В принципе, единственным человеком, который знал обо всем случившемся, был сам Джо.

Именно поэтому Камилле пришлось особенно тяжко в те времена. Она никому не могла излить душу, рассказать о наболевшем, поплакаться, в конце концов… Не могла же она ждать поддержки от злейшего врага.

Джо открыл дверь и вошел в ее квартиру.

Камилле ничего не оставалось, как последовать за ним.

— У тебя очень мило. Мало места, но очень уютно.

Квартирка и впрямь была очень маленькой. В нее вмещались только кровать, шкаф, кресло и небольшой комод. В отделке доминировали желтый и бежевый тона, старательно подобранные Камиллой. Благодаря этому комнатка казалась светлее и просторнее, насколько это было возможно. К тому же в окно часто попадали веселые солнечные лучи, которым, увы, почти никогда не удавалось поднять настроение одинокой хозяйке этого уютного гнездышка.

— Спасибо. — Камилла не сразу отреагировала на его комплимент. Она думала о том, как бы теперь заставить Джо поскорее уйти.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы переодеться? Я приглашаю тебя на ужин. Поищем какое-нибудь место, где вкусно кормят.

— А что, в таком виде я с тобой пойти не могу? Слишком просто для тебя, да? — Она не могла не съязвить по этому поводу.

— Меня все устраивает, идем. — Он взял ее за руку, и по телу Камиллы пробежали мурашки. Она боялась его прикосновений как огня.

— Я не говорила, что иду с тобой. — Камилла мгновенно отдернула руку.

— Хочешь угостить меня ужином собственного приготовления? — Он добродушно улыбнулся. — Уже сто лет прошло с тех пор, как я ел твою стряпню. Но я не забыл, что ты превосходно готовишь. Я бы с удовольствием съел все, что бы ты мне ни предложила.

— А я бы с удовольствием закрыла за тобой дверь! — Камилла была просто вне себя от злости. Каков наглец! Чувствует себя здесь как дома.

Раньше он не был таким бесцеремонным. Или, может быть, ей это только казалось?

Может, это любовь так затмевала ей глаза? В любом случае, она не собирается больше терпеть его присутствие в своей квартире.

— Ты ведь уже убедился, что меня здесь не поджидала группа захвата. Можешь идти и спокойно ложиться спать. Если это ускорит твое отбытие, я даже пообещаю тебе, что никому не буду открывать дверь.

— Мне кажется, ты только делаешь вид, что ничего не понимаешь. — Джо нахмурился и скрестил руки на груди.

— Что ты имеешь в виду? — Она прилагала все усилия, чтобы не встречаться с ним взглядом. В ближайшие минут пять-десять он точно не уйдет отсюда.

С каждой секундой квартирка Камиллы казалась ей все меньше и меньше, и вместе с этим, соответственно, уменьшалось расстояние между ними.

— Пока не закончится аукцион, ты ни на секунду не останешься одна. Твоя безопасность под угрозой. И поскольку ты слишком небрежно относишься к своей персоне, кто-то непременно должен позаботиться о тебе. Я возьму эту почетную обязанность на себя. Обещаю быть верным телохранителем.

— Что ты сказал? Верным? Да откуда тебе известно это слово? Верным, ха! Возможно, тебе и удается навязывать людям свое мнение, но только не сейчас. «Верность» — это последнее слово, которым я могла бы характеризовать тебя.

— Я никогда не предавал тебя!

— Еще раз повторяю — нет! — Камилла сделала вид, что не слышала его последних слов.

— Что «нет», сладкая моя? — Джо приблизился к ней на один шаг и нежно погладил ее по щеке.

— Ты не останешься здесь. — Голос девушки дрогнул в тот момент, когда он коснулся ее щеки. Она чувствовала себя кроликом, которого гипнотизирует удав. Камилла не могла даже шевельнуться, одновременно осознавая, что ни в коем случае не должна ему позволять дотрагиваться до себя.

— Я дал слово твоему отцу и собираюсь сдержать его.

— Но мне не нужен телохранитель!

— Синьор Франзони убежден в обратном.

— С каких это пор он начал вмешиваться в мою жизнь? Я давно принимаю решения сама и, как видишь, еще жива и здорова.

— Да, это верно. Ты совсем не такая, как твоя сестра. Ты с детства стремилась к самостоятельности. Независимость — прежде всего, так ведь? Но все же ты не должна позволять своему отцу переживать за тебя.

