Анастасия Эльберг - Ночь, когда она умерла

Дверь балкона была открыта настежь — когда-нибудь привычка Вивиана открывать окна и балконные двери сослужит ему плохую службу. Я не собиралась брать ценные вещи или деньги, но какой-нибудь воришка, заприметив с улицы открытую дверь, вполне мог бы этим воспользоваться. Хотя, если подумать, поживиться он мог разве что коллекционными книгами. Деньги и ценные бумаги Вивиан не хранил дома. Клиенты одного из самых уважаемых и надежных швейцарских банков такие глупости себе не позволяли.

Я отодвинула штору и вошла в комнату. Это была спальня. Я закрыла глаза, через несколько секунд снова открыла их, чтобы они быстрее привыкли к темноте, и в первое мгновение удивилась, заметив спавшую в кровати девушку. Она лежала на спине, положив одну руку под голову, а второй прижимая страницы книги. Длинные вьющиеся волосы разметались по подушке. Девушка ровно дышала и улыбалась во сне. Я смотрела на нее и пыталась понять, откуда она тут взялась.

Можно было подумать, что она домработница или экономка, но что она делает в хозяйской кровати? Тем более что домработницей и экономкой она не выглядела — на стуле лежало аккуратно сложенное вечернее платье, явно дорогое, рядом с платьем я увидела чулки, а на тумбочке возле кровати стоял флакон «Poison». Принимая во внимание все странности хозяина квартиры, было сложно предположить, что экономка разгуливает по дому в дорогом вечернем платье и чулках, да еще и пользуется французскими духами. Но его любовницей она мне тоже не показалась — Вивиан вряд ли просто так отдал бы ключи от своей квартиры практически чужой женщине. Они жили вместе? Это был самый далекий от истины и самый смешной из вариантов. Уж лучше было остановиться на экономке в чулках.

Девушка пошевелилась во сне, завернулась в покрывало и повернулась на бок. Я отвлеклась от размышлений и направилась к выходу из спальни. Кем бы она ни была, она спит, а, значит, она мне не помешает. Тем более что я и не собираюсь причинять ей вред. Пришла я сюда не за этим.

Проходя по коридору в направлении кабинета, который мне и был нужен, я не удержалась от соблазна заглянуть в ванную комнату. Она, как я и думала, оказалась большой и светлой. Я бы не удивилась, узнав, что Вивиан заплатил за нее несколько «лишних» тысяч долларов, купив при этом старую квартиру. Если он и мог себе в чем-то отказать, то не в большой ванной, обустроенной по последнему слову техники.

В кабинете я включила настольную лампу и огляделась. На письменном столе доктора Мори, где обычно царил бардак, сейчас был идеальный порядок. Впрочем, заметив очень удачно собранный букет из свежих цветов, я поняла, что порядок — это дело рук девушки. Все журналы лежали на месте, тетради с выписками аккуратной стопкой высились на одном из углов стола, карандаши были подточены, а в мусорной корзине вместе со стружками я заметила пустую капсулу из-под чернил: такими обычно заполняют паркеры.

Я в очередной раз оглядела кабинет и только сейчас поймала себя на мысли, что и понятия не имею, что ищу. Вероятно, я пришла зря, потому что он может носить амулет на себе, и даже сам об этом не подозревает. Но колец Вивиан не носил, браслетов — тоже. Единственным, что могло напоминать амулет, был этот медальон с лисой, но он функцию амулета выполнять не мог — серебро плохо хранит энергию подарившего его человека, особенно если это серебро плохого качества. Так что амулет должен было находиться здесь.

Я сделала круг по кабинету. На книжных полках не было ничего, кроме книг, и поэтому на них я сосредотачиваться не стала. Кресло и небольшой столик в углу, на котором лежала стопка книг с заложенными в них разноцветными закладками-наклейками, были первыми, возле которых я остановилась. На столике стояло зеркало в раме из светлого металла, явно ручной работы, коллекционное, сделанное на заказ. Я задумчиво тронула холодное стекло. Нет, не то. Странная зверушка с длинными ушами и долговязыми лапами, сшитая из вельвета и кожи, сидела на одном из подлокотников кресла. Тоже не то. Китайские колокольчики, которые висели на окне и мелодично позвякивали, улавливая легкое дуновение ветра. Большой старинный канделябр, стоявший в углу. Не то.

