.

Коуп, закусив губу, отскочил. Джем с удовлетворением отметил, что в его облике не осталось ничего женственного.

– Хорошо! – крикнул он. – Следите за моим левым плечом. Когда у вас будет больше опыта, вы сможете с первого взгляда догадаться, как будет действовать противник. Вы должны сообразить, куда я намерен нанести удар, в тот самый момент, когда заметите, что оно напряглось. – Вслед за этим последовала стремительная атака.

На этот раз Коупу удалось удержать рапиру и не выронить на пол – хотя удар был такой силы, что рука его опустилась до самой земли.

– Проклятие, ну и слабак же вы! – проворчал Джем.

– Нехорошо так говорить, папа, – с упреком сказала Юджиния.

Опешив от неожиданности, Джем обернулся.

– Держись-ка ты лучше подальше, котенок. Вдруг мистер Коуп снова выронит рапиру.

– Ей вообще не следует быть здесь, – задыхаясь, пробормотал Коуп.

Джем прищурился.

– Я сам буду решать, что можно и чего нельзя, когда речь идет о моей дочери, – отрезал он.

– Не спорю. Но я не могу гарантировать, что снова не выроню рапиру – тем более что вы так увлеклись этим... уроком.

Ну, надо же! Кто бы мог подумать? Щуплый цыпленок вот-вот превратится в коршуна! Джем, пожав плечами, повернулся к Юджинии, но она опередила его.

– Я встану за шкафом, папа, – предложила она. – Оттуда мне все будет видно, и никакая рапира до меня не долетит. – Юджиния быстро спряталась за стеклянным шкафом.

Джем покрепче взял в руки рапиру.

– Мистер Коуп?

– И еще одно, – с мрачным видом проговорил Коуп. – У меня плечо онемело. Думаю, на сегодня с меня довольно.

– Тогда мы продолжим завтра. И послезавтра, – весело объявил Джем. – А через недельку-другую вы сами начнете атаковать, вот увидите! – Потом, обратив внимание, что мальчишка еле держит в руках рапиру, с сомнением в голосе добавил: – Возможно...

Коуп проследил за его взглядом. На скулах у него заходили желваки. Стиснув зубы, он угрожающе поднял рапиру.

– Еще раз. То же самое, – буркнул Джем. – Следите за моим левым плечом.

Но на этот раз все было по-другому. Последовал стремительный выпад, однако рапира Коупа, вместо того чтобы отлететь в сторону, со звоном столкнулась с рапирой Джема, скользнула по ней и... Будь он проклят, если мальчишка не пустил ему кровь!

– Дьявольщина! – рявкнул Джем, опустив рапиру. Коуп нарочито медленно опустил свою.

– Ах, какой я неловкий! – Подойдя, он разглядывал крохотное пятнышко крови, расплывающееся на белой рубахе Джема. – Наверное, нужно было подождать, пока ваш дворецкий принесет колпачки, – с деланным раскаянием заметил он.

Джем глухо зарычал.

А Коуп ухмылялся! Да, черт возьми, ухмылялся!

– Легкий поворот запястья – да-да, я сделал все в точности, как вы говорили, – елейным тоном проговорил он. Потом обернулся к Юджинии. – Может, нужно проводить вашего отца наверх? Или позвать на помощь лакея?

Юджиния уже хлопотала возле Джема.

– Думаю, с тобой все в порядке, папа, – успокаивала она. – Посмотри, кровь уже не идет. Но вы должны быть осторожнее, мистер Коуп. – Лицо ее стало серьезным. – Мой отец уже не так молод – в отличие от вас.

Чудесно... просто великолепно! Джем тут же почувствовал себя старой развалиной.

Он молча направился к двери. За ним вприпрыжку бежала Юджиния.

– Я пойду к себе наверх, папа! – крикнула она.

– Я загляну к тебе перед ужином, котенок! – крикнул он ей вслед.

– О, лорд Стрейндж, – за его спиной проговорил Коуп. – Если позволите... Дело в том, что меня попросили передать вам записку.

– Что?

Коуп молча протянул ему сложенный листок. Развернув его, Джем досадливо поморщился и махнул рукой, отгоняя исходивший от записки слабый аромат духов.