— Он делает это с самого момента моего рождения.

— А он говорил тебе, что недавно попал в больницу с сердечным приступом?

— Нет… Я слышу об этом впервые. — Камилла сказала это шепотом. Сама того не осознавая, она начала размышлять вслух. — Но почему никто не сообщил мне? Я должна была узнать одной из первых! Почему Тереза, его жена, сразу же не позвонила мне? Мы ведь живем не в каменном веке, стоило только набрать несколько цифр телефонного номера!

— Возможно, они просто решили не волновать тебя.

— Они обязаны были мне позвонить! — Камилла вдруг поняла, что она просто аутсайдер в своей семье. Они переживают вместе все печали и радости, она же — лишь изредка навещает их или говорит по телефону…

Неожиданно в ее памяти всплыл эпизод из детства. Пятнадцать лет назад. Новый год. Ей тогда было десять…

Все дети пансионата, где они учились и жили, готовились поехать домой. Ребята мастерили разные подарки для родных и близких. Мамам решили подарить шкатулки для украшений.

Для этого мальчики сколотили коробочки из тоненьких дощечек, а девочки должны были придать им нарядный вид при помощи красок и ленточек. Трудились охотно и подарки получились просто отличными. Но шкатулка Камиллы была самой красивой, и все это признали.

Перед началом новогоднего бала воспитатели выдали всем девочкам золотистые блестки для того, чтобы они могли себя украсить. Камилла же приклеила свои не на лицо, как остальные, а украсила ими шкатулку для мамы.

Ее мама была такой красивой и заслуживала самого лучшего…

Но когда до Рождества оставалось два дня и в пансионате почти никого не осталось, мама приехала и сказала, что забрать дочь на праздники не сможет. Она подарила ей куклу, начатый флакон духов и, даже не извинившись перед девочкой, направилась к выходу. Камилла догнала ее и вручила свой новогодний подарок.

Глория небрежно чмокнула дочь в лоб, села в машину и уехала.

Рождественскую ночь Камилла провела в доме своей воспитательницы: та, видя, как горько девочка плачет по ночам, взяла ее к себе. Было по-домашнему тепло и уютно, но девочка не могла веселиться со всеми, чувствуя себя чужой.

Воспитательница, видя, что Камилла загрустила, разрешила ей позвонить и поздравить папу.

Когда девочка набрала номер, трубку взяла Мария. Она сразу начала без остановки рассказывать о том, сколько подарков ей принес Санта-Клаус, какая у нее красивая елка, нарядное платье и много гостей… Камилла положила трубку и разрыдалась. Ей так и не удалось поговорить с отцом, да уже и не хотелось… Ведь у него была своя семья, и незачем было его отвлекать.

Кстати, ту шкатулку для драгоценностей, которую Камилла подарила маме, она через год обнаружила в багажнике ее машины. Глория даже не распаковала праздничную обертку и не увидела, как красиво дочь украсила подарок, сэкономив блестки на рождественском балу…

— Теперь ты знаешь. Надеюсь, не собираешься увеличить его шансы снова попасть в больницу с тем же диагнозом? — Джо прервал ее воспоминания.

Камилла вздрогнула, возвращаясь в реальность. Она только сейчас поняла, что отец выглядел не очень хорошо и вел себя не так, как обычно, когда она навещала его в последний раз: редко вставал из своего любимого кресла и очень мало ел. — Несмотря на то, что они с папой были не так уж и близки, Камилла очень любила его.

Это был единственный человек, который хоть иногда говорил ей, что она ему нужна, и проявлял о ней заботу.

— Конечно же нет.

— Тогда я остаюсь. — Он уселся прямо на ковер.

— Знаешь, что? Если папа так беспокоится о моей безопасности, я согласна на телохранителя.

Но только в том случае, если это будешь не ты!

— Я не могу передать тебя кому-то другому.

— Это ты так пошутил, да? Даже и не пытайся убедить меня, что и вправду беспокоишься обо мне.

— Может, хватит, Камилла? Пора бы уже остановиться.

Этот самоуверенный тип просто вывел ее сегодня из себя. Предлагает остановиться. Да даже если бы она захотела, это вряд ли получилось бы. Слишком много боли он ей причинил в свое время. И слишком много слов ей так и не удалось ему тогда сказать. Теперь, когда он рядом, все эти слова готовы потоком обрушиться на его самонадеянную голову, и сдержать этот поток очень трудно…