Я вернулась к столу и стала изучать стоявшие на нем вещи. Это должна быть женщина, причем такая женщина, с которой его связывало нечто большее, чем просто постель. Первым делом я подумала про его сводную сестру Рэне, но быстро списала ее со счетов — просто первая любовь, та самая, которая вроде и уже не детская, но еще не взрослая, и люди сами не понимают, чего хотят, хотя наивно полагают, что это серьезные чувства. Тем более что Вивиан и Рэне сохраняли близкие отношения, регулярно переписывались и говорили по телефону. Он даже подарил ей «скромный» подарок по случаю ее свадьбы — бриллиантовое кольцо. Потом я подумала об Афродите Вайс, но эту версию даже не стала проверять — это было бы лишним.

Об истории с Беатрис Фабре я сначала и не задумывалась, но потом решила, что стоит уделить ей внимание. Я даже поехала во Францию для того, чтобы побывать на могиле. Почему-то ее похоронили на территории монастыря, что было странно, если задуматься об обстоятельствах ее смерти. На могиле я увидела небольшую плиту с указанием полного имени и дат жизни и смерти (несчастной девочке было всего лишь двадцать два, когда она покончила с собой), а рядом — скульптуру из белоснежного камня. На скульптуре была изображена молодая девушка, склонившаяся над могилой и сложившая ладони в молитвенном жесте — казалось, что она оплакивает Беатрис.

Могила была ухоженной, тут лежали свежие цветы, но, наверное, приходили сюда исключительно монахини из монастыря. Я узнала, что у Беатрис не было родственников — ее мать умерла от пневмонии, когда ей было семнадцать, а отец годом позже скончался от заболевания, связанного с заражением крови. До того, как познакомиться с Вивианом, она жила одна и работала танцовщицей в ночном клубе. Там она работала до того дня, когда он, вернувшись домой, нашел ее мертвой.

Доктор Мори не появился на похоронах Беатрис. Более того — после того случая он ни разу не был во Франции, хотя каждое лето бывал как минимум в четырех европейских странах. Что произошло в ту ночь? Он мог ей помочь, но по какой-то причине не сделал этого? И самый главный вопрос — по какой причине она покончила с собой? Она не оставила предсмертной записки, и, значит, ее намерение совершить самоубийство было серьезным и обдуманным — люди, которые пишут предсмертные записки, просто тянут время. Было бы довольно смело предполагать, что она покончила с собой из-за Вивиана — в конце-то концов, она была психически ненормальна, а это уже говорит о многом. Но на Беатрис Фабре список женщин, сыгравших в его жизни важную роль, заканчивался. И она была самой подходящей кандидатурой.

Я размышляла, изучая стоявшую на одном из углов стола курильницу — на ней восседала каменная эротическая богиня, обнаженная женщина с длинными развевающимися волосами и двумя парами рук. Сейчас курильница была холодной, но, наверное, эротическая богиня выглядела впечатляюще, обрамленная тонкими ароматными струйками дыма благовоний. Это должна быть какая-то вещь, которую он привез с собой из Франции, думала я. Вещь, которая принадлежала Беатрис, или была сделана ее руками, или была куплена, а потом подарена ему. Я внимательно изучила короткую историю ее жизни, и знала, что она не занималась никакими духовными практиками, будь то магия, карты Таро или руны. Она была существом не от мира сего, жила в своей собственной Вселенной, и с человеческой жизнью в психологическом плане не имела практически ничего общего. Наверное, ее чувства к Вивиану в какой-то мере были частью этого выдуманного мира, и он это понимал. Но разве мы задумываемся об этом, когда кого-то любим?

Взгляд мой остановился на фотографиях. Их было несколько, но мое внимание приковал один снимок. На первый взгляд, ничего необычного: фотограф запечатлел Вивиана с бокалом вина на фоне камина. Любительская обработка, удачный ракурс и плохо поставленный свет. Я взяла фотографию в руки и поняла, что поиски мои увенчались успехом. Но что может связывать снимок, амулет и Беатрис? Я вглядывалась в фотографию, даже достала ее из рамки, убедилась, что на оборотной стороне нет записей. Тем не менее, простенький снимок заключал в себе огромный запас положительной энергии. Настолько огромный, что почти разрушительный. Эта мысль не дала мне поддаться порыву и разорвать фотографию — выход должен был быть другим. Я задумчиво погладила снимок, и вернула было его на стол, но тут за моей спиной раздался дикий вопль, от которого у любого сердце ушло бы в пятки.