– Господи... Будь я проклят, да ведь это стихи! И подписи нет. Кто вам ее передал?

– Этого я не могу вам сказать.

Но глаза его смеялись. Джем едва не улыбнулся в ответ, но вовремя спохватился. Мысленно чертыхнувшись, он уткнулся в листок и пробежал глазами записку.

Ночной порой,

поет соловушка лесной,  

– прочитал он вслух.

Потом перевернул страницу.

– И все? Всего две строчки?

Джем едва не спросил Коупа, не он ли автор записки, но вовремя прикусил язык. Он?! Если ее действительно писал Коуп, он не желает иметь с этим ничего общего. Впрочем, нет... вряд ли Коуп приложил к этому руку. От записки пахло духами. А от Коупа исходил слабый, но приятный запах мыла.

Джем вдруг разозлился на себя – стыд, какой, он уже начал принюхиваться к мальчишке! Побагровев, он вихрем вылетел из комнаты, не сказав больше ни слова.

– Ну, как, вы уже успели насладиться зрелищем танцующих Граций? – полюбопытствовал Вилльерс. Откинувшись на высоко взбитые подушки, он сидел в постели, его некогда красивое лицо осунулось до неузнаваемости.

Гарриет осторожно подсела к нему.

– Нет, я разочарована – думала, что нас порадуют представлением во время завтрака, но, увы... Как вы себя чувствуете?

Герцог скривился.

– Этот Треглоун, доктор, которого подсунула мне Джемма, посоветовал остаться дома. И, как это ни грустно, вынужден признать, что чертов шотландец был прав. Но это не важно. Лучше скажите, удалось Стрейнджу сделать из вас «настоящего мужчину»?

– Знаете, по-моему, быть мужчиной на редкость утомительно, – с чувством заявила Гарриет. – У меня все тело болит, правая рука – после урока фехтования, нижняя... э-э... часть – после прогулки верхом, ну и все остальное – за компанию.

– М-да... не повезло. Похоже, Стрейндж принял мою просьбу слишком близко к сердцу. Не ожидал от него такого рвения. Будьте осторожны; готов пари держать, что сегодня вечером он попытается подсунуть вам девицу легкого поведения. Наверное, считает, что это часть обучения.

– Легко вам смеяться, – с упреком бросила Гарриет. И, напустив на себя высокомерный вид, добавила: – Впрочем, хотите – верьте, хотите – нет, а одна дама уже намекнула, что ей приятно мое общество!

– Вот даже как? А я тут валяюсь... О Господи... все бы отдал, чтобы иметь возможность выбраться из постели! Дайте мне слово, что не дадите ей от ворот поворот – хотя бы до тех пор, пока я не встану на ноги и не увижу своими глазами, как вы воркуете!

– Но я стараюсь не попадаться ей на глаза, – созналась Гарриет.

– Ну, боюсь, это будет не так-то просто, – ухмыльнулся Вилльерс. – Хотя в доме у Стрейнджа обычно бывает много народу, однако тут все друг друга знают. Кстати, не думал, что вы решитесь заглянуть ко мне.

Гарриет вскинула на него глаза.

– Почему?

– Ну, я бы не удивился, если бы вы возненавидели меня – Бог свидетель, я это заслужил. – Это было сказано без всякой горечи. Но Гарриет поняла, что он имеет в виду смерть ее мужа, который покончил с собой, проиграв герцогу партию в шахматы.

– Мне было бы гораздо легче возненавидеть вас, чем признаться себе в том, что Бенджамин сам предпочел уйти из жизни.

– Предпочел уйти из жизни? Странный выбор слов, когда речь идет о самоубийстве.

– А как бы вы это назвали? Герцог молчал.

У него и в самом деле удивительные глаза, подумала Гарриет, такие черные, что кажутся бездонными.

– Весь первый год я жутко злилась на Бенджамина – за то, что он не любил меня так, как я того заслуживала; за то, что так сильно любил шахматы, что, проиграв, предпочел расстаться с жизнью; за то, что был так глуп, чтобы наложить на себя руки.